Исторические колокола - Михаил Пыляев

Глава I  

«Колокол – это голос церкви,

зовущий издалека и посылающий

равномерный привет дворцу и лачуге»

Начало употребления колоколов приписывается египтянам; по словам историков, колокола будто бы употреблялись при священнодействиях в праздники Озириса. Грекам также были известны колокола: у афинян при храмах Прозерпины существовали колокола с тою же целию, как у нас, – ими народ призывался к богослужению. Тибул Страбон и Полибий, жившие за двести лет до Р.Х., говорят о колоколах, а позднее Иосиф Флавий подробно описывает их в своих еврейских антиквариях. В Китае и Японии древность некоторых колоколов нисколько не уступает древности Рима, Греции и даже Иудеи и Египта.

Слово колокол, по догадкам некоторых ученых имеет корень с греческаго «калакун», означающее клепало или било. Первые колокола при церквах на Западе введены в употребление в конце VII века. Литьё первых колоколов приписывают Павлину, епископу Нольскому, что в Кампаньи; думают, что от этого и произошло латинское их название campana и nola.

При христианских храмах колокола, надо полагать, вошли в употребление на Западе не раньше конца VII или начале VII века; существует предание, что когда в 650 году войска Клотария осадили Орлеан, то орлеанский епископ Луп велел звонить в соборный колокол при церкви св. Стефана: осаждавшие, испугавшись этого звона, приняли его за голос ангела и поспешно сняли осаду города. На Востоке, колокола употреблялись весьма редко; при взятии Константинополя турками колокола были уничтожены и сохранились только в немногих местах Сирии и Палестины. Турки запрещали колокола под тем предлогом, что будто бы звук их возмущает покой душ, витающих в воздухе.

Колокола, как у древних, так и у христианских народов, употреблялись в разных случаях: звон их призывал народ в храмы, извещал о времени, возвещал о начале действий военных и выступлении войск в поход. В некоторых местах звонили в колокола, – когда вели на казнь преступников, случался пожар в городе, или смерть царя, епископа и даже частнаго лица. В небольших городах и монастырях, как уже мы заметили, колокола заменялись клепалами, билами, или просто досками, как например, в Греции, где их называли «симандрами»; это были просто деревянные и железныя полосы, в которыя били палками или колотушками, подобныя доски находились в XII и XIV веках в новгородских и псковских церквах – они и теперь ещё употребляются на Алтае и в Сибири в старообрядческих скитах.

В слободе «Плотной», составляющей одно из предместий нынешняго города Пронск, на колокольне тамошней приходской церкви, хранится такое древнее било, по преданию, заменявшее некогда, в старину «вечевой колокол». По рассказам старожилов, это «било» неизвестно для чего неоднократно переносили из Пронска, верст за пять, в село Ельшину, но било опять уходило на старое место в Пронск. Предание говорит, что оно принадлежало женскому монастырю, ныне уничтоженному, бывшему на том самом месте, где теперь сооружена приходская церковь, сохранившая еще доселе чудное било. У этой церкви похоронены многия княжны и княгини Пронския. Било это положено «кладью» в церковь с тем, чтобы оно принадлежало вечно одной и той же церкви. И, по народному поверью, никакою силою невозможно присвоить била с того места, которому оно завещано.

О колоколах новгородских упоминается с XII века, как это видно из повествования о приходе в Новгород литовскаго князя Всеслава Брячеславича, снявшаго с Софийской колокольни колокола в 1066 году, и из жития преподобнаго Антония Римлянина, приплывшаго в 1106 году во время утрени к Новгороду и слышавшаго в нем великий звон[1]. Но колокола эти, вероятно, были другого устройства и едва ли сохранились до нас, хотя и признается преданием в Антониевом монастыре один небольшой колокол за колокол преподобнаго Антония Римлянина († 1147).

О Новгородской Филипповой церкви[2], по случаю слития перваго колокола в 70 пудов в 1558 году, сказано: «и не бысть колокола большого и никакова и от создания церквей каменных св. апостола Филиппа и великаго чудотворца Николы 175 лет, а было железное клепало». Также в церковной описи Зверина монастыря за 1682 год показана в числе клепал «доска железная». Впрочем, до XVII  века еще упоминается о колоколах вечевых и корсунских[3], а с XIV и XV века о нынешних колоколах церковных. Первый из этих колоколов, как известно по летописям, слит в 1342 году к Софийскому собору московским мастером Борисом, по приказанию архиепископа Василия, а в XV веке при архиепископе Евфимии были литы колокола не только церковные, но и часовые.

