Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость - Карл Ренц

Карл Ренц

Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость

ВВЕДЕНИЕ

Бесшабашная адвайта

«Больше никакого Карла Ренца!» Этими словами начинается введение к книге «Das Buch Karl»[1] – первому сборнику бесед Карла, опубликованному в Германии. Данное издание – первая публикация его бесед на английском языке, и, будьте уверены, Карл по-прежнему сводит с ума в той же степени, что и восхищает, но люди возвращаются снова и снова, потому что он чертовски прав и с ним так весело. Для Карла всякая идея, всякая теория, всякий неприкосновенный идол ума становится объектом нападения. Рано или поздно он направит свою атаку на ваши самые лелеемые убеждения, и укус его причинит острую боль, однако позднее, посреди веселья и смеха, в расслабленной атмосфере приятия и позитива, которую он генерирует, вы начнете смеяться над собой, а затвердевшие представления, которыми вы увековечивали свои страдания, отпадут.

Карл не обучает системе; он не пропагандирует никакую философию. Он противоречит сам себе, перескакивает с одного на другое или просто впадает в неразрешимые парадоксы. Помещение забито людьми, намеренными понять его учение, силящимися раз и навсегда «врубиться», записать, запомнить его и затем удалиться просветленными, однако о понимании не может быть и речи, потому что просветление, которое можно «понять», остается всего лишь идеей, которую так же легко потерять, как и обрести. Карл всегда указывает на нечто за пределом представлений и концепций и ведет вас туда.

По ходу чтения вы, возможно, сумеете разглядеть идейную канву, но не пытайтесь умничать. Просветление не является делом ума. Важность того, что происходит, когда вы читаете Карла, заключается не в значении его идей, а в чем-то гораздо более глубоком и непостижимом. Карл, с которым мы сталкиваемся в этой книге, полностью уничтожил идею «личностности» в себе и в своем восприятии других. Он смотрит на тех, кто задает вопросы, и отвечает им, но для него – некому видеть и некого видеть, некому говорить и некому слушать; есть только То, которым он является, которым являетесь и вы. Он говорит только с Тем, а не с личностью, которой вы себя мните, и при чтении его слов его видение, возможно, станет и вашим.

Акцент на «возможно». Карл настаивает на том, что ни один метод не сможет привести вас к просветлению. Он говорит, что ни он, ни кто-либо еще не может ничего сделать для того, чтобы просветлить вас, и утверждает, что ему абсолютно нечего вам предложить. В своем истинном состоянии, согласно Карлу, вы всегда пребываете вопреки тому, что вы сделали, и никогда благодаря сделанному. Он подчеркивает, что всякое просветление, которое кто-то может вам дать или которого вы можете достичь, будет просветлением, не стоящим обладания, ибо то, что может быть получено или достигнуто, может быть утрачено. Любое достигнутое просветление было бы лишь умственной концепцией, и только ваш ум, а не вы, испытывает потребность в подобных вещах. Это ум, никак не вы, создает представления о «непросветлении». Это ум затем предлагает идею просветления в качестве решения проблемы и потом, после надлежащей борьбы, достигает этого просветления. И в конце концов подвергает сомнению то просветление, которого он достиг, ибо оно целиком зиждилось на преходящих концепциях. С этой отправной позиции Карл разрушает все идеи религиозности, добродетельности и святости, столь милые тому или иному сердцу.

Категоризаторы религиозных философий, возможно, поместили бы Карла в школу мысли, известную как адвайта-веданта. Адвайта означает «недвойственность», а философия адвайты утверждает, что подлинного различия между знающим и знанием не существует; само переживание является тем, кто переживает переживание, в то время как вечный центр остается неподвластным любым проявленным изменениям. Адвайта коренится в замысловатой мысли Упанишад, индуистской философской квинтэссенции древней ведической мифологии, и поэтому называется ведантой, что означает «конец Вед». Некоторые ученые полагают, что адвайта-веданта возникла в качестве одной из ответных реакций индуизма на буддизм, зачастую идеи буддизма идут параллельно ей, однако адвайта, которой учит Карл, не является ни религией, ни системой, поскольку только когда ты готов пожертвовать сокровенными убеждениями, возложив их на алтарь Истины, ты можешь приблизиться к высочайшему. Как и не является учение Карла лишь постмодернистским цинизмом или интеллектуальными измышлениями зачерствевшего сердца. Подлинная адвайта есть чистая любовь – любовь, которая ведает истину о том, что ничто не отлично от твоего собственного глубочайшего Я. Одним из самых известных классических учителей адвайты был Шанкара (686–718), а в наши дни философия адвайты получила новое мощное дыхание и популярность благодаря Рамане Махарши (1879–1950).

