На дне колодца. На вершине горы - Денис Тихий

Тому, кто думает, что он познал дно человеческой подлости, стоит поискать колодец, ведущий еще глубже.

Аркадию снился дурной сон. В этом сне он погружался в колодец, протопленный невиданной силой в ледяном панцире Снега-II.

Он хотел всплыть к расплесканному небу, но отрицательная плавучесть властно тянула вниз. Изо рта выпорхнули стеклянные пузырьки воздуха, и, пересилив приступ паники, Аркадий понял, что может не дышать. Он вытянул руки и сделал несколько резких гребков вниз, силясь разглядеть — что там, на дне колодца? Тьма растворила его, стенки колодца загудели, и, балансируя между сном и явью, он догадался, что гудит не колодец, а сирена тревоги планетарной станции Снег-II.

С последним гребком он вынырнул в реальность, прямо на теплый пол кубрика.

Аркадий прикоснулся к контактной пластине на переборке, и тонкий, сверхпрочный костюм мембранной защиты, скользнув по рукам, моментально обнял все его тело, захлестнувшись прозрачным капюшоном на голове.

Что это за тревоги у нас? А вдруг слетела настройка реактора? Или поврежден контур и гостеприимная природа Снега-II принялась обживать нижний ярус? Гараж зарастает сиреневой травой, гигантские улитки окружили забытую в «гардеробе» кофейную чашку и пялят на нее свои васильковые глазки?.. Он чуть не расшиб голову о причудливый извив кабельтрассы на низком потолке в коридоре. Тут сон с него и слетел окончательно. При чем тут реактор? Реактор уже месяц на трехпроцентной мощности. Реактор, граждане, тут совершенно ни при чем. Да и контур не поврежден — тревога не аварийная.

В центральном посту тускло горел дежурный свет. Аркадий уселся в кресло и дал щелбана пластмассовому клоуну, которого поставил на своем столе Борис. В воздухе перед лицом соткалось рабочее поле бортового компьютера. Цвета отливали в зеленое — надо бы откалибровать проектор, да все руки не доходят. В центре поля пульсировал сигнал экстренного вызова. Соединение. Появилось лицо напарника и командира экспедиции Бориса Кима.

— Господи, наконец-то! — прошептал Борис.

— Ты где?

— На Террасе Ветров.

— Какого черта?!

— У нас тут зонд отказал.

— Он давно отказал! Мы же завтра идти собирались…

— Долго объяснять! Смотри.

Изображение развернулось. Сначала Аркадий ничего не разобрал — ноздреватый камень, какая-то черная заиндевевшая лужа и оранжевая ткань скафандра. Потом он понял.

— Твою мать! Что у тебя с ногой?

— Зонд сорвало с подвески, сдуло вниз. Проехал по ноге.

— Защита повреждена?

— Я ногу не чувствую.

— Защита повреждена?!

— Нет. Регенерация повреждена, кажется.

— Сколько у меня времени?

— Двадцать минут. Максимум — двадцать пять.

— Конец связи!..

Аркадий влетел в «гардероб», распахнул шкаф и стал торопливо натягивать легкий скафандр, прямо поверх мембранной защиты. В центре комнаты из пола выпростался мерцающий силуэт «гардеробщика».

— Легкие скафандры рекомендуются только для работы внутри контура.

— Знаю, заткнись.

— Температура за бортом минус шестьдесят градусов Цельсия. Скорость ветра двадцать метров в секунду. Если вы собираетесь покидать контур, настойчиво рекомендую скафандр с экзоскелетом!

Аркадий опустил на голову шлем и прошел сквозь «гардеробщика» в гараж. Экзоскелет — это прекрасно. Только для инициации потребуется десять минут. Десять бесценных минут… Включилось освещение гаража. Так, что тут у нас? Борис отправился к террасе на двухместном скутере. В углу стоит «ЖБ-88» — армейский вездеход по прозвищу Жаба. Вчера Аркадий своими руками снял с него координационный блок, так что Жаба мертв. У противоположной стены на зарядке два легких «прыгуна». Один мигает красной лампочкой, а второй заряжен на четверть — и до террасы не хватит!

Чертов идиот! А ведь любишь к месту и не к месту вклеить присказку про уставы, написанные кровью! Поставить Жабе блок на место? Сорок минут, если спешить, если без диагностики. Трижды чертов идиот!.. Аркадий стукнул кулаком по бронированной морде Жабы. Вспыхнули фары, вездеход привстал на восьми ногах.

— Ходють и ходють, — сказал Жаба голосом Аркадия. — Запрягаться, что ли?

Аркадий заглянул в кабину — координационный блок стоял на месте в полной готовности. Что за чертовщина? Он уселся в кресло, входной люк стянулся тремя лепестками. Как же это его Борис починил? Зачем ученому заниматься работой технаря? Что за чудеса такие у нас происходят? Всё, думать будем потом!..

