Пашка из Медвежьего лога (Художник И. Коновалов) - Григорий Федосеев

Григорий Анисимович Федосеев

Пашка из Медвежьего лога

КОНОПАТЫЙ ПАРЕНЕК

Еще зима…

Тусклые рассветы. Мутное небо. Редко проглянет холодный луч солнца. Под зимним плотным снегом спят корни растений, насекомые, ручейки, реки, цари-медведи. Спят белоствольные березы, угрюмые сосны, ели — вся тайга. Лишь изредка в ней кто-то, точно пробудившись от долгого сна, пробормочет невнятно и смолкнет, уйдя в тишину.

В штабе экспедиции затишье. Полевые подразделения геодезистов уже разводят костры в далекой тайге, ждут не дождутся весны, чтобы начать работу. И только мы с Василием Николаевичем Мищенко, как отставшие в перелете птицы, живем лишь надеждой, что скоро присоединимся к товарищам.

А тайга зовет. Мысли давно там, далеко в горах, у бурных потоков, у птичьих озер. То почудится, что ты у ночного костра, и тело пленит привычная усталость от дневного перехода, то вдруг плеснет в лицо смолистым запахом хвойных лесов, отогретых полян, свежестью первой зелени. И, пробудившись, ты с болью поймешь, что это всего лишь обманчивое забытье.

День солнечный, теплый. Иду к себе обедать. Из школы высыпали ребята и быстро растеклись по переулкам. Вижу: у широкой витрины магазина сельпо стоят двое парнишек. Тот, который поменьше ростом, — ко мне вполоборота. Лица не видно, только острый кончик носа торчит из-за веснушчатой щеки. Зажав между ног сумку с книжками и перевалившись через перила, парнишка что-то рассматривает за стеклом.

Я делаю еще шаг и останавливаюсь. Теперь мне виден чуточку вздернутый нос, тоже запорошенный веснушками, В стиснутых пальцах правой руки парнишка держит ломоть черного хлеба, отхватывает большие, во весь рот, куски и жует, причмокивая губами. Можно подумать, что он, по крайней мере, ест какой-то необыкновенно вкусный торт. Второй мальчуган, и старше, и повыше ростом, стоит рядом, бочком прижавшись к перилам, и с откровенной завистью следит, как приятель уминает хлеб, а сам нет-нет да и пожует пустым ртом. Лицо у него строгое, даже злое.

Там, за стеклом, куда так пристально они смотрят, горка жареных гусей. Ближний рассечен вдоль, лежит, вывернутый жирным мясом наружу, сочный, обтянутый подрумяненной коркой.

«Вот он соблазн!» — подумал я. И мне вдруг тоже захотелось чего-нибудь пожевать.

Вижу, конопатый мальчишка достает из кармана чесночину, натирает ею шероховатую горбушку, откусывает, а сам глаз не отрывает от витрины. До чего же вкусным кажется ему черный хлеб с гусятиной, что лежит за стеклом!

— Хватит тебе, пошли! — досадливо бросает старший, глотая слюну.

Конопатый, не поворачиваясь к товарищу, отламывает ему половину горбушки, сует в руку, и они оба, не отрываясь от витрины, жуют.

Меньший говорит с сожалением:

— Вчера, Костя, тут и колбаса лежала… Веришь, жирная, вот такая толстущая!.. — И он, растопырив пальцы левой руки, хочет показать ему толщину колбасы, но вдруг оба разом замечают меня, срываются с места.

Размахивая сумками, они несутся по улице и исчезают где-то в переулке.

Я снимал комнату в доме на одной из самых тихих улиц поселка. Ходил к себе по глухим переулкам. Только подошел к дому, как на улице послышался отчаянный лай, видно, кто-то ударил собачонку. Затем донесся свист. Он повторился трижды и смолк, оставив в уличной тишине какую-то непонятную тревогу.

Через соседний двор промчались три паренька. Явно на свист. У них, кажется, не было времени открыть калитку, и они все с легкостью борзых перемахнули через забор.

Свист повторился, но более резко, как сигнал бедствия.

По дворам залаяли собаки.

Вижу, старик собачник поймал сачком Жулика — соседскую собачонку и, перекинув через плечо живой груз, направился к телеге с ящиком. Сбежавшаяся ребятня стеной перегораживает ему путь, орет, машет руками, пытается отнять Жулика.

— Кыш, пузатая пескарня! — кричит собачник, прокладывая себе дорогу.

Ребята отскакивают и в нерешительности замирают. На секунду напряженная тишина нависает над улицей.

От толпы отделился парнишка в красном шерстяном шарфе, видимо, самый резвый, и стремглав бросился вниз по улице — явно с каким-то поручением.

А старик торопливыми шагами подошел к телеге, и через минуту Жулик уже сидел в ящике с двумя грустными псами.

Собачник не спеша, по-хозяйски замкнул дверцу ящика. И тогда Жулик вскочил, бросился к решетке, завыл на высокой, жалобной ноте. Ему ответили таким же воем собаки из ближайших дворов.