У подножия священной горы Аруначала, в южноиндийском храмовом городе Тируваннамалай наследие Раманы Махарши продолжает привлекать тысячи учеников и искателей, и вся прилегающая местность напоминает агору в Афинах времен Сократа. Под теплым тропическим солнцем, в тени деревьев, на храмовых террасах и в чайных сидят толпы учителей, предлагающих неформальным собраниям соперничающие друг с другом версии просветления, передаваемые лишь изустно. Искатели представляют собой мпкс из туристов и пилигримов, экспатриантов и коренных индусов. Многие из них – прожженные ветераны поиска духовной истины, посвятившие преданному исканию целую жизнь. Они познали весь спектр устремлений, тягот, прозрений и экстазов, темных ночей души, скуки и новых откровений, надежд и сомнений духовного искания, чтобы однажды услышать учение адвайты и понять, что они уже есть то, что они ищут, поскольку адвайта учит, что в пучине всех поисков и достижений, ты – истинный ты – всегда пребывал в удовлетворенности, пребывал абсолютной удовлетворенностью, не знающей относительных представлений об удовлетворенности и неудовлетворенности, спасении и вечных муках.

В Южной Индии январь. Что ни день – безоблачное небо сияет голубизной. Повсюду цветут лианы, кусты и деревья. Теплый воздух наполнен голосами поющих птиц, орущих рабочих и торговцев, предлагающих свой товар. На крышах, под навесом из пальмовых листьев, на фоне величественной священной горы, Карл болтает и шутит, отвечает на вопросы новичков и поклонников со стажем и то и дело направляет внимание каждого на нечто запредельное, продолжая уверять, что он совершенно не в силах что-либо сделать, чтобы помочь вам…

Примечания английского редактора

В этой книге предпринимается попытка передать восторг и накал страстей одной недели сатсангов с Карлом. Это непосредственная транскрипция, максимально близкая к самой беседе, включающая все прибаутки, пусть даже не самого высокого пошиба. Ведь все это – часть опыта, и кто-нибудь даже скажет, что неожиданные повороты и юмор важны в той же степени, что и философия.

Несмотря на то что я проставил названия глав и подзаголовков ради читабельности, в ходе бесед на самих сатсангах разрывов не было. Первая фраза каждой новой части является, собственно, следующим высказыванием. Так же в интересах читабельности я убрал некоторые повторы и внес некоторые грамматические исправления[2]. За исключением этих незначительных изменений, транскрипция беседы полностью сохранена.

Горячее участие в этих сатсангах приняли люди из множества стран, и некоторые постоянные участники идентифицированы по имени. Однако, за исключением Карла, все имена в этой книге изменены. В некоторых случаях отмечены национальности участников. Основываясь на диктофонных записях сатсангов, издателю порой приходилось угадывать личность или национальность говорящего, и он приносит свои извинения за возможные ошибки.

Об одной особенности, возможно, нелишне упомянуть. Единственный реквизит Карла – его собственная ладонь, которую он использует в качестве символа Сердца и трех аспектов, или состояний, переживания. Когда Карл заводит речь о Я, или о том, что он называет «Сердце», он выставляет сжатую в кулак руку. Когда он говорит о «я», или чистой осознанности, то поднимает вверх большой палец. Когда речь идет о «я есть», или бесформенном, неотождествленном сознании, он поднимает большой и указательный пальцы. А когда он заводит речь о «я есть такой-то и такой-то», или о сознании, отождествленном с формой, то поднимает большой, указательный и безымянный пальцы.

Сатсанги проводились с десяти утра до полудня на крыше частного дома, одновременно являющегося закусочной «Рагини», недалеко от ашрама Раманы Махарши (Шри Раманашрамам) в городе Тируваннамалае в Тамил Наду[3].