Январи. Стихотворения - Наташа Денисова

Январи

стихотворения

Наташа Денисова

© Наташа Денисова, 2015

© Наташа Денисова, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

надым

уехать на край света,

где только дым

идет по твоим следам,

где за окном водами шелестит надым,

или в такой город,

где все окна выходят на храм;

где падает смородиновое солнце,

не упадет…

куда угодно… лишь бы не этот ад,

лишь бы голоса в трубке – не твои голоса,

и дождь – не тот самый, что провожал.

мне снился сон – полупустая комната, образа,

и я смотрю: человек, вместо сердца его звезда,

и он идет навстречу – не убежать.

так забери меня отсюда.

так забери.

ведь мы все смертны,

и, постарев,

растаем без следа в морской раковине миров.

мне иногда кажется: наши души вплавь

добираются к этому состоянию небытия.

некоторые тонут. я без тебя

так далеко от любых остановочных пунктов,

любых дорог.

я часто просыпаюсь ночью. мне страшно.

я чувствую: глядит на меня бог.

молча глядит и из под его век

яблоневый летит снег.

громко

здесь нет никакого моря

повсюду нет никакого моря

ты говоришь о нем и тебе не верят

как так города по воде

и вот идет человек ведом

как корабль

как корабль

и волны воздуха прикасаются

к веслам-ребрам

а мимо плывут все плывут рыбы

садов бесконечных чужих садов

в один из дней он падает на асфальт

о господи я не готов

я с самого начала был не готов

зачем

звучат

ты слышишь как громко теперь звучат

эти слова.

от вечера и до вечера

тепло ли тебе

в городской толпе,

под светом звенящего электричества?

от вечера и до вечера

ты только молчишь и смотришь

как любой язык превращается в идиш,

как голубка несет свою ветвь.

никто никому не нужен,

сколько бы ни приходилось лгать

рекламным плакатам, музыке и стихам.

нет человека, который способен теперь искать,

так долго искать под цветной мишурой

взгляд беспокойный, чужой, живой.

и только север знает, что прочность свай,

на которых стоишь ты, одет ветрами,

легко испытывается

беспощадным временем.

временем.

фарфор

только глаза выдают.

и если ты уходишь на север,

то я ухожу на юг.

как зверь тоскует двадцатый век

по всем покинувшим и покинутым.

он мчится к каждой открытой комнате,

подолгу смотрит в одно окно.

но разве мог бы теперь иным

он завершиться?

железнодорожных станций

скупой узор

лежит на карте,

и как фарфор,

разбитый кем-то в тяжелом небе

накроет город мой снег твой.

романс

кто украл мою звезду?

он уходит, лишь задев

краем сердца листопад.

будем вместе,

будем петь.

станем ждать.

там, в неведомой стране,

где хранят ее тепло…

там, в невидимой стране

под стеклом

высыхают все моря,

остаются корабли.

и земля белей, белей.

соль как снег.

кто украл мою звезду?

он не помнит обо мне.

да, не помнит обо мне.

мой друг

мой друг, погибший на самой жестокой войне…

иногда я слышу, как он в тишине

сумрачных подъездов поет о том,

как невыносим совершенно

и невесом

глобус.

кто-то осторожно проносит его над пропастью,

мимо фонарей, что покажутся нам звездами,

мимо окон чужих – северного сияния

и, как будто бы в утешение,

мимо серых твоих глаз.

некоторые говорят – это бог,

он даже ночью глядит на нас.

он видит все: как мы в отчаянии бьем стекло,

как не находим выхода за углом,

не различаем цвета.

назавтра

и ты ничего не вспомнишь.

мой друг… наверное он зовет на помощь,

он написал уже сотню писем

арабскими цифрами в календаре.

ведь оставлять кого-то – это словно бросать курить,

засыпать под музыку из старого кинофильма.

ты этого не видишь, но каждый в форме,

военной форме и знает марш.