Я решил не вмешиваться до последнего момента: хотелось посмотреть, что за ребята на нашей улице и способны ли они освободить своего четвероногого Друга.

А собачник, довольный удачей, достал из кармана кисет и стал закручивать «козью ножку».

В это время из дальнего переулка выскочил шустрый паренек в сопровождении мальчишки в красном шарфе.

— Копейкин!.. Копейкин!.. — Толпа мальчишек оживленно загудела.

Дед насторожился, не понимая, с чего бы у хлопцев появилась такая радость.

Что-то знакомое показалось мне в этом пареньке.

Да ведь это тот самый конопатый мальчишка, которого я только что видел у витрины сельпо! Мне запомнились широкая, с чужого плеча, телогрейка защитного цвета и большая лисья шапка.

Толпа ликовала. Конопатый паренек каким-то еле уловимым жестом заставил ребят стихнуть. Он деловито обошел телегу с дремавшим под дугою мерином, подозвал к себе рыжего мальчишку и что-то сказал ему на ухо. Тот мгновенно исчез за калиткой ближнего двора.

Ребята, смолкнув, ждали. Видно, вся надежда была на конопатого.

— Здорово, дедушка, — любезно, почти басом, приветствовал собачника Копейкин.

— Здорово, внучек, — в тон ему ответил старик.

— Неладно вышло, дедушка, — пожаловался Копейкин. — Вы нашего Жулика поймали.

— На то они и жулики, чтобы их ловить. — Довольный своей остротой, старик засмеялся.

— Я б вам за него двух вот каких кобелей дал. — Копейкин отмерил рукой целый метр от земли.

— Зачем мне двух! Мне и одного хватит, ежели без обмана.

Копейкин принял эти слова за согласие. Он отошел в толпу ребят и, хитро подмигнув, стал о чем-то просить двух пареньков. Те одобрительно закивали и, сорвавшись с места, помчались выполнять приказание.

— Да поживее возвращайтесь! — крикнул им вслед кто-то из ребят.

Толпа ожила, подступила к старику. Я не мог догадаться, что затеял конопатый паренек, но, судя по поведению ребят, он их чем-то обнадежил. В это время вернулся рыжий.

Он держал руки за спиной, видимо, что-то пряча. Копейкин подмигнул ему, и они оба исчезли за телегой.

Собачник докурил «козью ножку» и вдруг спохватился.

— Ну и брехуны же вы, хлопцы! — сказал он и начал взбираться на телегу.

— Дедушка, дедушка, ведут, ей-богу, ведут! — пропищал в толпе тоненький голосок, и кто-то захлопал в ладоши.

Все повернулись в ту сторону.

Двое ребят волокли на толстом обрывке конопляной веревки молодого кобеля. Он отчаянно сопротивлялся, упирался всеми четырьмя лапами, в глазах замер смертельный страх, точно он вдруг узнал собачника.

— Буска… Буска… — прошел по толпе шепот.

Это была великолепная зверовая лайка. Никакого сравнения с Жуликом.

Старик обрадовался и сразу схватил сачок.

— Сперва Жулика выпускай! — протестующе заорали мальчишки.

Но собачник заторопился, накинул на Буску сачок и, не обращая внимания на его яростное сопротивление, впихнул в ящик и захлопнул дверку.

— Жулика!.. Жулика!.. — загудели ребята и стали подступать к телеге.

— Цыц!.. Не подходи!.. — старик угрожающе поднял кнут, заслонив собой ящик.

Но тут показался Копейкин, он что-то крикнул, и, словно по мановению волшебной палочки, все стихло. Мальчишки даже подались назад от. телеги и, повернувшись к конопатому пареньку, недоуменно ждали, не веря, что он отдал Буску.

Я сошел с крыльца.

— Трогай, дедушка, трогай! — послышался спокойный голос Копейкина.

Собачник не торопясь уселся на телегу, все время подозрительно поглядывая в сторону, где стоял конопатый паренек. В последний раз оглянулся на присмиревших, сбитых с толку ребят, дернул вожжи и ременным кнутом стегнул по ребрам мерина.

Телега загрохотала по мерзлой дороге. Собаки в ящике все разом завыли, Толпа стояла, все еще не веря случившемуся.

И вдруг дружный хохот, точно взрыв, потряс всю улицу: у телеги сошли с осей оба левых колеса. Она сильно наклонилась, и старик, свалившись в снег, замотал в воздухе длинными ногами.

Мальчишки торжествовали.

Едва отряхнувшись от снега, разъяренный собачник кинулся на толпу с кнутом. Ребят как не бывало — кто куда! Только Копейкин стоял на месте, будто примерзший к дороге, в расстегнутой телогрейке, в сдвинутой на затылок шапке, чуть побледневший и решительный. Старик всем своим гневом обрушился на него, размахнулся, чтобы ударить, да так и замер с высоко поднятым кнутовищем.