Операция «Сближение» - Герчо Атанасов

Герчо Атанасов

Операция «Сближение»

Досев выпустил из ноздрей сигаретный дым, пристально наблюдая за своим подчиненным. Станчев, изложивший обстоятельства дела, с угнетенным видом ожидал суда начальства.

– Коля, – сказал полковник, – что-то здесь не так. Даже если это несчастный случай, след все равно должен быть. Эта Кушева из тех пташек, вокруг которых непременно кружит ястреб. Давно они знакомы с тренером? Как там его…

– Бадемов[1].

– Фамилия совсем как у опереточного злодея…

– Бадемов познакомился с ней недавно, ничего существенного он не знает.

– Ты уверен?

– Проверял его по нескольким каналам.

– А если он замешан, это „ничего", может статься, обернется „кое-чем", как ты считаешь?

– У Бадемова железное алиби – загранкомандировка. Когда он узнал о Кушевой, даже глаза выпучил. Кроме того, окружение, поведение до и после происшествия… Нет, мало вероятно…

– Тогда кто-нибудь другой, кого мы не подозреваем. Тайный дружок, а может, наоборот – сослуживец или родственник.

– Нет у нее родственников – единственный ребенок в семье. Сама из провинции, никаких дел, неприятностей, конфликтов. С коллегами поддерживала корректные, вежливые отношения.

– А с начальством?

– Пользовалась доверием, семь заграничных командировок, из них четыре – на Запад.

Досев перелистал доклад, одно место заложил закладкой.

– Ты согласен с тем, что Кушева была в машине не одна?

Станчев кивнул.

– Этот неизвестный… а возможно, неизвестная… Короче, этот „икс" – тертый калач, не оставил никаких видимых следов. – Досев подался вперед, и стул под ним затрещал. – Ну-ка пораскинем мозгами: кто мог оказаться в машине Кушевой в это время и в этом месте?

– Я уже прикидывал, Тодор. Если исключить тренера, остается два варианта: новый любовник, коллега или другой мужчина, быть может, кто-нибудь из начальства – это одно, а второе – просто деловая встреча. Пока я исключаю начальство и коллег по работе – поводов никаких.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну там, интимные влечения, интересы, расчет. В управлении с Кушевой считались, она вела себя независимо.

– Интересы, расчет… А ты не допускаешь, что именно здесь собака зарыта, особенно если учесть загранкомандировки?

– Я проверил всех, с кем она была в поездках, беседовал с ними. У меня нет никаких оснований их подозревать, к тому же они ничего странного не замечали.

– И ты считаешь, что этого достаточно?

– На данный момент – да. Впрочем, лишь на данный момент.

Эх, Коля, Коля, промолвил про себя, поморщившись, Досев, вслух же сказал:

– Говоришь, держалась независимо. При ее происхождении это интересно.

– Хочешь сказать, что это была поза?

– Может быть, и не только – к примеру, ширма.

– Ширма для чего? – не понял следователь.

– Именно для такого рода связей – скажем, с каким-нибудь начальством. Женщина – прирожденный актер, так-то, брат. Подцепит мужика с положением и изображает принципиальность и недоступность. Защитный рефлекс. А чувства порой переплетаются с интересами, не так ли?

– Согласен.

– И чем хитрее женщина и умнее любовник, тем больше они стараются подчеркнуть в своих взаимоотношениях эту принципиальность. Примеров тому – хоть отбавляй.

– Часто встречается и обратное, – заметил Станчев. Он чуть не проговорился о седовласом мужчине в темных очках, с которым Кушева, по всей вероятности, покупала картину в одном частном ателье, но все же сдержался: пока что эта версия непроработана. – Видишь ли, у нее было три непосредственных начальника. Я наблюдал за ними, расспрашивал, насколько это было возможно. Реагируют спокойно.

– А что заместитель… этот Балчев?

– Этот разведенный?

– Ты же сам говорил, что он любитель поволочиться за юбкой.

– Балчев зарвался…

Станчев тихо произнес одно имя, и Досев озадаченно поднял брови.

– И где они встречаются?

– В его квартирке, там есть укромный вход со двора.

– С каких же это пор?

– Создается впечатление, что его пассия сгорает от страсти, иначе не стала бы рисковать.

– Да-а-а… Разлюбезный „зам" и впрямь зарвался… Слушай, а если об этой интрижке пронюхала Кушева, намекнула, что может подняться шум, и дело дошло до объяснений и угроз?

– Насколько мне известно, Балчев, по натуре, ловелас. Такие не посягают на жизнь других, скорее сами становятся жертвами. Не вижу оснований решиться на такое.

– А желание сохранить в тайне связь, которой он так дорожит, раз идет на подобный риск?!

– Рискует его партнерша, а не он сам.

– И он, и он – ты это прекрасно знаешь.

– Нет, – решительно возразил Станчев, – это не то, поверь моему опыту.

Досев налил кофе из термоса.

