Линзы - Роберт Шляпников

Линзы

Роберт Шляпников

© Роберт Шляпников, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Ну-ка вставай, вставай горе ты мое луковое. – Сквозь сон, издалека, раздался голос мамы. Он, с трудом, открыл тяжелые после сна веки. Привычно протянул руку к прикроватной тумбочке и как всегда неуклюжие пальцы столкнули очки на пол. Массивная оправа, вместе с толстыми линзами, буквально загрохотали в утренней тишине. «Видно придется вставать.» – Мрачно подумал он. И медленно, перевалившись на другой бок, попытался, не слезая с кровати, поднять их. Расплывающиеся очертания предметов, как в тумане, не давали повода надеяться, что шарящая по полу рука, что-нибудь нащупает. Но вот удача! Шурик удовлетворенно водрузил на нос огромные окуляры, связывающие его с внешним миром. И все встало на свои места. Настроение улучшилось, он даже улыбнулся.

За завтраком, выяснилось, что мама долго откладывала, урезая себя во всем. И теперь у них, есть возможность приобрести ему линзы. Это счастливое событие должно произойти на следующей неделе. Неделя – это целая вечность. Когда он снимет с носа эти гигантские, массивные уродливые очки – все, пойдет по-другому. Жизнь станет прекрасна. Он будет смело подходить к девчонкам, спокойно болтать с ними о всякой всячине. Ему не придется проскальзывать в класс. Теперь можно будет спокойно входить, широко распахивая двери. Не надо будет, мямлить и краснеть, стоя перед доской. Хотя ты знаешь ответ. Теперь, его не будут пинать по поводу и без, пацаны-одноклассники. Все – конец бесконечным унижениям. Чтобы заработать уважение, можно будет даже подраться с кем-нибудь из них. Его мнение обретет вес. Жизнь, бьющая ключом, заменит серое, тягостное прозябание. «Пора в школу.» Голос мамы опять выдернул из мира грез. «Все-таки у мамы определенно развит талант с утра „улучшать“ настроение.» – Мрачно подумал Шурик, неловким движением смахнув со стола, пустую чашку. И, о чудо – та не разбилась!

На учебу он шел окрыленный. На губах играла улыбка. Глаза светились мечтой. Даже старая привычка, сжиматься и казаться незаметным на улице, была забыта. За что и был наказан во дворе школы. Его окликнули: – «Эй, Панда! Подойди-ка сюда.» Эта кличка за его неуклюжесть, никогда не снимаемые очки и полноту, пристала с первого класса. Робко повернув голову, он увидел стоявших кружком старшеклассников. Мечта куда-то испарилась, колени стали мелко подрагивать. Лоб и ладони покрылись испариной. И смешной, деревянной походкой он направился к ним, даже не заметив перед собой небольшую канаву. О которую неуклюже споткнулся, упал, и вопреки всем законам физики как-то странно покатился, сильно вывалявшись при этом в грязи. Когда он попытался встать, волки (а это ведь были настоящие люди-волки) уже стояли рядом, радостно ржа. «Видишь, какой у меня грязный ботинок. Надо бы его почистить.» – Пролаял один из них. Почти животный ужас обуял его. Чувство тревоги и опасности физически придавило к земле. Он тоже человек, он просто хочет мира, он просто хочет в школу. Рука медленно потянулась к ботинку и рукавом, недавно купленной куртки, Шурик до блеска протер туфель. «Ладно, беги получать хорошие оценки, чтобы не огорчать свою мамочку.» – Прозвучало как спасительная индульгенция.

Только войдя в школу, он почувствовал горькую, страшную обиду и слезы неудержимо полились из глаз. Дежурные, даже не записали его в книгу опоздавших, все оборачивались с презрительной жалостью и удивлением. «Эх, если бы у меня были линзы. Я бы им показал. Я бы, я бы…» И картины страшной мести стали проноситься в мозгу. Отмывать грязь пришлось довольно долго, естественно, он еще больше опоздал. Очередную порцию унижений, пришлось выслушивать от классной. День был безнадежно испорчен. Сидя на уроках, он никого и ничего не слышал. Вжав голову в плечи Шурик буквально считал минуты до того счастливого момента, когда можно будет убежать домой.

В родных пенатах его ожидала еще одна неприятность. Собака, прожившая у них довольно долго, лет семь или восемь, начала умирать. Вначале она скулила, потом начала выть, затем просто хрипела. И так, почти до самого вечера, пока окончательно не испустила дух. Когда совсем стемнело, чтобы никто из соседей не видел, он завернул труп в полиэтиленовый пакет. Взял лопату и пошел ее хоронить за околицу. Было очень страшно и ужасно неприятно притрагиваться к мертвому телу. Шурику обычно нравилось гладить пса по густой шерсти. Закопав Кузю, так звали четвероногого друга, и вернувшись домой, он только тогда понял, что потерял не просто собаку, а нечто большее.

