Демон - Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов

Демон

Восточная повесть

Часть I

I

Печальный Демон, дух изгнанья,Летал над грешною землей,И лучших дней воспоминаньяПред ним теснилися толпой;Тех дней, когда в жилище светаБлистал он, чистый херувим,Когда бегущая кометаУлыбкой ласковой приветаЛюбила поменяться с ним,Когда сквозь вечные туманы,Познанья жадный, он следилКочующие караваныВ пространстве брошенных светил;Когда он верил и любил,Счастливый первенец творенья!Не знал ни злобы, ни сомненья,И не грозил уму егоВеков бесплодных ряд унылый…И много, много…и всегоПрипомнить не имел он силы!

II

Давно отверженный блуждалВ пустыне мира без приюта:Вослед за веком век бежал,Как за минутою минута,Однообразной чередой.Ничтожной властвуя землей,Он сеял зло без наслажденья.Нигде искусству своемуОн не встречал сопротивленья —И зло наскучило ему.

III

И над вершинами КавказаИзгнанник рая пролетал:Под ним Казбек, как грань алмаза,Снегами вечными сиял,И, глубоко внизу чернея,Как трещина, жилище змея,Вился излучистый Дарьял,И Терек, прыгая, как львицаС косматой гривой на хребте,Ревел, – и горный зверь, и птица,Кружась в лазурной высоте,Глаголу вод его внимали;И золотые облакаИз южных стран, издалекаЕго на север провожали;И скалы тесною толпой,Таинственной дремоты полны,Над ним склонялись головой,Следя мелькающие волны;И башни замков на скалахСмотрели грозно сквозь туманы —У врат Кавказа на часахСторожевые великаны!И дик, и чуден был вокругВесь божий мир; но гордый духПрезрительным окинул окомТворенье бога своего,И на челе его высокомНе отразилось ничего.

IV

И перед ним иной картиныКрасы живые расцвели:Роскошной Грузии долиныКовром раскинулись вдали;Счастливый, пышный край земли!Столпообразные раины,Звонко-бегущие ручьиПо дну из камней разноцветных,И кущи роз, где соловьиПоют красавиц, безответныхНа сладкий голос их любви;Чинар развесистые сени,Густым венчанные плющом,Пещеры, где палящим днемТаятся робкие олени;И блеск и жизнь и шум листов,Стозвучный говор голосов,Дыханье тысячи растений!И полдня сладострастный зной,И ароматною росойВсегда увлаженные ночи,И звезды яркие как очи,Как взор грузинки молодой!..Но, кроме зависти холодной,Природы блеск не возбудилВ груди изгнанника бесплоднойНи новых чувств, ни новых сил;И всё, что пред собой он видел,Он презирал иль ненавидел.

V

Высокий дом, широкий дворСедой Гудал себе построил…Трудов и слез он много стоилРабам послушным с давних пор.С утра на скат соседних горОт стен его ложатся тени.В скале нарублены ступени;Они от башни угловойВедут к реке, по ним мелькая,Покрыта белою чадрόй[1]Княжна Тамара молодаяК Арагве ходит за водой.

VI

Всегда безмолвно на долиныГлядел с утеса мрачный дом;Но пир большой сегодня в нем —Звучит зурнá,[2] и льются вúны —Гудал сосватал дочь свою,На пир он созвал всю семью.На кровле, устланной коврами,Сидит невеста меж подруг:Средь игр и песен их досугПроходит. Дальними горамиУж спрятан солнца полукруг;В ладони мерно ударяя,Они поют – и бубен свойБерет невеста молодая.И вот она, одной рукойКружа его над головой,То вдруг помчится легче птицы,То остановится, – глядит —И влажный взор ее блеститИз-под завистливой ресницы;То черной бровью поведет,То вдруг наклонится немножко,И по ковру скользит, плыветЕе божественная ножка;И улыбается она,Веселья детского полна.Но луч луны, по влаге зыбкойСлегка играющий порой,Едва ль сравнится с той улыбкой,Как жизнь, как молодость, живой.

VII

Клянусь полночною звездой,Лучом заката и востока,Властитель Персии златойИ ни единый царь земнойНе целовал такого ока;Гарема брызжущий фонтанНи разу жаркою пороюСвоей жемчужною росоюНе омывал подобный стан!Еще ничья рука земная,По милому челу блуждая,Таких волос не расплела;С тех пор как мир лишился рая,Клянусь, красавица такаяПод солнцем юга не цвела.

