Читатель - Максим Горький

Горький Максим

Читатель

А.М.Горький

Читатель

...Была ночь, когда я вышел на улицу из дома, где, в кругу близких мне людей, читал свой напечатанный рассказ. Меня много хвалили за него, и, приятно взволнованный, я медленно шагал по пустынной улице, впервые в моей жизни испытывая так полно наслаждение жить.

Это было в феврале; ночь была ясная, и безоблачное небо, густо затканное звёздами, дышало бодрым холодом на землю, покрытую пышным убором только что выпавшего снега. Ветви деревьев, перевешиваясь через заборы, бросали на мою дорогу причудливые узоры теней, ярко и радостно блестели снежинки в голубом, ласковом сиянии луны. Нигде не было видно ни одного живого существа, и скрип снега под моими ногами был единственным звуком, нарушавшим торжественную тишину этой ясной, памятной мне ночи... Я думал:

"Хорошо быть чем-нибудь на земле, среди людей!"

И воображение, не скупясь на яркие краски, рисовало мне моё будущее...

- Да, вы написали славную вещицу!.. Это - так! - задумчиво сказал кто-то за моей спиной.

Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся.

Маленький, одетый в тёмное, человек поравнялся и пошёл в ногу со мной, снизу вверх глядя в моё лицо и улыбаясь острой улыбкой. В нём всё было остро: взгляд, скулы, подбородок с эспаньолкой; вся его маленькая, сухая фигурка колола глаза своей странной угловатостью. Он шёл легко и как-то беззвучно, точно скользил по снегу. Я не видал его там, где читал, и, понятно, был удивлён его возгласом. Откуда, кто он?

- Вы... тоже слушали? - спросил я.

- Да, имел удовольствие.

Говорил он тенором. Губы у него были тонкие, чёрные маленькие усы не скрывали их улыбку. Она не исчезала, производя неприятное впечатление, я чувствовал, что за ней скрыта какая-то едкая, нелестная для меня мысль. Но я был слишком хорошо настроен для того, чтоб долго останавливаться в наблюдении за этой чертой моего спутника, и, мелькнув в глазах моих, как тень, она быстро исчезла пред ясностью моего довольства собой. Я шёл рядом с ним, ожидая, что он скажет, втайне надеясь, что он увеличит количество приятных минут, пережитых мною в этот вечер. Человек жаден, потому что судьба слишком редко улыбается ему ласково.

- А хорошо чувствовать себя чем-то исключительным? - спросил мой спутник.

Я не услышал в его вопросе ничего особенного и поспешил согласиться с ним.

- Хе, хе, хе! - колко засмеялся он, нервно потирая свои маленькие руки с тонкими, цепкими пальцами.

- А вы весёлый человек!.. - сухо сказал я, задетый его смехом.

- Да, я весёлый человек, - улыбаясь, подтвердил он и качнул головой. И ещё я очень любопытен... Я всегда хочу знать; всё знать - это моё постоянное стремление, оно-то и поддерживает во мне бодрость. Вот и сейчас я хочу знать - что стоит вам ваш успех?

Я посмотрел на него и нехотя ответил ему:

- Около месяца работы... может быть, немного более...

- Ага! - живо подхватил он. - Немножко труда, затем частица житейского опыта, который всегда чего-нибудь стоит... Но это недорого всё-таки, когда такой ценой вы приобретаете сознание, что вот в данный момент несколько тысяч людей живут вашей мыслью, читая ваше произведение. И потом приобретаются надежды на то, что, может быть, со временем... хе, хе!.. и когда вы умрёте... хе, хе, хе!.. За всё это можно больше дать, больше того, сколько дали вы нам, - не правда ли?

Он опять засмеялся своим дробным, колющим смехом, лукаво оглядывая меня острыми, чёрными глазками. Я тоже посмотрел на него сверху вниз и, обиженный, холодно спросил его:

- Извините... с кем я имею удовольствие беседовать?

- Кто я? Вы не догадываетесь? А я, пока, не скажу вам, кто я. Разве для вас знать имя человека более важно, чем знать то, что он скажет вам?

- Конечно, нет... Но всё это - странно! - ответил я. Он для чего-то тронул меня за рукав пальто и, тихонько посмеиваясь, заговорил:

- Но и пускай будет странно, - почему бы человеку не позволить себе иногда выйти из рамок простого и обыденного?.. И если вы не прочь сделать это - давайте поговорим откровенно? Вообразите, что я - читатель... некий странный читатель, который очень любопытен и желал бы знать, для чего и как делается книга... вами, например? Давайте же поговорим.

- О, пожалуйста! - сказал я. - Мне приятно... такие встречи и разговоры... не каждый день возможны. - Но я уже лгал ему, ибо для меня всё это становилось неприятным. Я думал: "Чего он хочет? И с какой стати я позволю себе придавать этой уличной встрече, с незнакомым мне человеком, характер какого-то диспута?"

