Покрась в черное - Михаил Март

Михаил Март

Покрась в черное

Часть первая

ПУТЕШЕСТВИЕ НА КРАЙ ПРОПАСТИ

Глава I

Даже когда самолет оторвался от земли и взмыл в небеса, ее не оставило чувство тревоги. Казалось, будто кто-то не сводит с нее глаз. Поводов для беспокойства хватало. Нервишки пошаливали. Что-то она делала не то и не так. Человек привык к определенному образу жизни, где все разложено по полочкам, и вдруг решается это поломать, начать все заново. Трудно, когда тебе уже под тридцать. Мужчины могут себе позволить в любом возрасте делать крутые виражи и входить в штопор. Женщины больше тяготеют к стабильности, если, конечно, ветер не шумит в голове, а жизнь протекает гладко и удачливо. Но человек предполагает, а судьба располагает. Грянул гром, все перевернулось и полетело под откос. Психологические травмы несовместимы со стабильностью, человек теряется. Ее спасли от паники сила характера и твердая воля.

Самолет набрал высоту, пассажиры расстегнули ремни безопасности, салон экономкласса оживился. Наташа огляделась. Ерунда, конечно, никто ее не преследовал. Кругом нормальные люди, у каждого свои заморочки. И кого она может интересовать? Мужчин? Конечно. К повышенному вниманию со стороны сильного пола она привыкла. Дурнушкой себя не считала и цену себе знала. Мужчины ее побаивались: неприступная дамочка, мороки много, а кругом простушек хватает, непритязательных и сговорчивых.

Рядом с Наташей сидела молодая женщина, ее ровесница, с хорошим русским лицом и огромными голубыми глазами, которые, казалось, никогда не устанут удивляться. На плече пышная русая коса и очаровательная белокурая головка спящего мальчугана лет трех от роду. Рядом с женщиной сидела девчушка, чуть постарше. По голубым блюдцам понятно, чья дочка. Насупилась, вцепилась в подлокотники, но страха своего старалась не показывать. На вид ей годика четыре, не больше, и уже такая серьезная. Наташа невольно улыбнулась, подумав, что и сама выглядит, наверное, слишком серьезной и напуганной.

— Давай поменяемся местами? — склонилась она к голубоглазой кукле. — Хочешь, садись у окошка. Облака очень красивые. Хочешь? А я на твое место сяду. Я их уже много раз видела.

Девочка глянула на маму, потом на тетю и кивнула белокурой головкой. Обмен состоялся, и девчушка прильнула к окну.

— Спасибо, — тихо прошептала мамаша, стараясь не разбудить сынишку. — Стоило ли беспокоиться?

— Стоило. Девочке надо снять напряжение. Да и вам не мешало бы. Расслабьтесь.

— Не могу. Я никогда в жизни не летала на самолете. У меня колени дрожат.

— Хотите коньяку? У меня фляжка в сумке. Даже лимон есть. Я запасливая. Знаю, если предстоит что-то напряженное, надо запастись успокаивающим. Коньяк — лекарство проверенное. Хорошо расслабляет.

— Вы тоже никогда на самолете не летали?

— Летала. Но никогда еще надолго не оставляла свой дом.

— Вылетите в Иорданию надолго? Что там делать?

Наташа уже достала коньяк, набор рюмочек из нержавеющей стали и пластиковую коробочку, в которой лежал нарезанный и посыпанный сахаром лимон.

— В общем-то я не в Иорданию, а в Израиль. Мне предложили хорошую работу. Только напрямую лететь невозможно. Рабочую визу не пробить, там своих безработных хватает. Приходится добираться окольными путями.

Соседка рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой — испугалась, что разбудит сына.

— Не очень. Что за странный этот Израиль! Все едут окольными путями.

— Не все. У евреев, имеющих там родственников, проблем нет. У туристов тоже. Они все на виду и под контролем.

— Да, я знаю. Меня Машей зовут, а тебя?

Маша легко перешла на «ты» и приняла свободной рукой протянутую ей рюмку с коньяком, второй она придерживала головку сына.

— Меня зовут Наташа. Выпьем за знакомство.

Они выпили, поморщились и взяли из коробочки по дольке лимона. Через минуту Машины щеки раскраснелись.

— Я ведь тоже еду в Израиль, — сказала она. — Но не надолго. На смотрины.

— Это как?

— Видишь парня, вон, у окна в противоположном ряду.

Наташа повернулась.

У окна сидел мужчина. Смуглый брюнет, лет сорока, с яркой внешностью, в дорогом костюме, читал книгу.

— Симпатичный.

