Муза - Энтони Берджесс

Энтони Берджесс

Муза

Послушайте, вы точно не раздумали? — в сотый раз спросил Свенсон. — Точно?

Пальцы Свенсона ловко манипулировали клавишами ручного управления, меж тем ноги выплясывали совершенно иной ритм. Свенсон был очень стар; от омолаживающих средств все его тело лоснилось, как навощенное. Умнейший, умудренный двухсотлетним опытом человек, он тем не менее выглядел почти сверстником сидевшего рядом с ним двадцатипятилетнего мужчины — Пейли, специалиста по истории литературы. Улыбнувшись своей коронной терпеливой улыбкой, Пейли вновь повторил:

— Нет, не раздумал.

— Там все не совсем так, как вы предполагаете, — провозгласил Свенсон (тоже далеко не впервые), — Стопроцентного сходства не бывает. Ждите сюрпризов. Вот, помню, возил я недавно такого парня, Уилера. Бедняга думал, что попадет в четырнадцатый век, описанный в его любимых книжках. Но четырнадцатый четырнадцатому рознь. Домики с соломенными крышами, усадьбы, церкви, разные там соборы — все на месте. Но феодальными правителями оказались многоголовые монстры с щупальцами. А изъяснялись они — если верить Уилеру — на чрезвычайно изысканном нормандском диалекте.

— Сколько же он там пробыл?

— Сигналить начал на третий день. Но вызволить его мы смогли лишь через год. Не повезло мужику. Угодил, знаете ли, в застенок. Должно быть, им показался подозрительным его среднеанглийский язык. Вернулся седой, как лунь, и все сам с собой говорил… Понимаете, в тюремщиках там служили живые штативы из эктоплазмы.

— Но ведь не в системе Б-303 это случилось?

— А вы сами как думаете? — огрызнулся Свенсон, и тень старческой раздражительности пробежала по его молодому лицу. — Дело было года два назад. Два года назад Б-303 имела сомнительную честь наслаждаться елизаветинским режимом. И до сих пор наслаждается.

— Извините. Это я глупость ляпнул.

— Вы, молодежь, — не все, но некоторые, — пробурчал Свенсон, отойдя к дальней стене, сплошь состоявшей из дисплеев, — ждете от Времени слишком многого. По-вашему, историческое время такое же податливое, как другие его виды. Думаете, раз с микрохронным и макрохронным слоями можно забавляться, как Бог на душу положит, то и со всеми остальными…

— Простите. Я сначала сказал, а потом уж подумал, — голова у Пейли была забита весьма важными проблемами, и что такого, если он несколько отвык от нудного хронотопа солнц и циферблатов?

— В том-то и беда с вами, молодыми… ага, есть! — удовлетворенно проговорил Свенсон. — Скакнули на пять с плюсом.

Так же плавно, как язык соскальзывает из одного фонетического отдела рта в другой, их путь сквозь время перешел в банальное пространственное перемещение. Бессчетные мегамили, отделяющие Землю от системы Б-303, звездолет перепрыгнул одним махом, словно заурядный рейсовый крылобус — Атлантику. И теперь, в двух шагах от этой второй Земли — которая именно в силу своей умопомрачительной отдаленности ничем не отличалась от их родной планеты, хотя находилась на более ранней фазе их общей истории — уравнение умножения ускорения на массу бережно перенесло их. точно из одного сновидения в другое, в мир. где всеобщий закон космической симметрии сотворил материальные объекты, совершенно чуждые и абсолютно обычные для землян. Свенсон, с детства воспитанный на идее взаимозаменяемости времени и пространства, тем не менее не уставал дивиться будничности чудес, когда очередное Nacheinander[1] лениво, чуть ли не позевывая, превращалось в Nebeneinander[2] (о, лишь эти старинные немецкие слова во всей полноте выражали суть процесса!). Экраны по-прежнему ничего не показывали, но на дисплеях появились цифры правдивой и сухой информации о звездной системе, в которую они сейчас входили. Свенсон изучал их, задумчиво кивая. Этот пышущий химической молодостью здоровяк был, ни дать ни взять, могучая скандинавская ель. Пейли. прислонившись к переборке, поглядывал на пилота и завидовал его росту, его мускулистому, сильному телу. Но зато, подумал историк, Свенсону никогда не удастся выдать себя за уроженца иной, не столь сытой эпохи. В то время как он, Пейли, щуплый и темноволосый, как те далекие силурийцы, населявшие Британию на самой заре ее истории, проникнет в елизаветинскую Англию (куда они, собственно, и держали курс) — и ни одна собака не распознает в нем инопланетянина.

— Удивительно, как ничтожно значение вариаций, — проговорил Свенсон. — Как ограничен космос, как он, увы, бессилен в плане обновления форм…

— Да будет вам, — улыбнулся Пейли.