Что касается XVI и XVII веков, то от этого времени осталось не мало колоколов и даже с надписями русскими и иностранными, указывающими на русских и западных колокольных мастеров.

Колокола обыкновенно отливаются из так называемой колокольной меди, состоящей из сплава 78 процентов чистой меди и 22 процентов олова. Но бывали примеры, что колокола делались из чугуна, стекла, глины, дерева и даже серебра. Так в Китае, в Пекине, существует один колокол чугунный, отлитый в 1403 году. В Упсале, в Швеции, есть колокол из стекла, превосходнаго звука. В Брауншвейге, при церкви св. Власия, хранится как редкость один деревянный, тоже очень старый, лет около трехсот, называвшийся некогда колоколом св. великаго пятка; он употреблялся во время католицизма, и в него звонили на Страстной неделе. В Соловецком монастыре находятся глиняные колокола, неизвестно когда и кем слепленные.

Колокола у нас существуют многих видов и названий. Так известны: набатные, вечевые, красные, царские, пленные, ссыльные, благовестные, полиелейные, золоченые и даже лыковые; существуют ещё небольшие колокола под названием «кандия» или звонец. Им дается знать звонарю на колокольню о времени благовеста или звона.

Первый из набатных колоколов висел в Москве, в Кремле подле Спасских ворот, в настенном шатре или полубашенке [4]; он назывался царским, сторожевым и всполошным; в него звонили во время нашествия врагов, мятежа и пожара; такой звон назывался «всполохом» и набатом[5]. На этой полубашенке висел прежде, как полагали, вечевой колокол, привезенный в Москву из Великаго Новгорода, после покорения его Иоанном III. Существует предположение, что Новгородский вечевой колокол был перелит в Московский набатный или всполошный в 1673 году. По указу царя Феодора Алексеевича, он сослан был 1681 года в Корельский Николаевский монастырь (где погребены дети Новгородской посадницы Марфы Борецкой) за то, что звоном своим в полночь испугал царя. На нём вылита следующая надпись: «лета 7182 июля в 25 день, вылит сей набатный колокол Кремля города Спасских ворот, весу в нем 150 пудов». К этой надписи прибавлена другая вырезанная: «7189 года, марта в 1-й день по именному великаго государя царя и великаго князя Феодора Алексеевича всея великия и малыя России самодержцу указу дан сей колокол к морю в Николаевский-Корельский монастырь за государское многолетное здравие и по его государским родителях в вечное поминовение неотъемлемо при игумене Арсение»[6].

По свидетельству старожилов, у другого набатного колокола, который висел на башне Спасских ворот после перваго колокола и который теперь хранится в Оружейной палате, по приказу Екатерины II, был отнят язык за то, что он во время Московскаго бунта в 1771 году сзывал народ: в таком виде он висел до 1803 года, когда был снят с башни и поставлен под каменным шатром у Спасских ворот вместе с большими пушками. По сломе шатра, он был сперва помещен в арсенал, а потом в Оружейную палату: на нём находится следующая надпись: «1714 года июля в 30 день вылит сей набатный колокол из стараго набатнаго же колокола, который разбило, Кремля города ко Спасским воротам, весу в нем 108 пуд. Лил сей колокол мастер Иван Маторин».

Вот что находим о набатном колоколе в статье Г.В. Есипова[7]: в 1803 году стены и башни Московскаго кремля во многих местах начали разваливаться и Московская Кремлевская экспедиция озаботилась их исправлением – главноуправляющий Кремлевскою экспедициею П.С. Валуев, командировал чиновника в набатную башню с приказанием снять осторожно колокол и сдать его в экспедицию для хранения в кладовой, впредь до исправления башни. Когда сняли колокол и хотели его везти в кладовую, явился офицер с солдатами и заявил, что комендант приказал оставить колокол на площади и поставил к нему двух солдат. Сконфуженный чиновник донес Валуеву об аресте колокола. Валуев отличался непомерным самолюбием и послал к коменданту чиновника, который на словах заявил ему: чтобы он немедленно возвратил колокол.  Комендант потребовал письменнаго объяснения. Валуев не замедлил такое послать и немного резкое.