знакомые улицы рассыпаются, как витраж,

и каждый раз, когда ты говоришь, —

мне кажется ты тоже умрешь на этой войне,

войне с самим собой

за право из глубины

сознания

доставать новые мироздания,

и бросать их в пропасть,

в надежде, что-то бродит

мимо фонарей и чужих окон.

оттенки белого

и где-то там за полярным кругом ты

называешь ночь старинными именами.

если бы из всего, что на свете есть,

мне оставили только память,

только память и тишину…

я бы точно знала дорогу,

с которой уже не свернуть.

я бы выбрала ее из тысячи,

из любых, из любых дорог.

январский ветер полощет флаг,

и словно ангельский плывет флот

по небу облако.

эта долгая зима как медленный земли обморок.

иногда мне кажется, что это я составляю слова

из кусков льда.

все, что с нами происходит, учит нас никогда никого

не ждать,

учит нас не смотреть в глаза, притворяться.

изменения незаметны как солнечная радиация,

как воздух,

слышишь? один на всех нас воздух.

очень часто мне хочется открыть глаза и проснуться,

но только каждая песня теперь колыбельная.

я живу в таком городе, где только оттенки белого.

впрочем, мир бесцветен без твоих слов.

темные вечера

эти ангелы говорят на суахили.

высоко так летят над краями глухими,

смотрят на землю как будто бы здесь родились.

ты набираешь воду в чайник, включаешь газ.

и у меня для тебя лишь грусть

из всех звезд

из всех слов.

я, наверно, что-то расскажу,

в колени голову уронив,

но лучше так молчать.

так молчать.

послушай: по проводам стучат

ветвями яблони.

и дождь идет,

и как будто иглами

он вышивает все на свете:

улицы и дома.

у вечеров недостаточно синевы.

так кто же раскрашивал твои глаза?

антон

вот таким стал наш двор, антон.

выросли деревья, прошли дожди.

и когда кто-то смотрит на мир из твоих окон —

кажется ты ушел за хлебом, ты здесь, ты жив.

четвертый подъезд (ты, должно быть, помнишь)

покрасили в синий цвет.

и когда поднимаешься вверх – все тонет

в дыме от сигарет.

за углом теперь школа.

дети, точно как мы с тобой,

все бегут, не оглядываясь назад.

и дворник, что часовой,

зимой охраняет снег, а осенью листопад.

твоя любимая песня, та самая,

«а знаешь, все еще будет»

никогда теперь здесь не звучит.

никто не роняет из окон на счастье посуду,

никто не бросает в мой ящик в конвертах ключи.

на самом деле мы все уезжаем

в разные города.

и вот я стою на площади трех вокзалов,

ни один из которых

не будет тебя ждать.

метро

март достает из ножен самурайский меч,

срывает жемчуг с тонкой шеи улиц.

никто не сможет так, как он, сберечь.

никто как он не поцелует

холодным ветром.

весенний воздух украшает порты.

нет расстояния от любви до смерти,

нет имени у них.

ты помнишь долго падал снег,

так долго падал снег?

и побелели вдруг глаза

людей, что были живы в зиму ту.

а мы стояли у метро, как у святынь,

и знали, что наступит март.

спектакль

а что если не случится большой любви?

не станет офелия горевать.

когда ты глядишь на людей с трибун —

так сложно, так боязно выбирать.

и гамлет мертв и огонь в глазах

погас, как свеча в ночи.

но только кто-то все время приходит в зал

и так кричит!

играть офелию сложнее, чем ею быть:

тридцать чужих смертей за всего полгода.

и вот в один обычный холодный март

ты начинаешь верить, что это правда.

ты начинаешь видеть в прохожих уильяма…

ах, уилям, уильям, какой финал.

если бы над твоими ушами смерть застучала

крыльями —

ты бы не так писал.

ты б не топил офелию ни в одной реке,

и по ее следам…

в тонкой линии на ее руке

гамлет нашел свой дом.

колыбельная северо-запада

как цветы из гранитных плит

смотрят звезды на нас с тобой.

здесь, наверное, край

света.

на небе никто не узнает тебя по земным приметам.