Фея молчания - Анна Бялко

Анна Бялко

Фея молчания

Жил-был бизнесмен. Жил он с полной нагрузкой,

Прибавочной стоимостью озабочен.

Достаточно новый, достаточно русский.

Как все бизнесмены, затраханный очень…

Фрустрации, стрессы, налоги, проплаты,

Пахал, как верблюд, через день напивался.

Других разбивают инсульты, инфаркты,

А с этим недавно случился катарсис…

Четверг, тринадцатое ноября, у Гриши Разуваева конкретно не задался с самого утра. В самом этом факте совершенно ничего сверхъестественного не было. И неудачная дата никакого значения не имела. Когда просыпаешься с такого бодунища, какой получился у Гриши, трудно ожидать, как говорится в рекламе, удачного начала дня. И не надо было, конечно, вчера так надираться в «Кристалле» с пацанами, знал ведь, что среда – не пятница, что завтра еще пахать и пахать, и, более того, подписывать серьезную сделку с партнером. Знал, но – забыл. Не то чтобы забыл, но решил – плевать, обойдется. Не в первый раз.

И, в общем-то, обошлось. Кроме досадных, но естественных мелочей вроде небольшой царапины при бритье, пролитого кофе, разбитой чашки и сорванной вешалки для полотенец – Гриша схатился за полотенце, обжегши руку – никаких несчастий с ним не случилось. Если, конечно, не считать отсутствия в холодильнике целебного капустного рассола, которым так хорошо снимается любая утренняя слабость, или хоть, на худой конец, водки. Но, рассудил Гриша, пусть это будет не его несчастье, а Марь Иванны, домработницы, не озаботившейся вовремя наличием целебных средств в доме.

Выйдя наконец из дому, Гриша впихнулся в свой джип, не без труда завел мотор – трясущаяся рука никак не хотела попадать ключом в скважину зажигания, – и покатил на работу, наивно полагая, что со своими незадачами на сегодняшний день он мужествено разделался. За рулем Гриша всегда чувствовал себя отлично. Особенно в джипе. Эта машина нравилась ему больше всех предыдущих. Если бы можно было садиться в джип сразу после подъема с постели, у Гриши и вовсе бы не было никаких утренних проблем.

По крайней мере, так ему тогда показалось. Но эйфория, возникшая у него, когда он услышал уверенный рокот мотора, по мере продвижения по московским улицам все рассеивалась, рассеивалась, а когда он выкатил на Садовое, влился в поток и вместе с ним замер напрочь, покинула его окончательно. Гриша влип в здоровенную, безнадежную, совершенно мертвую пробку. Будь он хоть в каком-нибудь крайнем ряду – можно было бы встать на тротуар, выскочить на разделительную или рвануть по встречке – но он, как назло, влился в самый центр потока, и теперь безнадежно завяз, возвышаясь горой над крышами легковушек. Больше ничем ему даже верный джип помочь не мог.

Когда через полтора часа Гриша попал все-таки к себе в контору, до которой и всей-то езды было от силы минут двадцать, настроение у него было не то чтобы плохим, а прямо-таки угрожающим.

Он с порога наорал на секретаршу – ни за что, а просто, чтобы выпустить пар – швырнул пальто куда-то в угол – ничего, подберет, протопал к себе в кабинет и что было сил хлопнул дверью.

Но чертова итальянская, а может, английская – черт ее разберет! – дверь была так изощренно подвешена турецкими мастерами на таких хитроумных шарнирах, или пружинах, или других каких-то приспособлениях, что хлопка не получилось. Другая дверь, может, вообще бы с петель слетела, а эта ласково загасила весь гришин богатырский размах, мягко подъехала к косяку и тихо защелкнулась, ехидно причпокнув напоследок магнитным фиксатором. Грише стало обидно.

Еще обидней ему стало через полчаса, когда в кабинет без стука вошел гришин партнер и заместитель Саня. Собственно, это Гриша считал его своим заместителем. При этом никогда не исчезала противненькая мыслишка о том, что Саня может иметь – и непременно, сволочь, имеет – по этому поводу свое мнение, несколько от Гришиного отличное. Время от времени, особенно под горячую руку, Гриша не выдерживал и пускался с Саней в пространные выяснения отношений, на тему, кто кому теща. Ничего, кроме горького разочарования и бодуна наутро, эти выяснения обычно Грише не приносили. Оставалось только надеяться, что у Сани голова болит в таких случаях по утрам ничуть не меньше. Но в данный момент это, кажется, было неважно. Похоже было, что причина для головной боли появилась у них обоих совершенно независимо и сама по себе.

