Время первых. Судьба моя – я сам… - Алексей Леонов

Алексей Леонов

Время первых

Судьба моя – я сам…

Серия «Современные биографии»

© Леонов А., текст, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Вступительное слово

В эту книгу вошла лишь часть интервью, бесед и рассказов, записанных мной со слов моего любимого папы, интересного человека, прекрасного собеседника и необычной личности – Алексея Леонова.

С огромным старанием я собирала эти записи, не носящие энциклопедического характера и не претендующие на высокую художественность, но отражающие достаточно яркие эпизоды его долгой и насыщенной интересными событиями жизни.

Эта работа – моя дань великому уважению и безмерной любви к моим родителям, Алексею и Светлане Леоновым, которые уже 57 лет живут в удивительно крепком союзе, основанном на полном взаимопонимании, трепетной любви и глубочайшем уважении друг к другу.

Уверена, что именно великая любовь к незаурядной женщине, преданность и верность ей помогли моему папе развить в себе все лучшее, что было заложено в его характере и стать таким целостным, успешным, уверенным в себе и абсолютно неординарным, – Героем эпохи и Настоящим Человеком!

Предисловие

Судьба моя – я сам…

Первые слова, которые я сказал, шагнув в пустоту (я их не помню, но они записались): «А Земля-то круглая». Но вообще-то космос – это, конечно, гармония. Когда смотришь на фотографии сверхновых взрывов, «схлопывания» галактик, снятые телескопом «Хаббл», – вот это хаос, и это страшно. А я увидел, когда вышел в космос, полную цветовую гармонию. По цветам я четко разделил их на колеры Рокуэлла Кента и Рериха. Когда двигаешься с Солнца на ночь – это Кент, а в обратную сторону – Рерих. Музыка тоже звучала. На темной стороне Земли, где нет помех, я отчетливо слышал звук своего дыхания и как бьется мое сердце. Эти звуки выстраивались в какое-то музыкальное повествование. Сравнить его можно со звучанием терменвокса, электронными композициями Вячеслава Мещерина.

Сегодня освоение космического пространства идет довольно «вяло» по сравнению с тем всплеском разума и энтузиазма, который был в 60–70-е годы прошлого века. Порой кажется, что люди, сотворившие космическую эпоху, были к нам «засланы» откуда-то «сверху». Прежде всего это Сергей Павлович Королев, объединивший вокруг себя таких же истовых людей, которые напоминают мне иногда апостолов. Ишлинский, Рязанский, Кузнецов, Бармин… Какие ученые! Они работали в разных ведомствах, министерствах, но были единомышленниками в идее освоения космоса. Участвовали во всех серьезных «акциях» Королева. Сейчас это невозможно! Если нужно пригласить кого-то не из моей «фирмы», нужно написать сотни бумаг обоснований, для чего это мне нужно. Тогда вопрос так не стоял.

А как Сергей Павлович умел убеждать людей! Всего пять лет я имел возможность быть с ним рядом, видеть его, слышать выступления на совещаниях, когда решались наиважнейшие жизненные вопросы. Он умел брать решение серьезных вопросов на себя и отвечать за исход ситуации.

В памяти один эпизод: шло обсуждение прилунения космического аппарата, предполагали, что на Луне может быть до полуметра пыли. На жесткую или на мягкую посадку рассчитывать? Королев сказал уверенно: ставьте на жесткий грунт! Это позволило без промедлений приступить к разработке. Угадал? Нет, предвидел! Если бы век Сергея Павловича не был так короток – мы бы точно облетели Луну раньше американцев.

В космосе не без риска. И если минимизация рисков становится главной целью ученого, конструктора, чиновника, то и развития никакого не будет, будет топтание на месте. Очень жаль, что после ухода Королева мы как-то растерялись: не победили в себе боязнь этого риска, провала… В итоге потеряли приоритет в лунной программе.

Иногда меня спрашивают, вижу ли я космические сны? Мне очень долго снился «авиаторский» сон из тех времен, когда я был военным летчиком. Тогда, в начале 60-х годов, было острое, нервное противостояние с НАТО. И мне в разных ракурсах снилось: я иду на перехват вражеского самолета. Позже, уже в отряде, когда уже попал в отряд космонавтов видел другой сон, мне снился тревожный сон, что меня поднимают среди ночи и говорят: утром летишь на орбиту – спасать людей. А я не готов, не знаю даже программы полета. А мне отвечают: у тебя есть на это ночь. Ужас ответственности – ни с какими киношными ужастиками не сравнить!