— Когда задумываешься, сколько всего сделали древние музыканты, пользуясь жалкой дюжиной нот…

— Человеческий разум, — прервал его Пейли, — способен двигаться по прямой. Но космос — кривая штука.

Отвернувшись от дисплеев, Свенсон удостоверился, что панель ручного управления бодро и размеренно сверкает огоньками, затем прошел к другому пульту.

— Теперь побалуемся с гравитацией, — сообщил он. — По-моему, здесь… — он стал прокладывать курс. — Так вы не раздумали?

— Вам не хуже меня известно, — терпеливо улыбнулся Пейли, — что я должен это сделать. Ради науки. Ради моей собственной репутации.

— Репутации, значит… — пробубнил Свенсон. Затем, бросив взгляд на дисплеи, объявил: — Ага. Что-то замаячило.

Туман, набрякшие тучи… Какой-то твердый объект то высовывается из жидкой облачной овсянки, то вновь скрывается. Пейли подошел поближе.

— Это же Земля! — очарованно вскричал он.

— Их Земля.

— Совсем как наша. Америка, Африка…

— Очертания немного не те, вон видите там, на южной оконечности…

— Никаких различий не нахожу.

— Мадагаскар намного меньше.

— Опять облака сомкнулись, — Пейли никак не мог насмотреться. Невероятное зрелище!

— Подумайте, — добродушно пробасил Свенсон, — сколько во Вселенной должно быть абсолютно непохожих друг на друга звездных систем, чтобы творческая мысль природы пошла по второму кругу. Да у вас просто в голове никак не уложится, какое бесчисленное множество различных миров существует на свете — потому-то эта планета и кажется вам чудом.

— А звезды… — произнес Пейли, размышляя вслух: — Я хочу сказать: звезды, которые они на самом деле видят оттуда, из своего Лондона — те же, что и у нас?

Свенсон небрежно пожал плечами.

— Примерно, — заявил он. — Приблизительное сходство имеется. Но, — решил он дать разъяснения, — мы толком еще ничего не знаем. Помните, ваша экспедиция — лишь десятая или одиннадцатая. Ведь, откровенно говоря, это всего лишь прошлое. Зачем таскаться в былое, когда можешь попасть в грядущее?

— Историю необходимо проверить, — проговорил Пейли, слегка заикаясь. Цель экспедиции внезапно показалась ему полной ерундой: как он только решился сорвать с места всю эту технику и Свенсона, специалиста высочайшей квалификации, ради довольно-таки банальной гипотезы. — Я должен выяснить, действительно ли Уильям Шекспир написал все те пьесы.

Свенсон, как и ожидал Пейли, презрительно фыркнул:

— Замечательная идея, просто прелесть. В этом году его юбилей, а вы, значит, решили доказать, что праздновать нечего. Правда, — добавил он, — я в таких вещах не знаток. На поэзию у меня никогда не хватало времени. Ага-а-а, отстранив Пейли, он почти прижался лицом к экрану, пристально вглядываясь. Казалось, незримая рука перевернула страницу атласа: теперь на них наплывала Европа. — А теперь, — объявил Свенсон, — пошла совсем уж ювелирная работа, — и начал давать команды. Затем склонился к Пейли, буквально нависнув над ним:

— Вам, случайно, не пора собираться?

Пейли покраснел от стыда: все это долгое время, пока корабль был спеленут темными бинтами космоса, он пробездельничал и вот теперь, накануне прибытия, вынужден был готовиться наспех. Сбросив комбинезон, он достал из шкафа костюм елизаветинского щеголя. Рубашка, узкие брюки-трико, гульфик, дублет, шляпа французского фасона с пером, сапоги с прорезями. Одежда была изготовлена из синтетических материалов, неотличимых от старинных тканей, а обувь сшита вручную из добротной натуральной кожи. Также имелась дорожная сума с двойным дном, под которым была спрятана крохотная рация-маяк для двусторонней связи. Правда, если возникнут проблемы, толку от этого устройства будет немного: Свенсону строго-настрого приказано вернуться за Пейли лишь по истечении года. Маяк просто должен указывать, где находится гость — по сути, нелегальный пассажир планеты. Высадив Пейли, Свенсон углубится в космические просторы: надо снять профессора Шимминса с Ф-78 и доктора Гуан Мо Чэна — с Г-210, а на обратном пути придет пора подобрать Пейли. Проверив маяк, Пейли покопался в содержимом честного, открытого отделения своей сумы: главным его богатством было собрание произведений Уильяма Шекспира — правда, неполное, за вычетом ранних. Пейли вез с собой лишь шесть вещей, которые пока что не написаны здесь, в 1595 голу от Рождества Христова на Земле — Б-303. Это была абсолютная копия факсимильного издания парного фолио; бумага также являлась точной подделкой тех твердых шершавых листов, на которых писали драматурги елизаветинской эпохи. Остальное имущество Пейли составляли профилактические порошки в льняных мешочках да золотые монеты…