Верь, люби, живи! - Доктор Нонна

Доктор Нонна

Верь, люби, живи!

Любовь имеет свою цену, которую мы узнаем значительно позже.

                                                                            Михаил Шнеерсон

Глава 1

Влад выскочил из дома и хлопнул дверью – его трясло от гнева. Семнадцатилетний юноша в последний раз оглянулся на родные окна шестикомнатной квартиры на Патриарших прудах: «Нет, дорогой папаша, ни в какую армию я не пойду! Не хочешь меня понимать – уеду и забуду о тебе, словно тебя и не было! Тоже мне, генерал! Думаешь, если солдатам приказываешь, то и я тут же встану по стойке «смирно»?! Не будет такого! Мне вообще ничего от тебя не надо. Сам проживу!» Молодой человек потрогал лежащий в кармане брюк паспорт, переложил из одной руки в другую тяжелую сумку с вещами, которые наспех покидал, и уверенно пошел вперед. Там, за спиной, не оставалось ничего, что могло бы его удержать...

Мама Влада, Нина Семеновна, умерла пять лет назад, когда мальчику только исполнилось двенадцать лет, и эта потеря до сих пор причиняла нестерпимую боль. Там, в далеком детстве, мама всегда была рядом: ее нежный голос, ласковые руки и родной запах могли вылечить от боли, грусти, осушить слезы и вызвать улыбку. Только она, тихая, интеллигентная женщина, могла противостоять суровому бескомпромиссному отцу, который привык твердой рукой управлять всеми, кто хоть как-то оказывался в поле его зрения. И сейчас, все дальше и дальше уходя от родного дома, Влад оплакивал в душе свою мамочку, которой уже нет, а значит, никто не защитит его от отца.

В первый раз Николай Александрович, генерал-полковник, начальник инженерных войск МО СССР, заявил о своем желании видеть единственного сына военным, когда ребенок только собирался идти в первый класс школы.

– Мой сын будет учиться в Суворовском училище! – почти кричал мужчина, а маленький худенький Владик размазывал слезки кулачками по щекам. – Ребенок должен идти по стопам своих родителей! Он обязан продолжить семейную традицию!

– Папочка, я не хочу, – плакал малыш, – я не хочу стрелять и убивать!

– Ты позоришь меня, сын! – возмущался Николай Александрович. – Я сказал, что пойдешь в Суворовское училище, значит, пойдешь!

Владик кинулся к матери, обнял ее за колени и зарыдал:

– Мамочка, я боюсь, не надо! Пожалуйста, не надо, я боюсь!

Отец носился по комнатам, продолжая выкрикивать угрозы, ребенок заливался слезами, и лишь бледная, худая Нина, кутающаяся в теплый оренбургский платок, долго хранила молчание, а потом встала на пути разгневанного мужа и тихо сказала: «Наш сын будет ходить в обычную школу до тех пор, пока сам не решит связать себя с армией». Николай Александрович остановился, шумно выдохнул и посмотрел в любимые глаза жены – в них была такая сила, такая любовь и самоотверженность, что он просто не посмел продолжить этот разговор.

Тогда угроза армии миновала Владика благодаря маме, но через четыре года, когда пришла пора переходить в среднюю школу, Николай Александрович снова поднял волнующую его тему.

– Сын, подойди сюда, – сурово сказал генерал-полковник.

Владик осторожно подошел к отцу и спрятал за спину мягкого зайца, которому только что читал детские сказки на английском языке.

– Ты стал взрослым, – продолжил отец, – поэтому пора подумать о дальнейшей жизни. Сейчас самое время поступить в Суворовское училище. Да, конечно, ты сильно отстал от своих сверстников, и мне будет очень стыдно, что мой сын – такая размазня, но что поделаешь...

– Папа, я не хочу, – тихо сказал Владик.

– Мне наплевать, что ты хочешь, а чего – нет! – заорал Николай Александрович. – Ты и так пропустил несколько лет, в течение которых мог бы обучаться военному делу! Мы идем подавать документы в училище.

– Папочка, – заплакал мальчик, – не надо, я не хочу, пожалуйста!

– Хватит рыдать! – стукнул кулаком по столу генерал. – Ты мужчина, а ведешь себя как девчонка! Хватит меня позорить!

Скандал между отцом и сыном погасить не смогла даже Нина – ее силы подтачивала страшная болезнь, и ей было уже тяжело противостоять мужу. Понимая, что ничего не может сделать, женщина закуталась покрепче в шаль и устало села на табурет – две скупые слезинки скатились по пожелтевшему лицу...

Летом того же года документы в Суворовское училище были поданы, и мальчика отправили в Горький. Влад до сих пор помнит, как плакала мама, прижавшись к стене, как гладила темные непослушные волосы сыночка холодными исхудавшими руками, как отчаянно смотрела на мужа, желая, чтобы тот отказался от своего решения, но чуда не произошло. Николай Александрович с каменным лицом поднял чемоданчик сына, чмокнул жену в щеку и молча вышел, не желая, чтобы хоть что-то поколебало его решимость. Маленький Влад подбежал к матери, прижался к ней и снова заплакал – Нина обняла сына, и ее сердце сжималось от жалости к своему нежному, трогательному мальчику, из которого вопреки его воле хотят сделать военного. Ей казалось, что они больше не встретятся, что эти объятия станут последними нежными жестами между ними. Однако она ошибалась...

Через три месяца в квартире Никольских раздался звонок.

– Товарищ генерал, – услышал Николай Александрович в трубке, – вас беспокоят по поводу вашего сына.

– Что случилось? – забеспокоился мужчина и устало провел рукой по волосам. Нине с каждым днем становилось все хуже и хуже, и тревога за жену подтачивала силы. – Что с моим сыном?

– Он совершенно не подходит для армейской службы, – спокойно произнес собеседник. – Мы не можем его исключить, потому что его успеваемость по общеобразовательным предметам самая высокая, однако его психологическое состояние нас беспокоит.

– Что с ним? – повторил свой вопрос Николай Александрович.

– Он ни с кем не общается, почти не спит и не ест, часто плачет. Несколько раз наши врачи обращали внимание на то, что у ребенка нервный тик.

– И что дальше?

– Мы очень уважаем вас, Николай Александрович, мы ценим, что вы выбрали наше училище для своего сына, однако вынуждены сообщить вам, что мальчика лучше забрать. Он не военный и никогда им не станет. В следующем году мы все равно исключим его – он не пройдет проверку на профпригодность, однако нам кажется, что не надо мучить ребенка год.

Нина своим материнским чутьем поняла, что с ее сыном что-то случилось, и вышла из спальни. Держась за стенку рукой, она в упор посмотрела на мужа, и в ее глазах было и беспокойство, и осуждение, и боль за своего ребенка. Вынести этот взгляд умирающей любимой жены генерал Никольский не смог, поэтому устало произнес: