Темным ведьмам не отказывают (СИ) - Гусина Дарья

Дарья Гусина

Темным ведьмам не отказывают

Глава 1

– Итак, ответчица, вы настаиваете на том, что истец проявил к вам неуважение, выраженное в… хм… цитирую «наглом лАпании, куда только руки блудливые дотянулись»?

– Да, – скромно ответствовала ответчица, то есть я.

Судья устало посмотрел на меня поверх пенсне. Все знали, что у господина Тротта проблемы с желчью и что он очень не любит ведьм. А еще, что именно отец того наглеца, который сейчас гордо восседал в первом ряду, бросая на меня убийственные взгляды через плечо, рекомендовал господина Тротта на тепленькое местечко судьи.

Истцом был сын графа До Фелье, молодой, но уже побитый жизнью виконт Фердинанд. Я проклинала тот день, когда он забрел в мою лавку за средством от похмелья и положил на меня глаз.

Заседание затянулось, и я с тоской предчувствовала, чем кончится дело. Графский сынок просверлил во мне дыру взглядом из-под напудренного парика, лицо судьи налилось насыщенным желто-зеленым, а тройка горожан в углу (самого что ни есть забулдыжного вида) судя по мечтательным физиономиям, готовилась свидетельствовать. Против меня, разумеется.

Я не была знакома ни с одним из них. Какая разница? Им явно хорошо заплатили, и мыслями они уже смачивали пересушенные глотки элем в местном трактире через площадь от суда.

Лорд-протектор нашего городка требовал, чтобы в нем каждый год, как по часам, вскрывались и расследовались случаи употребления ведьминской магии. Видимо, зря я, зельевар в третьем поколении, работающий на благо общества, считала себя полезной городу – мной и моей лавкой пожертвовали ради отчетности.

– Как именно произошло… хм… приставание, фра Филрич?

– Происходило, – уточнила я. – Господин виконт являлся в мою лавку каждый божий день и требовал… неприличного… подтверждая требования… действиями.

– Какими именно?

– Весьма нахальными, у меня остались синяки. Хотите покажу?

Зал заволновался. Половина собравшихся (в основном, мужская) требовала немедленно предъявить доказательства, вторая, женская, категорично выступала против.

Однако я понимала, что подобный акт эксгибиционизма мог быть расценен как оскорбление суда. Это только ухудшило бы мое положение. Виконт, конечно, порадовался бы. Поэтому я продолжила сидеть, скромно сложив ручки на коленях.

Судья дождался, пока шум уляжется, и заунывно проговорил:

– Поскольку со стороны ответчика доказательства не представлены, а со стороны истца –наоборот…

До Фелье встал и гордо продемонстрировал присутствующим обмотанные бинтами руки. Ладно, каюсь: припечатала малость виконта веткой жгучего клоповника, чтоб не тянул конечности, куда не следует. Но разве ж я после этого ведьма?

– Ведьма! – громогласно подтвердил виконт. – Поняла, что не сумеет соблазнить меня чарами лукавыми, юными, пленительными и (До Фелье обиженно сглотнул) желанными, и решила отомстить – рук лишить!

Я фыркнула. Еще бы я на тебя, идиота плешивого, свои чары тратила. Кстати, захоти я по-настоящему, ты бы уже пыль с моих туфель слизывал. Для этого и темной ведьмой быть не обязательно, есть такие зелья…

Судья вызвал свидетелей. Трое забулдыг подтвердили: точно, заколдовала подлая ведьмачка графского сыночка! Как есть заколдовала! Каждое утро к ней таскался! Она его в дверь, он – в окно. Не иначе как приворот!

К концу речи третьего свидетеля, между выхлопами перегара в точности, хотя и с запинками, повторившего формулировку первого, я окончательно приуныла. А к оглашению вердикта впала в отчаяние. И даже бойкое заявление кузины Милдред в мою пользу не спасло дело – мне предъявили еще более веское доказательство, чем обожженные руки виконта.

Я читала написанное на четырех листах, заверенных печатями столичной лаборатории, постепенно холодея от ушей до пят. Все это время в моей лавке происходили «контрольные закупки». Мнимые покупатели приобретали мазь от ожогов, капли «Сладкий сон», болтушку для белизны кожи и средство для отпугивания комаров.