– Опыт может и подвести, Коля. Балчева выпотрошишь основательно, это раз. Во-вторых, займешься остальными – Комитовым и этим, доходягой. Эта история не сводится к обычному флирту, поверь мне на слово. Тут замешаны крупные суммы, а может, и нечто большее… Кстати, как у Кушевой с благосостоянием?

– Квартира в центре, машина, пара картин, стерео-установка, цветной телевизор, бытовая техника – не предел мечтаний, но и не бедно.

– Аппаратура импортная?

Станчев кивнул.

– И картины, говоришь. Ценные?

– Не пустяк, – Станчеву снова вспомнился седой мужчина.

– А командировки?

– Все вроде в норме. Кушева – эксперт по медикаментам, сделками не занималась.

– Но выступала в роли консультанта?

– Выступала.

– Значит, зарубежные командировки, – Досев почесал за ухом. – Такой уж ценный специалист – эта Кушева?

– Изучала фармакологию.

– Языки?

– Немецкий, английский.

– Где учила?

– Немецкий в институте, английский на интенсивных курсах.

– Да-а-а, красивая молодая женщина, тщеславная, спец в фармакологии, языки, собственное гнездышко, картины, своя машина, на которой она сиганула в овраг, – классика… – Досев встал и принялся раскачиваться, как медведь перед пчелиным ульем. – Тут что-то не так, брат, чего-то не хватает… У этой Кушевой был доступ к секретным документам?

– Нет, но ей было известно о некоторых наших производствах.

– Точнее?

Станчев подал справку.

– Не могу сориентироваться, – сказал Досев, просмотрев ее. – Есть среди них секретные?

– По словам знающих людей, нет.

– Были ли у нее какие-либо личные связи в лабораториях и на заводах?

– На заводах она появлялась редко, а вот в лабораториях есть знакомые.

– Характер и уровень знакомств?

– С лаборантами.

– А в секретных отделениях?

– Там у нее были соученицы, я их расспрашивал.

– И что же?

– Случайные встречи, разговоры на общие темы, интерес к их работе не проявляла.

– Странно.

– И вправду немного странно.

Досев развел руками.

– Наконец-то и тебе что-то показалось подозрительным!

– Причем тут подозрение, – следователь почувствовал себя уязвленным. – Скорее всего Кушева не была таким уж спецом, каким ее считали.

– А если она умышленно не выпячивала своих знаний?

– Сомневаюсь. Она никогда не работала ни на предприятиях, ни в лабораториях. Из института сразу попала в аптеку, оттуда – в торговлю.

– Использовала связи?

– Похоже, что так.

– Это очень важно, Коля! Кто ее протолкнул во внешнюю торговлю? Это узелок. Можешь его развязать?

– Осталось выяснить кое-какие подробности, – промямлил Станчев.

– Второй пробел.

– Почему второй?

– Балчев – раз, выездные дела Кушевой – два.

– Насчет Балчева позволь не согласиться.

Досев посмотрел на циферблат своих электронных часов, бросил взгляд на свою старенькую „симу" и Станчев.

– Спорить не будем, тем более, что спор – прерогатива начальства, так ведь? – пошутил Досев. – Кое-что сделано, но время не терпит. Так что давай, жми на всю катушку, можешь востребовать подмогу, но эти два узелка ты мне развяжи. Ясно?

Станчев кивнул.

– Уясни себе, в тот вечер в машине был еще один человек – как минимум. Из окружения Кушевой. Признаю, он хитер, пальчиков нигде не оставил, но он там был. И по его вине машина полетела под откос. В отличие от тебя я в этом почти уверен.

– Пока я воздержусь от категорических утверждений.

– Я тоже, Коля.

Досев поднялся, тем самым давая знак, что беседа окончена. Встал и Станчев – худенький, побледневший, странно подвертывающий левую ногу – с давних пор следователь хромал.

– Этот браслет, – промолвил он, – почему-то не выходит у меня из головы.

– Авось, он еще поведает нам что-то ценное, – подвел черту Досев.

Придя домой, Никола Станчев почувствовал знакомую боль в лодыжке – в двух из учреждений, которые ему пришлось посетить, не работали лифты, а потом ему пришлось выстоять длинную очередь за овощами. Сейчас состряпаем горнооряховскую лютеницу[2] – хрустящая мякоть перца, помидоры, лавровый лист, две дольки чеснока и, наконец, щепотка красного перца и пучок свежей петрушки – пальчики оближешь, прикидывал он, поднимаясь по лестнице. Станчев жил на втором этаже, в двухкомнатной квартире. Дом был послевоенный, добротной кладки, с толстыми стенами и массивными оконными рамами. Окна комнат выходили во внутренний дворик, одну он переоборудовал в кабинет, там и разместил библиотеку – книжный шкаф занимал всю стену. После смерти жены он перебрался в эту комнату, а в спальне осталась дочь – студентка экономического института.