Ведь, это было единственное существо на свете, которое воспринимало его всерьез и которому, можно было поведать все секреты и обиды. Слезы, навернулись на глаза и громкие рыдания разорвали тишину пустого дома.

Наплакавшись вволю, он принялся готовить уроки. Вдруг что-то необъяснимое, непонятное, неощутимое появилось в комнате. Свет ярко освещал все углы, никого и ничего постороннего не наблюдалось. Однако ЭТО находилось тут. Животный, дикий ужас обуял его, ноги и руки отказывались повиноваться. Даже голову невозможно было повернуть. Так замерев с выпученными глазами, он просидел, казалось целый час. Вдруг, странички в учебнике математики, стали сами собой переворачиваться, причем вначале медленно, а затем ускоряясь. Перед глазами начал появляться текст и когда среди букв стало вырисовываться его имя, он упал в обморок.

Очнулся Шурик в своей постели, рядом, сидел здоровенный дядька в белом халате, оказавшийся врачом. За его плечами маячила встревоженная и усталая мама. Вернувшись домой, и найдя сына без сознания, она сразу же вызвала скорую. Врач уже минут пятнадцать пытался объяснить ей, что мальчик очень впечатлительный и смерть пса, таким образом повлияла на него. О собаке рассказали соседи. «Вот видите, мы уже очнулись. Ну, здравствуй дружок.» – Улыбнулся ему дядька. «Физически мальчик вполне здоров, просто очень эмоционален. К тому же держит все переживания в себе. Лекарства я Вам выписал, принимать три раза в день перед едой.»

После бульона, принесенного прямо в кровать. После горьких слез, поцелуев и причитаний мамы, он заснул спокойным крепким сном. Следующее утро оказалось гораздо лучше вчерашнего кошмара. Солнце, не по-зимнему яркое и теплое светило через белый тюль, вырисовывая его причудливый узор на противоположной стене. Обои в комнате Шурика были голубого цвета и очень гармонировали со снегом, лежавшим в палисаднике. Дорога, правда, уже утопала в грязи.

Сегодня, он, к своему великому удивлению, не уронил очки. Улыбка, игравшая на его круглом лице, вызвала умилительную слезу у собравшийся на работу мамы. Поцеловав его на прощание, она сообщила, что всю неделю ее сын будет дома. С классной руководительницей она договорилась. Это был рай. Про вчерашнее просто не хотелось вспоминать. Настоящее своим благополучием приятно вдавливало в мягкие подушки.

Вообще-то он был очень послушный и исполнительный мальчик. Затопить печку, прибраться в доме и во дворе, прополоть огород – эти хозяйственные обязанности у него всегда получалось делать вовремя и довольно успешно. В свободное время он не играл в компьютер, не читал книг, не интересовался футболом. Высшим наслаждением для него было – лежать на больших, пуховых, купленных мамой, специально для любимого сына, подушках и мечтать. Как только он закрывал глаза, череда мультипликационных картинок проплывала перед ним. Он мог менять их местами, замедлять, или просто выкидывать. Режиссер сидел где-то глубоко в мозгах. И, как и зачем это происходило, невозможно было понять, да и не надо было. Это просто приносило несказанное удовольствие.

Так он лежал до обеда. Автоматически сработал будильник. Роль послушного мальчика, а иной он не знал, заставила его встать и подогреть еду, оставленной заботливой мамой на плите. По включенному телеку, который как у всех стоял на кухне, ничего интересного не показывали. Доев, так любимые им котлеты, он помыл посуду и опять пошел в кровать. Полный желудок не позволил предаться сладким мечтам, а заставил провалиться в бездну глубокого сна, как только Шурик коснулся головой подушек.

Проснулся он от внезапного толчка изнутри. Что-то в голове требовало вспомнить вчерашнее. И это что-то было довольно настойчиво. Но память, ах, эта человеческая память поставила свое безоговорочное вето. Она просто не позволяла прокрутить недавнее прошлое, так как это было опасно. Может быть опасно для жизни. И он всеми фибрами своей молодой души чувствовал, что это так. Эта внутренняя борьба продолжалась около двух часов. Затем он решительно встал и пошел заниматься хозяйственными делами. Ужасно недовольный тем, что не удалось «посмотреть мультики». Так он обычно называл свои фантазии. Физическая терапия успокаивала. Он опять впал в свое естественное состояние «воспитанного мальчика», которое просто не предусматривало каких-либо внутренних противоречий.