Путешествие Одиссея (СИ) - "tapatunya"

tapatunya

Путешествие Одиссея

* * *

«Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос — мирный покинула сон Алкиноева сила святая; встал и божественный муж Одиссей, городов сокрушитель…»

Одиссей, кряхтя, выбрался из «Одиссеи». Снаружи занимался рассвет.

История знала примеры, когда корабли называли в честь сыновей, но чтобы сыновей — в честь ржавой посудины?

Консервная банка со вмятинами от многочисленных столкновений — у папаши был тот еще нрав. Впрочем, нужно было быть благодарным и за это. Во время суда корабль разрешили оставить в качестве высочайшей лояльности правосудия. Подарок отца во время краткосрочной вспышки раскаяния, о котором тот пожалел сразу, как протрезвел наутро. И забрал бы обратно, да совести все-таки не хватило.

Помнится, 12-летний Одиссей тогда рьяно доказывал, что не представляет опасности для всего человечества, а только для одного конкретного его представителя, которого он и прихлопнул, за что вселенная, в общем-то, должна быть ему благодарна.

Благодарность от вселенной выражалась в пожизненной каторге на одной из крошечных заправочных станций, расположенной где-то в самой заднице всех миров.

В принципе, могло быть хуже.

К качестве смягчающих обстоятельств приняли юный возраст убийцы и то, что его адвокат характеризовал как признаки самообороны.

Признаки, мать его.

Одиссей был склонен винить во всем нерадивого папашу: нечего называть ребенка как попало. Имя в конечном итоге всегда определяет судьбу.

Его судьба явно тяготела к иронии и сарказму. Вместо захватывающих дух приключений и путешествий — крохотная искусственно созданная планетка где-то в открытом космосе, которую от края до края можно пройти за три часа и двадцать три минуты.

Рассветы, тем не менее, здесь были красивые. Голубенькие такие, с оранжевыми прожилками.

На планете Земля, помнится, они выглядели иначе.

Одиссей ускорил шаг, его смена начиналась через четыре минуты, а Плюшевый Нокс ужас как не любил опоздания.

Как будто этому зануде было куда спешить.Всего их было пятеро.Мегера, тоже с Земли. Непреднамеренное убийство. Три, на самом деле. Милая, в общем-то, старушка, если не вглядываться слишком пристально в её выцветшие глаза.

Плюшевый Нокс, откуда-то с Западных окраин, существо неопределенного возраста и, возможно, пола. Безобидный зануда, обожавший точность и размеренность в самых незначительных мелочах. Экономические махинации в межгалактических масштабах.

Новенькая Нуналуна, неприлично красивая девица, прибывшая к ним из самой столицы. Фешн-стайл, миллиарды фоток в соцсестях, звезда их станции НЗ-115-Р. Организация взрыва в торговом центре, семнадцать пострадавших, четверо погибших.

Новенькой Нуналуна была уже пятый год, после того как сменила умершего от старости и скуки Брадобрея, маньяка.

Нелюдимый Раф, чернобровый, черноглазый, с матово-серым оттенком кожи. И это все, что о нем было известно. Рыбалка и годы молчания.

И он, Одиссей, отбывающий наказание уже двадцать лет.

Впереди было еще много одинаковых дней, неотличимых друг от друга.Перепрыгнув через чахлую клумбу, в которую Мегера безуспешно пыталась вдохнуть жизнь, Одиссей миновал терминалы посадки, все три. Те, кто строил эту заправку, очевидно, были оптимистами. Ни разу на памяти Одиссея сюда не прибывало три корабля одновременно.Толкнув дверь в диспетчерскую, Одиссей закричал:

— Нокс, Нокс, я пришел с первыми лучами солнца! Эос, мать её, встала! С перстами своими!

Нокс в свое время ужасно поразился всей этой истории с Эос и долго ходил за Одиссеем, выспрашивая подробности. А потом две недели подряд читал «Илиаду» и его взгляд становился светлее.

А все папаша с его причудами по поводу имени.

Ответом Одиссею было только эхо.

Заснул дежурный там, что ли.

— Нооооокс! — завопил Одиссей, хотя никакой необходимости в этом крике не было. Это он так просто, чтобы проснуться. — Нокс… черт.