— Он хочет на мне жениться. Влюблен по уши. Полгода проходу не давал. Я недавно овдовела. Одной тяжело с двумя детьми. А тут он подвернулся. Я-то поначалу ни в какую. Нет, и все! Мужа все еще люблю. Только обратно с того света никто не возвращается. Марик оказался парнем настойчивым. С глупостями всякими не лез. Цветы дарил, ребятишкам подарки приносил. Одним словом, человек надежный и зарабатывает прилично, а главное, к детям хорошо относится. Короче, уговорил. Родители его — пожилые люди, живут в Израиле. Набожный он. Без благословения отца с матерью обойтись не может. Ты права, с визами в их страну много сложностей. Долго и муторно. Мы решили купить турпутевки в Иорданию. Заказали экскурсию в Иерусалим, там с его родителями и встретимся. Это три часа на автобусе от Аммана.

— А детей зачем в такую тяжелую поездку тащить?

— Ну, во-первых, мне оставить их не на кого. А во-вторых, Марик убежден, что его родители тут же влюбятся в Мишку и Юльку, и вопрос будет решен сразу и навсегда. У меня после гибели мужа никого не осталось… Кроме брата. Брат у меня есть, родной, Боря. Если бы не он, мы бы по миру с котомкой пошли. Он деньги нам присылал. Я живу в Питере, а он — в Москве. Видимся редко.

Военный, все время в командировках, разъездах. Отличный парень, но неустроенный. Сорок четыре года, и неженатый. На работе всю жизнь гробит, не до семьи ему. А тут еще травму получил, в госпитале валялся очень долго. Теперь прихрамывает. Вообще-то он молчун. Я о нем мало что знаю. В военной форме его видела только на фотографии. Будучи в Питере, он ночевал у меня. Пока спал, я его пиджак погладить решила. Удостоверение из кармана выпало. Красная корочка. Написано «Пропуск», фотография и имя — Борис Алексеевич Самойлов. Печать тисненая, я ничего не смогла прочесть. Куда пропуск? Не понятно. На фотокарточке он в форме полковника. А я даже не знала, кто он по званию. Парень все время на колесах, ну какая тут семья? Жаль мне его.

Наташа разлила коньяк по рюмкам.

— Давай еще по одной. Лететь нам долго, все веселей будет.

Мария с опаской глянула на своего жениха, но он не отрывал глаз от книги, и она выпила.

— Марик-то совсем не пьет, а я с соседкой по лестничной клетке иногда позволяю себе расслабиться. Тоже баба одинокая. Дети у нее уже взрослые, своими семьями обзавелись. Вот я своих красавцев спать уложу — и к Кузьминичне. Посидим, потолкуем за жизнь, чекушку на двоих уговорим. Какие еще могут быть удовольствия…

Внезапно по румяной щеке Маши покатилась слеза.

— Ну, ну, подружка, ты это брось, — поспешила успокоить ее Наташа.

— Знаешь, иногда такая тоска в душу закрадется, что хоть в петлю лезь. Дети спасают.

— Я ведь тоже вдова, Машенька. Только бездетная. Все тянула, тянула, вот и дотянулась. Мой муж погиб. Убили возле работы средь бела дня. Считается, что из-за его коммерческой деятельности. А когда фирму проверили, оказалось, что там все чисто. Тогда сказали, будто его с кем-то спутали: в здании, где он работал, несколько фирм арендовали помещения. Убийц не нашли, дело закрыли. И все. Не могла я больше жить там. Квартиру продала, уехала в Москву. Я ведь тоже из Питера, как и ты. Вообще-то в моей жизни все гладко шло. Окончила медицинское училище, занималась спортом, гимнастикой и плаваньем, потом юридический институт окончила, изучала языки. Свободно говорю по-английски, французски и даже арабский немного знаю. Удачно вышла замуж, по любви, работу имела хорошую. Ценили. Юрист со знанием языков нигде не пропадет. А тут как все отрубило. Хотела в омут кинуться. В Москве тоже тесно оказалось. Много знакомых, и все в душу норовят залезть. Тут подвернулось хорошее предложение. Золотые горы обещали. Хочу просто уехать. Хоть куда, лишь бы подальше от дома. В чужой стране тебя никто не знает. Немного оклемаюсь и вернусь. Мне время нужно. Говорят, оно лечит.

— Ты, я вижу, женщина сильная. К тому же красавица. У тебя вся жизнь впереди. Сколько тебе годков?

— Двадцать семь.

— А я на год старше. Рано нам еще нос вешать. Молодые бабы без изъянов, и чтобы пропали? Так не бывает. Поживешь в Израиле, может, и понравится. Домой всегда вернуться успеешь.

— Нет, это так, шаг отчаяния. Больше года не выдержу. Корни мои вросли глубоко в российскую землю, — улыбнулась Наташа, — березки во сне тревожить будут.

— Я бы тоже не смогла жить на чужбине. За границей нигде не бывала, но и не тянет. Дома все равно лучше. А другим наоборот. Где угодно, только бы подальше от дома. Двумя рядами позади нас сидит намалеванная профурсетка. В среднем кресле, в центре.

Наташа осторожно оглянулась и увидела яркую красотку с вытравленными волосами. Лет двадцати трех, не больше, но бурная жизнь уже оставила свой отпечаток на ее лице.