Проморгавшись, засветилась приборная панель.

— Быстрый старт! Конечная точка — Терраса Ветров! На максималке!

— Понимаем-с. Потрафим, — сурово сказал Жаба.

За ночь холм, на котором угнездилась Станция, зарос сиреневой травой. Ветер свистел, ерошил макушку холма, раздвигал и схлопывал в траве коридоры. Жаба мигом пересек километровый контур и припустил в сторону ближайшего леса. Почуяв его, деревья расступались в стороны. Он несся вперед, оставляя за собой след выгоревшей травы. Люди со своей техникой слишком горячи для местной флоры. Вскоре лес остался позади. Жаба перемахнул через неглубокий ручей, на ходу трансформировал колеса, поднял брюхо, пропуская крупный камень, и пошел в гору. Аркадий опрозрачнил крышу и нашел Террасу Ветров. Экая нехорошая туча там собирается! «Снег-II обладает непредсказуемой погодой», — говаривал на инструктаже их куратор Анастас Сабирски. Черта лысого! Метеорологический спутник им запускать дорого, вот и вся непредсказуемость…

На своем пути к пропасти зонд пропахал глубокую борозду. Вдоль нее валялись керамические обломки опоры. Скутер лежал на боку — потом надо будет его забрать. Метрах в трехстах, на самом краю пропасти, посреди выгоревшей травы лежал Борис. Аркадий выпрыгнул из Жабы, пристегнул карабин страховочного троса и побрел к нему против ветра.

— Борис, прием! — позвал Аркадий в шлемофон.

Молчание. Он покосился на индикаторы. Вроде жив. — Так, я на месте. Вижу тебя.

— Прием… — прошептал призрачный голос.

— Держись, командир. Сейчас тебя подберу. Дует тут у нас!

— Это точно. Поддувает…

Борису повезло. Прокатись зонд левее — отхватил бы голову…

Борис лежал навзничь, поджав под себя правую ногу. С левой ногой было плохо, а точнее — левой ноги не было ниже колена.

— Привет, старичок! — Аркадий прижался шлемом к шлему Бориса. Светофильтр не давал разглядеть его лицо — блин какой-то с двумя дырами.

— Привет, — невнятно ответил Борис. — Что там с моей шагалкой?

— До свадьбы заживет. Ресурса у тебя еще на пять минут, так что тащить буду быстро. Это больно.

— Давай уже!

Под левой ногой натекла небольшая лужица крови, пока скафандр затягивал повреждение. При минус шестидесяти кровь мигом замерзла и намертво приклеила ногу к камню террасы. Аркадий прижал к лужице вибронож — поверхность тут же покрылась паутинкой трещин. Потянул ногу раз, другой — освободил. Он ухватил Бориса за ворот и потащил к Жабе. В шлемофоне раздался стон.

— Терпи.

— Выдержу, — просипел Борис сквозь зубы.

Ветер крепчал, вздувал каменный горох, швырял его в забрало шлема. Над головой с какой-то неимоверной скоростью начинал клокотать фиолетовый небесный кипяток. Наконец Аркадий прижался спиной к Жабе.

— Как дела, старичок?

— Вроде жив, — провыл Борис.

— Черт, я не сообразил — надо было пару кадавров активизировать. Они бы тебя донесли. Ну, давай, последний рывок!

Он уложил Бориса во второе кресло.

— Воздух пригоден, — сказал Жаба.

— Трогай домой.

— Эт мы завсегда, — ответил вездеход, разворачиваясь на месте.

— Шлем… — прошептал Борис.

Аркадий откинул защитную скобу и стянул с него шлем.

Борис был белее сметаны. Аркадий снял свой шлем и забросил его назад. Достал аптечку, вытащил контактную ампулу с обезболивающим, прижал Борису к шее. Ампула зашипела, мутноватое лекарство пошло в кровь. Аркадий извлек ампулу со снотворным. Борис судорожно выдохнул, схватил его за руку:

— Не надо.

— Почему?

— Много информации. Едем.

— Да едем уже. Все, старичок, уже все хорошо!

— Хорошо, — прошептал Борис, прикрывая глаза. — Да…

Медицинский модуль, похожий на металлического ежа, повисел над обезображенной ногой, радостно захрюкал, зажужжал, принялся аккуратно, по нитке срезать штанину. Аркадий оторвался от панорамной картинки операционного поля и посмотрел на Бориса, вяло поедающего протеиновый йогурт.

— Я не доктор, конечно, но месячишко придется полежать, пока новая нога не вырастет.

— Понятно.

Борис, всегда бодрый, всегда с юмором смотрящий на жизнь, был просто сам на себя не похож. Он пристально, виновато как-то, смотрел на Аркадия. Понятное дело, что виновато!