VIII

В последний раз она плясала.Увы! заутра ожидалаЕе, наследницу Гудала,Свободы резвую дитя,Судьба печальная рабыни,Отчизна, чуждая поныне,И незнакомая семья.И часто тайное сомненьеТемнило светлые черты;И были все ее движеньяТак стройны, полны выраженья,Так полны милой простоты,Что если б Демон, пролетая,В то время на нее взглянул,То, прежних братий вспоминая,Он отвернулся б – и вздохнул…

IX

И Демон видел… На мгновеньеНеизъяснимое волненьеВ себе почувствовал он вдруг.Немой души его пустынюНаполнил благодатный звук —И вновь постигнул он святынюЛюбви, добра и красоты!..И долго сладостной картинойОн любовался – и мечтыО прежнем счастье цепью длинной,Как будто за звездой звезда,Пред ним катилися тогда.Прикованный незримой силой,Он с новой грустью стал знаком;В нем чувство вдруг заговорилоРодным когда-то языком.То был ли признак возрожденья?Он слов коварных искушеньяНайти в уме своем не мог…Забыть? – забвенья не дал бог:Да он и не взял бы забвенья!... . . . . . . . . .

X

Измучив доброго коня,На брачный пир к закату дняСпешил жених нетерпеливый.Арагвы светлой он счастливоДостиг зеленых берегов.Под тяжкой ношею даровЕдва, едва переступая,За ним верблюдов длинный рядДорогой тянется, мелькая:Их колокольчики звенят.Он сам, властитель Синодала,Ведет богатый караван.Ремнем затянут ловкий стан;Оправа сабли и кинжалаБлестит на солнце; за спинойРужье с насечкой вырезной.Играет ветер рукавамиЕго чухи,[3] – кругом онаВся галуном обложена.Цветными вышито шелкамиЕго седло; узда с кистями;Под ним весь в мыле конь лихойБесценной масти, золотой.Питомец резвый КарабахаПрядет ушьми и, полный страха,Храпя косится с крутизныНа пену скачущей волны.Опасен, узок путь прибрежный!Утесы с левой стороны,Направо глубь реки мятежной.Уж поздно. На вершине снежнойРумянец гаснет; встал туман…Прибавил шагу караван.

XI

И вот часовня на дороге…Тут с давних лет почиет в богеКакой-то князь, теперь святой,Убитый мстительной рукой.С тех пор на праздник иль на битву,Куда бы путник ни спешил,Всегда усердную молитвуОн у часовни приносил;И та молитва сберегалаОт мусульманского кинжала.Но презрел удалой женихОбычай прадедов своих.Его коварною мечтоюЛукавый Демон возмущал:Он в мыслях, под ночною тьмою,Уста невесты целовал.Вдруг впереди мелькнули двое,И больше – выстрел! – что такое?..Привстав на звонких[4] стременах,Надвинув на брови папах,[5]Отважный князь не молвил слова;В руке сверкнул турецкий ствол,Нагайка щелк – и как орелОн кинулся…и выстрел снова!И дикий крик, и стон глухойПромчались в глубине долины —Недолго продолжался бой:Бежали робкие грузины!

XII

Затихло всё; теснясь толпой,На трупы всадников поройВерблюды с ужасом глядели;И глухо в тишине степнойИх колокольчики звенели.Разграблен пышный караван;И над телами христианЧертит круги ночная птица!Не ждет их мирная гробницаПод слоем монастырских плит,Где прах отцов их был зарыт;Не придут сестры с матерями,Покрыты длинными чадрами,С тоской, рыданьем и мольбами,На гроб их из далеких мест!Зато усердною рукоюЗдесь у дороги, над скалоюНа память водрузится крест;И плющ, разросшийся весною,Его, ласкаясь, обовьетСвоею сеткой изумрудной;И, своротив с дороги трудной,Не раз усталый пешеходПод божьей тенью отдохнет…

XIII

Несется конь быстрее лани,Храпит и рвется будто к брани;То вдруг осадит на скаку,Прислушается к ветерку,Широко ноздри раздувая;То, разом в землю ударяяШипами звонкими копыт,Взмахнув растрепанною гривой,Вперед без памяти летит.На нем есть всадник молчаливый!Он бьется на седле порой,Припав на гриву головой.Уж он не правит поводами,Задвинул ноги в стремена,И кровь широкими струямиНа чепраке его видна.Скакун лихой, ты господинаИз боя вынес как стрела,Но злая пуля осетинаЕго во мраке догнала!

XIV