Споткнувшись о что-то мягкое, Одиссей больно упал на колени и недоуменно моргнул. Ладонь впечаталась в какую-то желтовато-бурую вязкую жидкость.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Такая текла из Нокса, когда он полтора года назад порезался при монтаже нового оборудования.

Оглянувшись, Одиссей так и остался стоять на коленях, испуганно ощущая, как нарастает гул в голове.

Плюшевый Нокс лежал в луже собственной крови, и его живот был распорот сверху донизу. Покрытые нежным ворсом руки широко раскинуты, на лице застыло изумление.

— Ноксик, — бессмысленно позвал его Одиссей, и его голос прозвучал жалобно и тонко.Убийство на заправочной станции НЗ-115-Р было невозможно, потому что невозможно никогда. Корректирующие поведение браслеты, легкие и почти незаметные, в свое время произвели настоящую революцию в системе исполнения наказаний. Тюрьмы в классическом понимании этого слова были заменены на каторги, бессмысленное пребывание в камерах — на социально полезные работы, а профессия тюремщиков ушла в прошлое.Браслеты не позволяли заключенным три вещи:

— проявлять агрессию по отношению к живым разумным существам,

— проявлять агрессию по отношению к самим себе,

— покидать заданный периметр.

Ну и, конечно, от обманчиво-легких браслетов невозможно было избавиться. Настройка на пульс и все остальное.

О том, что каторжники становились беззащитными перед обычными, свободными людьми, система не слишком беспокоилась. До Одиссея доходили слухи, что время от времени на такие одинокие станции совершаются нападения, но это случалось довольно редко. Убийства заключенных преследовалось по закону так же строго, как и любые другие, а брать у них было все равно нечего. Разве что дешевое топливо, которое они и так бы отдали без всякого сопротивления.

Встав на ноги, Одиссей огляделся по сторонам, и его взгляд упал на забытое вязание Мегеры, уютным шарфиковым котиком свернувшимся в кресле у окна. Взяв в руки длинные спицы, Одиссей зажмурился и попытался с размаху воткнуть их в раскрытую ладонь. Спицы скользнули по касательной, а в голове вспыхнула резкая, ослепительная боль.

Браслеты работали. Не было ни малейшей надежды покинуть эту станцию по-английски.

Чтобы там ни считал Нокс, любивший порассуждать о том, что на самом деле они все не свободны только в рамках своего самосознания. Что всего-то и нужно, как чуть-чуть поменять мышление.

Поменял он теперь мышление? Получилось у него?

Одиссей приложил запястье к губам, активировал браслет и сказал уныло:

— Станция НЗ-115-Р, прием. У нас тут убийство.

— Дайте картинку и геоточку, — бесстрастно велел ему механический голос.

Камеры не работали уже второй год, и всем было посрать на это обстоятельство.

Вероятно, теперь, когда начнутся проверки, этот пофигизм выйдет кому-нибудь боком.

— Ничего не трогайте, сэр. Следственная бригада уже в пути.

Одиссей и не собирался.

Он вышел из дежурки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Уселся на крылечке, смутно сожалея, что рассвет сменился некрасивым днем.

Днем, в котором больше не было Нокса. Одиссей сглотнул тошнотворный комок в горле.

Он помнил следственную бригаду, которая прибыла на место его преступления.

Толстый, воняющий луком дознаватель и несколько агентов. Одна из них, девчонка, отдала Одиссею свой уже остывший, но зато сладкий кофе.

Человек семь, не меньше, собирали улики вокруг остывающего трупа того мерзавца.

Тогда Одиссей тоже сообщил об убийстве сам.

Он всегда был очень законопослушным.

Через какое-то время со стороны крошечного озера появилась Нуналуна, которая наверняка ловила рассвет, чтобы сделать побольше красивых селфи. Её идеальная фигура казалась слегка размытой на фоне ржавой короткой травы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Твоя смена, Одди? — спросила она так, будто бы они тут не знали расписание друг друга наизусть. — Давай махнемся. Я отсижу восемь часов в дежурке, а ты после обеда отдраишь третий терминал.