Темнота - Роман Лукьянов

Роман Лукьянов

Темнота

1

Джек пробудился от беспокойного сна.

За окном уже третий день неустанно шел дождь – с громким шумом падал на крыши домов, стекал по водостокам, ветвям каштана, выкрашенным в белый цвет заборам и затем исчезал в водовороте глубоких луж.

Пасмурное небо оставляло на всем кривые дрожащие тени.

Глаз с трудом мог сфокусироваться на чем-то одном и постоянно бегал из стороны в сторону.

– Словно земля билась в лихорадке, – думал Джек, слезая с кровати.

Тело земли содрогалось от спазмов и нервно поднималось то вверх, то вниз, то выгибалось в совсем неестественных формах.

Джек не громко, не тихо звал маму:

– Мама, мама.

В ответ лишь было слышно, как о металлический карниз бились капли дождя.

Кап! Кап! Кап!

Громко, как выпущенная из автомата очередь.

И еще протяжный гул – завывание ветра, как-то умудрившегося продраться через обшивку дома и попасть внутрь.

Он вытер кулачками заспанные глаза и внимательно осмотрелся.

Комната была пустой и мрачной. Среди аскетичной пустоты выделялись брошенные в запале игры зеленые солдатики и слегка надорванный у глаз плюшевый мишка.

Все, что купил отец перед тем, как исчезнуть.

Дожидаться здесь матери было бесполезно и страшно, поэтому Джек решил отыскать ее сам.

Обошел все комнаты верхнего этажа, но мамы там не было. Иногда он звал ее слабым обеспокоенным голоском, но никто не отзывался.

В ответ доносился лишь шум ветра и скрип старых прогнивших половиц.

Ни в библиотеки, ни в папином кабинете, ни в спальне мамы не было.

Нужно было спускать на первый этаж.

Проходя по узкому коридору, Джек заставлял себя не смотреть на стены. Он знал – на них висят жуткие картины, от которых его бросало в пот. Обрюзгшие старики с сальными ртами, красными ячменными глазами и мерзкими рубцеватыми шрамами. Выражению их лиц редко посещало что-то, кроме злобы и ненависти.

Надо быстро проскочить. Не смотреть в их глаза! Не смотреть!

Джек шел медленно. Лестница была крутой и оступись он хоть раз, неприменно повалится кубарем в самый низ.

Проскочить! Но как?

Надо было идти не спеша, аккуратно, ставя ножку на одну ступеньку, потом подбирать к себе вторую и так до самого низа.

Медленно. Осторожно.

Лютые шекспировские гримасы все еще были направлены прямо на Джека. Он ощущал их всей своей кожей, словно кто-то положил руку ему на плечо.

Джек стремительно обернулась.

Никого. Показалось.

Он опять продолжил спускаться, пока наконец торжественно не спрыгнул с последний ступеньки на обшарпанный паркет.

Джек подошел к массивной двери, толкнул ее маленькими детскими ручками.

Дверь со скрипом отворилась внутрь.

Из гостинной повеяло могильным холодом. Кожа на его спине покрылась мурашками.

В углу на темно-зеленом кресле сидела мама.

Окна были завешены и Джек едва мог различить ее черты, на всем лежали тяжелые густые тени.

Лицо у мамы было бледное, а глаза черные.

– Мама, мамочка, – тихо звал ее Джек.

Мама даже не шелохнулась, сидела там где сидела, смотря перед собой – эта бледная кожа, глаза, словно две черные точки.

– Ма… – Джек запнулся, виновато посмотрел под ноги.

В ответ гробовая тишина. В комнате почти не было слышно дождя, только тоненький писк за стенами.

Джек поднял голову, крепко сжал пальцы в кулак и более уверенным и громким голосом сказал:

– Мама, можно я погуляю на улице? – потом добавил чуть тише. – Хотя бы немного.

Голос его все еще был мягким и почти невесомым. Он тут же терялся в кишащих крысами стенах.

Гранитные веки с трудом поднялись вверх. Из-под них выглянули два красных пятна. Зрачки испещренные золотисто-голубыми крапинками, словно черные змеи, скользнули в сторону Джека.

Это не моя мама.

Джеку захотелось уйти.

Не знаю. Или… Не так это и важно. Я уже устал сидеть в одной комнате. Мне скучно и тоскливо. Хочу на улицу!

– Я туда и обратно, – пытался объяснить он маме. – Только взгляну и…

– Нет! – послышался увесистый, обернутый в хрипящую оболочку, голос мамы.

Ее тяжелое дыхание было слышно так же хорошо, как звон сломанных часов по ночам.

Джек замешкался.

К горлу подступил неприятный ком.

Хоть бы не расплакаться. Держи себя в руках.

Он решил еще раз все объяснить:

– Я… Всего…

– Нет! – повторила мама и посмотрела прямо ему в глаза.

Джек весь сжался.

– Ну…

Как же трудно подбирать слова. Почему?! Почему?!

Поднятая голова мамы, бледная, с грязными сальными волосами, вновь опустилась, словно цветок, после захода солнца.

Джек посмотрел в окно.

Ожидая там увидеть обвитую плющом ограду, он разочарованно отвернулся. Все было закрыто, оставалась лишь тонкая полоска между шторами, в которую едва проскальзывал свет.

Гранитные веки вновь поползли вверх. Обнажились мутные зрачки. Мама смотрела не на Джека, а сквозь него, будто не замечая. Она моргнула. Потом еще раз. Слеза стекла по мраморной коже оставив тоненькую бороздку, разделяющую свет и тьму. Остекленевший взгляд застыл на Джеке. Мама вонзила острый ноготь в обшивку кресла. По комнате пронесся звук порванной ткани.

– Мама, пожалуйста, – Джек едва сдерживал слезы, смотрел не в глаза матери, а в обнаженное худое плечо.

– Нет, – устало сказала она и замолчала.

Шум дождя за стеною нарастал. Джек опять подумал о внешнем мире, от которого его отделял этот странных грубый голос, явно не материнский.

Она стала какой-то другой. Злой. И это худое бледное лицо.

Он хотел уже развернуться и уйти, но внезапно мама холодно, почти издевательски добавила:

– Если тебе нечего делать, приберись на чердаке.

Это было безоговорочное поражение.

– Хорошо, мама, – все что смог выдавить из себя Джек.

– Ну, разве сегодня не прекрасная погода, – сказала она, будто в комнате был кто-то еще.

– Да, мама.

Он еще раз мельком взглянул на маму, тяжело вздохнул и вышел из комнаты, закрыв за собою дверь.

Хоть он и был разочарован, все же выйдя из гостинной, ему стало легче.

2

Джек немедля поднялся к себе в комнату, вошел внутрь, потом захлопнул за собой дверь и тяжелым камнем упал на кровать.

Поверхность ее была застелена мягким покрывалом, по всей длине которого яркими огнями сверкали звезды, большие и маленькие, далекие и близкие, словно горящие лампочки над головой Джека, они отбрасывали светлые пятна на его печальное лицо.

От тяжести тела покрывало скривилось, скомкалось – длинные горные цепи проступили близи застывшего эмбриона.

Маленькие капли падали на острые вершины гор, на