Помню, находясь на обрезе шлюза «Восхода-2» в разбухшем скафандре, подумал – Господи, помоги мне войти обратно! А ведь я атеист, и не робкого десятка вроде! Это заложено в нас где-то внутри. Хочется пристального внимания к тому, что ты делаешь. И если это дело правое, и Кто-то видит, что ты не смалодушничал, честно трудишься – можно тебе и чуть-чуть помочь.

Прожив долгую жизнь, я пришел к выводу: человек может верить. Если вера помогает ему жить и приносить пользу – окружающим, своей стране. Я периодически (каждый год на день шахтера) бываю в Кемерово, на своей родине, и по возможности посещаю Мариинск – сейчас на месте бывшего Сиблага построен мемориал памяти жертв политических репрессий. В Мариинских тюрьмах до революции побывали и Ленин и Сталин, а в 30-х годах сидел мой отец. До 1917 года эти тюрьмы выполняли функции так называемого полуэтапа, и там не было расстреляно ни одного человека, а за 1918–1953 годы, согласно документам, расстреляли двести тысяч. Страшное место! И там была поставлена памятная часовня. Вот в этой часовне я прочел строки стихотворения современного поэта-иеромонаха Романа, которые заставляют задуматься.

Без Бога нация – толпа,Объединенная пороком,Или слепа, или глупа,Иль, что еще страшней, жестока.И пусть на трон взойдет любой,Глаголющий высоким слогом,Толпа останется толпой,Пока не обратится к Богу.

Сегодня мы видим в мире настоящую бесовщину. Она заводит людей в полную темноту. А потом приходиться разбираться в том, что люди натворили, не ведая, что творят.

В свое время Фридрих Великий сказал, что он выиграл свои войны благодаря германскому учителю. Пока мы имеем таких учителей и такое отношение к учителям и вообще к школьному и внешкольному образованию, как сегодня, мы ничего не получим. Сегодня начались кое-какие подвижки со стороны властей, но, к сожалению, слишком робкие и непоследовательные на фоне того погрома образования, что произошел не только в эти десятилетия, но еще и в позднем СССР. Вспомните, «училка» – это ведь еще из Союза пришло. Ну а в постсоветское время эта деградация усугубилась позорной нищетой учительского корпуса. Причем нищетой не только материальной, но и духовной. Я как-то был в Самаре и встречался с учащимися одной из местных школ. Один школьник меня спросил: «Страшно вам было выходить в космос?» А я ему ответил вопросом на вопрос: «Как ты думаешь, а страшно было Матросову бросаться на амбразуру дота?» А у паренька в глазах недоумение: «А кто такой Матросов?» Я смотрю на учительниц, которые стоят рядом: «Как же вам не стыдно, что ваши ученики этого не знают?!»

Да что там… Сейчас на всю страну – всего пять планетариев. А ведь это воспитание молодежи, да и вообще любого человека! Жители города не видят звездного неба – одни раскрашенные рекламы, которые гасят нормальную жизнь. Никто уже не знает звездного неба, плюс в школе астрономию не преподают. А ведь это взгляд на мироздание. Надо вновь многое сделать, чтобы кликушество о сотворении мира за неделю не вошло в сознание каждого человека, чтобы понимали, что мы с вами – часть Вселенной.

В этой книге я буду говорить о том, что произошло в нашей стране за последние восемьдесят лет. Но в основном я расскажу о том, что происходило в самом передовом направлении – в космонавтике. Я это хорошо знаю. Хоть давно уже на пенсии, однако по ночам то и дело снится, что летаю: или на самолете, или на космическом корабле уношусь далеко-далеко в небо. И такая тоска охватывает…

Короче, мне есть, что сказать, и я думаю, что это будет интересно.

Глава первая

Листвянка – Кемерово – Калининград

Моя семья

Я не помню, был какой-то фильм об одном генерале, который происходил из цыганского табора, затишье перед боем в землянке, и он начинает повествование: когда я вспоминаю свое детство, я вижу нескончаемую длинную дорогу… Так вот, когда я вспоминаю свое детство, то у меня в глазах – нескончаемые перелески, березовые колки, так называются в Сибири, в лесостепной зоне, очаги березы. Помню речушку, которая шла по самой окраине города, а мы жили в последних домах, в бараках, их стояло несколько рядов для переселенцев, которые приехали в Сибирь еще до войны – строить Кемеровскую ГРЭС. Там прошло самое раннее детство.

Родился я 30 мая 1934 года в Западно-Сибирском крае – в селе Листвянка, что в двухстах километрах от Кемерово. Сюда сослали моего деда по материнской линии – Миная Яковлевича. Он был механиком управления паровыми котлами на мельнице Парамонова в Ростове, серьезным человеком, и в 1905 году он участвовал в революционных событиях, и его сослали в Сибирь.