Вошедший без стука Саня плюхнулся без спросу в Гришино кожаное кресло – сам Гриша как раз в этот момент встал, чтобы налить себе водички из графина, мрачно воззрился на Гришу и процедил сквозь зубы:

– Ну, с-суки.

Поскольку в этот момент гришино собственное мнение об окружающем мире в общем и целом совпадало с саниным определением, он согласно кивнул и подтвердил:

– Точно.

Саня слегка опешил. Но не потому, что подобное согласие было совсем уж редким явлением в их отношениях. На самом деле они вполне успешно вместе работали, и их строительно-торгово-закупочная фирма неплохо процветала, а разногласия – да у кого их нет, особенно в бизнесе. Но Саня, тем не менее, слегка изменился в лице, и как-то нервно переспросил:

– А ты-то откуда знаешь? Я думал тебе первый сказать.

Теперь пришла гришина пора удивляться.

– О чем тут, блин, говорить-то? И так все ясно.

Как выяснилось, ясно Грише было ох, как далеко не все. Оказывается, партнеры, сделку с которыми их фирма готовила последний месяц, на которую сильно рассчитывала и решающий договор по которой они с Саней должны были сегодня подписать, кинули их. Вот так просто, взяли и кинули. Раздумали. Отказались. Нашли, собаки, других партнеров – и как не было. Псу под хвост пошел месяц переговоров, и все обеды в дорогих кабаках, и сауна с телками, и несколько других инвестиций. А главное, Гриша с Саней, в расчете на этот контракт, уже успели отказать нескольким другим потенциальным партнерам, и фирма теперь, пока склеится что-нибудь новое, рискует оказаться в простое, а это по нынешним временам и вовсе нехорошо.

Перед лицом грозящей внешней опасности Гриша и Саня, забыв на мгновение о междоусобных неувязках, больных головах и прочих несовершенствах мира, объединили усилия в обсуждении, велика ли дыра и какими средствами ее можно будет если не закрыть совсем, то хоть заштопать. Спустя час такого мозгового штурма Гриша откинулся в кресле и вытер вспотевший лоб. Гадость, конечно, но пережить, кажется, удастся. Прорвемся.

– Ладно, Санек. – Выдохнув, кивнул он партнеру. – Прорвемся. Не на тех наехали. В общем, все ясно, будем действовать. Завтра начнем. А сейчас, знаешь, пожалуй, поеду я. Башка со вчера раскалывается, и настроения нет.

Саня согласно кивнул. Распрощался и вышел. Гриша потянулся в своем кресле, расправив затекшие плечи, и честно собрался закончить такой неудачный день каким-нибудь вкусным обедом и легким отдыхом. Но день явно имел на этот счет свои планы.

В дверь – на этот раз предварительно постучав – вошла секретарша. Приблизилась к столу и положила перед Гришей аккуратно отпечатанный листок бумаги. Гриша, еще расслабленный мыслями, в какой ресторан бы пойти, небрежно взял его и кинул взгляд.

Это было заявление об уходе.

Гриша моментально взвился. Секретарша работала у него уже года три, и он был ею доволен. Она не была блондинкой, не имела ног от ушей, и лет ей было за сорок. Зато она печатала, как пулемет, и притом без ошибок, разбиралась в компьютерах и прочей технике, знала английский, варила вкусный кофе и умела вежливо разговаривать. Да, и никогда не забывала, кто из них двоих настоящий начальник. Перед ней у Гриши с интервалом в два месяца сменилось примерно четыре секретарши – все, как одна, длинноногие блондинки. Они не умели почти ничего из вышеперечисленного, кофе готовили растворимый, да и тот плохо, через неделю оказывались у Гриши в койке, а через две начинали воображать, что заняли в его сердце какое-то значительное место и теперь могут если не выйти за него замуж, то позволить себе халтурно относиться к служебным обязанностям. Приходилось увольнять. Поэтому когда в конце концов в приемной вместо всех этих ног и кудрей появилась разумная толковая тетка, Гриша, наконец, вздохнул с видимым облегчением. На целых три года.

И вот теперь – пожалуйста! И день надо же ей было выбрать такой неудачный. И завтра тоже – дел будет выше крыши, самим бы прорваться, а он еще к тому же без секретарши останется. Да одних бумажек придется писать миллион – что ему, самому их выдумывать? И адреса, и реклама… Нет, невозможно. Даже если быстро нанять другую – где гарантия, что это не будет опять бестолковая светловолосая кукла? И даже если нет, то пока ее всему научишь… И кто будет это делать? И вообще, он привык именно к этой.

Да, конечно, он наорал. Зря. Был груб и виноват. Извиняется. Да, и вчера орал, и неделю назад. Все время. Но он не со зла. У него нервная жизнь. И ей не в первый раз, могла уже и привыкнуть. Можно дать премию. Можно прибавить зарплату.