Однако я всё-таки медленно шёл рядом с ним, стараясь выразить на лице моем любезное внимание к моему спутнику. Это, я помню, с трудом удавалось мне. Но всё-таки у меня пока было ещё много бодрого настроения, я не хотел обидеть этого человека отказом говорить с ним и решил следить за собой.

Луна сияла в небе сзади нас, и наши тени лежали у нас под ногами. Слившись в одно тёмное пятно, они ползли впереди нас по снегу, а я смотрел на них и ощущал в себе зарождение чего-то такого, что, как эти тени, было темно, неуловимо и, как они, тоже впереди меня.

Мой спутник помолчал с минуту времени и потом заговорил уверенным тоном господина своих дум:

- Ничего нет в жизни более важного и любопытного, чем мотивы человеческих действий... Не правда ли?

Я кивнул головой.

- Вы согласны!.. Так давайте поговорим откровенно - не упускайте случая говорить откровенно, пока вы ещё молоды!..

"Странный человек!" - подумал я и, заинтересованный его словами, спросил его, усмехаясь:

- Но о чём говорить?

Он, взглянув мне в лицо, с фамильярностью старого знакомого воскликнул:

- Будем говорить о целях литературы!

- Пожалуй... хотя, мне кажется, уже поздно...

- О! для вас ещё не поздно!..

Я остановился, удивлённый этими словами, - он произнёс их с такой серьёзной уверенностью, и они звучали - как иносказание. Я остановился, желая что-то спросить у него, но он, взяв меня за руку, тихо и настойчиво повёл вперёд, говоря мне:

- Не останавливайтесь, ибо со мной вы на хорошем пути... Довольно предисловий! Скажите, - чего хочет литература?., вы ей служите, вы должны это знать.

Моё изумление росло в ущерб моему самообладанию. Что нужно от меня этому человеку? Кто он?

- Послушайте, - сказал я, - согласитесь, что всё происходящее между нами...

- Имеет своё достаточное основание, - верьте мне! Ведь ничто в мире не совершается без достаточного к тому основания... Идёмте же скорее, но не вперёд, а вглубь...

Бесспорно, этот чудак был интересен, но он сердил меня. Я снова сделал нетерпеливое движение вперёд; он следовал за мной и спокойно говорил мне:

- Я понимаю вас: вам трудно в этот момент дать определение цели, которую преследует литература. - Попробую я сделать это...

Он вздохнул и потом с улыбкой посмотрел мне в лицо.

- Вы согласитесь со мной, если я скажу, что цель литературы - помогать человеку понимать себя самого, поднять его веру в себя и развить в нём стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать всё для того, чтоб люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты. Вот моя формула; она, разумеется, неполна, схематична... дополняйте её всем, что может одухотворить жизнь, и скажите - вы согласны со мной?

- Да, это так!.. - сказал я. - Приблизительно - это так. Принято думать, что, в общем, задача литературы - облагородить человека...

- Вот какому великому делу вы служите! - внушительно сказал этот человек... и снова он засмеялся своим едким смехом: - Хе, хе, хе!

- Однако к чему вы говорите всё это? - спросил я, делая вид, будто его смех не задевает меня.

- А как вы думаете?

- Откровенно говоря... - начал я, придумывая колкость, и замолчал. Что значит говорить откровенно? Этот человек неглуп, он должен знать, как тесны границы человеческой откровенности и как стойко охраняет их самолюбие. Взглянув в лицо моего спутника, я почувствовал себя глубоко уязвлённым его улыбкой, - в ней было столько иронии и презрения! Я чувствовал, что начинаю бояться чего-то, боязнь эта понуждает меня уйти от него.

- До свидания! - сухо сказал я, приподнимая шляпу.

- Почему? - тихо воскликнул он.

- Я не люблю шуток, когда в них нет чувства меры.

- И - уходите?.. Дело ваше... но, знаете, если вы теперь уйдёте от меня, мы уже никогда не встретимся.

Слово "никогда" он подчеркнул, и оно прозвучало в ушах моих, как удар похоронного колокола. Я ненавижу это слово и боюсь его: оно всегда представляется мне тяжёлым и холодным, чем-то вроде молота, предназначенного судьбой для того, чтобы раздроблять надежды людей. Это слово остановило меня.

- Что вам нужно? - с тоской и злобой спросил я.

- Сядем здесь, - снова усмехаясь, произнёс он и, крепко взяв меня за руку, потянул её вниз.

В этот момент мы с ним были в аллее городского сада, среди неподвижных, обледенелых ветвей акации и сирени. Освещённые луной, они висели в воздухе над головой моей, и мне казалось, эти покрытые льдом и инеем жёсткие ветви проникают мне в грудь, касаются сердца.