Во всех моих товарах лаборатория нашла следы темной магии. Особенно много ее было в антикомарином декокте из ложного мухоморника. Все знают, что ложный мухоморник прекрасно отпугивает комаров! Мне бы и в голову не пришло добавлять в него запрещенные чары! Которыми я, кстати, не владела.

И кто этот инспектор Фо Амаль, чья печать (силуэт лиса, не помню такого рода) красовалась на всех бумагах по моему делу? Хоть бы показал личико на суде. Я бы это личико уважила, ей богу. Плюнула бы в него или что похуже. Я не ведьма, до седьмого колена проклясть не могу, но раз в год и ржавый арбалет стреляет.

– Меня подставили! – закричала я. – Я светлая! Я зельевар в третьем поколении! – от обиды и бессилия на глазах выступили слезы.

– Она у нас – в третьем поколении! – пропищала миниатюрная Милдред. – Да отродясь в нашем роду темных не было!

Судья звучно стукнул молотком по деревянной подставке и отпустил приговоренную к изгнанию ведьму домой до утра: привести в порядок дела и собрать вещи.

Мало того, что я потеряла лавку, вердикт включал высылку из Прядниц и наложение магического запрета на использование профессиональной магии. До нового места проживания меня должна была отвезти специальная карета.

«Этапировать» нас (меня и мой багаж) планировали в самые отдаленные места королевства, на границу с Темными Землями. Как говорится, темное к темному. Жаль, что речь тут шла не о пиве и копченой баранине.

Думаете, я была расстроена? Нет, я пребывала в ярости! Впервые пожалела, что не родилась настоящей темной, такой, как сто лет назад, когда ведьмы одной фразой лишали врагов дара речи (Чтоб у тебя язык отсох!), благосостояния (Чтоб тебе в руки ни один медяк не шел!) и мужской силы (Чтоб у тебя отсох… не только язык!).

… – Чтоб о тебе все твои враги вспомнили, – уныло пробормотала я, глядя в рюмку с наливкой и имея в виду одновременно виконта, судью, свидетелей, но больше всего неизвестного инспектора с печатью в виде лиса. – Разом. Все старые, дальние и близкие. И новые, если старые закончились. Такому подлецу свеженьких врагов завести – раз плюнуть. Меня, например.

Милдред крякнула и отодвинула от меня бутылку с крепкой сливовкой собственного производства.

На полу стояли мои сундуки. В большой я упаковала самые ценные ингредиенты и готовые зелья для личного пользования, а в маленький – свой нехитрый гардероб и книги.

Часть продукции осталась на полках. Пусть ее растащат прядницкие мародеры. И пусть все они случайно перепутают любовный декокт со слабительным. Все равно мне больше не разрешат заниматься семейной профессией.

Жаль, я не могла оставить Милдред свою лавку. Но земля под ней считалась городской, два поколения Филричей брали ее в аренду каждые три года, и мой договор истекал… на следующей неделе.

Продлить его, разумеется, темной ведьме никто не позволил бы. А если бы и позволил, найти применение месту, в котором некогда хозяйничала «колдовка», Милдред вряд ли смогла бы. Моя кузина зарабатывала пошивом одежды для обеспеченных дам, и отпугивать клиентуру было не в ее, модной модистки, интересах. Лишь бы ей самой не навредило родство с темной ведьмой.

Кузина категорично отказалась вернуть на стол бутылку сливовки, угрожая мне ужасными последствиями чрезмерных возлияний, как то головная боль поутру и прилипший к нёбу язык. Ха! Нашла кого пугать похмельем! Зельевара в третьем…

Вспомнив, что кое-кто тут уже не зельевар, я мутным взглядом оглядела лавку. Милдред права: пора завязывать – и на боковую. И просто ни о чем не думать. Иначе с ума сойду.

Стук в дверь – и локоть, которым я, задремав, подпирала захмелевшую голову, сорвался со стола. Звонко приложилась лбом о столешницу. Это немного выбило из меня хмель и сонливость.

Кого там бесы принесли? Не захотели ли, часом, мои «благодарные» клиенты напоследок устроить аутодафе подлой ведьме, столько лет скрывавшейся под видом добропорядочной фра? Но стук повторился, довольно вежливый.