От героев былых времен - Лев Вершинин

Вершинин Лев

От героев былых времен

Лев Вершинин

От героев былых времен...

Еще года два назад никто в Антверпене не поверил бы, что Виллем ван Моондооте может оказаться в столь глупой ситуации, да еще и по собственной вине. В темной и сырой камере, сидя на охапке прелой соломы, ван Моондооте еще и еще раз перебирал в уме события последних дней, пытаясь понять, что же привело его сюда, а поняв - рассчитать путь к спасению. Он умел рассчитывать и прежде никогда не ошибался в расчетах. Когда после смерти отца юный Виллем продал небольшую, но приносящую надежный доход сапожную мастерскую и вложил деньги половинным паем в старую скрипучую копу, друзья отца покачали головами. А прав оказался он: цены на корицу и индиго росли, португальцы завязли в дрязгах и не могли конкурировать на морях. Гульден шел к гульдену, корабль к кораблю, пока англичане не начали шкодить на морских путях. Компаньоны уговаривали минхеера Виллема не делать глупостей, но в дураках оказались сами: компания "Новый Антверпен" прогорела, однако ван Моондооте к ней никакого отношения уже не имел. Единственное, что весьма раздражало его, как и каждого делового человека, кроме, понятно, оружейников, - это война, даже из-за таких высоких материй, как кровь Христова и свобода воли. Война опрокидывала всяческие прогнозы. Пожар на льежских складах в дни очередных беспорядков превратил Виллема ван Моондооте в банкрота. А поскольку виновниками пожара были кальвинисты, с них и надлежало получить должок.

За два года деятельности на новом для себя поприще ван Моондооте почти восстановил утраченные было позиции. В последней, роковой, комбинации он, как обычно, нанизывал звено на звено, тщательно учитывая все возможные последствия. Но, видимо, одно из звеньев оказалось слабым, цепочка распалась, и минхеер Виллем оказался на соломенной подстилке в подвале Святой Инквизиции. Где же была ошибка? С каждой минутой ван Моондооте убеждался: его погубила сама сумма гонорара; иной ответ просто не приходил на ум. Отцы-инквизиторы в своей ярой борьбе с тлетворным учением "женевского папы" Кальвина нашли разумное и вполне коммерческое решение вопроса: за изобличение еретика - половина имущества верному сыну Церкви, ставшему перстом указующим.

Как всякий добрый католик, минхеер Виллем не мог остаться в стороне от богоугодного начинания отцов-доминиканцев, что и позволило ему выплатить долги и заложить основу нового дела. И вот - камера. Лишь на исходе пятого дня полутьмы и одиночества ван Моондооте понял все. Не следовало указывать на Клауса Михельбухеля. Как ни близок, а все-таки локоть. Даже за треть половинной доли такого состояния Инквизиция угробит своего преданного слугу.

Когда минхеер Виллем осознал это, он еще больше возненавидел кальвинистов и впервые плохо подумал о Святом Трибунале. Но, уяснив причину своего несчастья, он не стал предаваться отчаянию - всякий имевший дело с морской торговлей знает, что отчаяние не окупается. Напротив, мысль стала еще точнее, и путь на свободу, кажется, обнаружился. Ненадежный, смутный, как и все в этом подвале. Но единственный. Минхеер ван Моондооте забарабанил в дверь и попросил стражника пригласить в камеру отца Агустина.

Из всех слушателей Высокого Трибунала патер Агустин заслуживал наибольшего доверия. Во всяком случае десятка полтора выгодных операций, проведенных ван Моондооте, курировал именно он и как партнер оставил самое благоприятное впечатление. Быстро поцеловав худощавую цепкую лапку, минхеер Виллем открыл свое сердце, не утаив ничего. Отец Агустин приятно поразился прозрению узника, благодушно покивал в ответ на клятвенное заверение принести обет безбрачия и все имущество завещать Святой Церкви и пообещал, что Высокий Суд рассмотрит прошение в самые кратчайшие сроки. Со своей стороны прозревший грешник заверил Святую Церковь в лице отца Агустина в том, что изобличит еще немало гнусных еретиков, а причитающуюся долю имущества пожертвует на благие нужды ордена святого Доминика.

Итак, все возможное было сделано. Оставалось только ждать. Ван Моондооте не любил ожидания, тем более когда неизвестность не поддается расчету. В чудеса же почтенный коммерсант не верил. А зря! Ибо чудо все-таки свершилось.

Подвалы Инквизиции славились своими неожиданностями. Так что появлению плюгавенького вертлявого беса минхеер Виллем вначале даже не придал значения. Мало ли какая нечисть шастает - хорошо еще, что не кто-то из старых знакомцев с обугленной головой в руках. Определенные меры узник, разумеется, принял, но крестное знамение не произвело на беса никакого впечатления. Напротив, он широко улыбнулся и в свою очередь перекрестился.

- Если я не ошибаюсь, вы - Виллем Хендрик Ханс ван Моондооте?

В положении минхеера Виллема вряд ли разумно было бы вступать в беседу с исчадьем ада. Однако если перекрестившийся бес не рассыпался в прах, значит, он не бес. Ван Моондооте же принципиально не имел дел только со слугами Сатаны и потому ответил:

- Да, это я.

- Вот и хорошо, ну просто замечательно. Я - ваш далекий потомок, и ваш пепел, так сказать, стучит в мое сердце.

Упоминание о пепле слегка покоробило обитателя камеры, на что пришелец, впрочем, не обратил никакого внимания. Не-бес вынул из чехла нечто похожее на мортирку. В камере стало светлее.

- Мы, люди будущего, хотим, чтобы имена тех, кто возлег жертвой на алтарь прогресса, не были забыты.

- Не святотатствуйте! Отец Агустин свидетель, что я на алтарь никогда не ложился, а минхеера Прогресса в глаза не видел!

- Не волнуйтесь, не волнуйтесь, это формулировка такая, - с этими словами не-бес установил мортирку на небольшой треноге и принялся что-то подкручивать, продолжая непринужденно болтать. - Я и мои друзья хотим рассказать нашим современникам о таких людях, как вы.

- Обо мне нечего сказать - весь Антверпен подтвердит, что я честный коммерсант, преданный Его Величеству и Святой Церкви!

- Понимаю, вы опасаетесь меня. Поверьте, не стоит. Потомки по достоинству оценили вашу борьбу с этими негодяями-доминиканцами...

- Пре-кра-ти-те! - минхеер Виллем более не сомневался: перед ним официальное лицо, присланное для проверки. Отец Агустин, очевидно, уже доложил по инстанциям, а большое начальство конечно же должно убедиться в правильности столь редкостного шага, как помилование заподозренного. Прекратите, я требую!

- Ну, если вам требуются доказательства - пожалуйста!

Не-бес пожал плечами, добыл откуда-то из куртки нечто и щелкнул им. Перед глазами минхеера Виллема возник, слегка светясь, лист пергамента, покрытый четкой каллиграфической вязью. Со всеми формальностями заверенный протокол Акта Веры свидетельствовал, что 16 августа сего 1580 года от Рождества Христова был приведен в исполнение приговор в отношении переданного Святой Церковью светской власти еретика и богохульника Виллема Хендрика Ханса ван Моондооте, коего Диавол поддерживал как в жизни, так и в смерти, в чем, однако, не преуспел. Почтенный негоциант с первого же взгляда узнал личную печать герцога. Шутить с печатью наместника не осмелился бы даже Трибунал, следовательно, документ подлинный. Минхеер Виллем подобрался, отстранил все ненужные эмоции и попытался свести дебет с кредитом.