У нас на балконе - Аркадий Минчковский

Аркадий Миронович Минчковский

У нас на балконе

Случилось это в прошлом году.

На улицах почернел снег, и начали лить дожди. Потом дожди перестали идти, было холодно. Дул студеный ветер. Дрожали стекла в оконных рамах. Небо над крышами домов напротив стало похоже на растрепанную серую вату.

Но вот сделалось теплее. Небо побелело, меж облаков пробилось веселое солнце. Оно заглянуло в нашу комнату, и тут мы увидели, какие у нас грязные стекла.

— Надо поскорее вымыть окна, — сказала мама.

Папа недолго потрудился у балконных дверей. Раздался звук, будто кто-то выстрелил из ружья. Лопнула и разорвалась бумажная лента, которой заклеивали щели. Двери распахнулись. Послышалось звонкое чириканье воробьев.

Мы все высыпали на балкон. Вот и пришла настоящая весна! Лучше всех это почувствовал наш Жулька. Он выскочил первым, просунул собачий нос между прутьями перил и принялся шумно нюхать воздух.

— Здорово на балконе, — заявил мой брат Валёнка. — Сразу ты и на улице и дома!

Стоя у перил, он глядел вниз, где меж высыхающих луж бегали его приятели, и, наверное, думал — хорошо бы в них запустить яблоком, которое ел, а потом спрятаться.

И вдруг мама воскликнула:

— Что это, откуда?!

Тут мы увидели — Жулька нюхал цветочные ящики с увядшими плетями прошлогоднего душистого горошка. Перед самым его носом, на черной, еще влажной земле, лежали два синеватого цвета яичка величиной с грецкий орех или даже поменьше.

— Голубиные, — определил папа.

— Здрасте, новости! — сказал Валёнка.

— Жулька, не сметь! — закричала я и на всякий случай схватила его за ошейник.

Но он только этого и ждал. Стал рваться и так лаять на голубиные яйца, что можно было подумать — в ящике лежала змея.

У Жульки вообще такая привычка. Если он гоняет без поводка, то не привяжется ни к кому. Бегает и вынюхивает что попадется под нос. Но только возьмешь на поводок, ни одной встречной собаки не пропустит. Лает так, словно готов разорвать, будь то даже огромный дог. Знает: в случае чего, мы его в обиду не дадим.

Ну вот. Все смотрят в ящик и удивляются, а Жулька выходит из себя.

— Уберите хоть пса, — сказал папа.

Жульку выставили в комнату и закрыли туда двери.

— Это наверняка голубиные, — подтвердил папа, опустившись на корточки перед ящиком.

— Голубка устроила свое гнездо. Она не думала, что ей здесь помешают, — сказала мама.

— А кто ей станет мешать? — спросила я.

— Ну как же — люди. Она будет бояться каждого, кто выйдет на балкон. Ведь из яиц должны вылупиться птенцы.

— Только они покажут свой нос, тут их Жулька и слопает. Ага, вот увидишь, — толкнул меня локтем Валёнка.

Жулька выходил из себя. Он и выл, и лаял, и, поднявшись на задние лапы, царапал ногтями по стеклу. Такого еще не бывало, чтобы все гуляли по балкону, а любимого пса запирали одного в комнате.

— Идемте отсюда, а то пес сойдет с ума, — сказал папа.

Мы вернулись в комнату и стали оттуда глядеть на голубые яички.

— А если это вдруг снес орел-стервятник, — сказал Валёнка.

— Скажи лучше — аист, — добавила я.

— Тогда уж марабу, — рассмеялся папа. — Откуда в городе орлы, умная твоя голова?

Тут Валёнка подумал и продолжал:

— Может быть, она их бросила, эта ваша голубка, и не собирается прилетать.

— Нет, не может быть, — сказала мама. — У птиц так не бывает.

— Очень даже бывает, — заспорил Валёнка. — Крокодилы даже съедают своих детенышей.

— Крокодилы пока не летают, — заметил папа.

И тут, будто нарочно, чтобы прекратить разговоры, на балкон прилетел и сел на перила сизый голубь. Он вертел туда и сюда остроклювой головкой и таращил на нас круглый глаз с рыжим ободком. Потом, склонив голову набок, посмотрел вниз, в ящик.

— Это голубка, — сказала мама. — Давайте уйдем, не будем ей мешать.

Прошло время, и я осторожно заглянула через стекло на балкон. Наша мама не ошиблась: прилетевшая голубка, не шелохнувшись, сидела в ящике, укрыв собой яйца.

Но лишь стоило мне взглянуть на нее — круглый глаз с тревогой посмотрел вверх.

Я удивилась. Ведь я совсем не шумела. Как она почувствовала?

— Она мать, вот и всё, — объяснила наша мама.

Утром голубка сидела в ящике, как и вчера. Ни вечером, ни ночью она, скорее всего, никуда не улетала. Она беспокоилась за своих будущих птенцов.

— Ей нужна вода, — сказала я. — Лужи на балконе высохли.

— И корм, — добавила мама. — Надо купить пшена.

Мама принесла из магазина крупу. Я налила воды в широкую жестяную баночку из-под леденцов. Пшено рассыпали по балкону. Воду поставили рядом. Всё это мы делали, пока голубка куда-то улетала. Жульку закрывали на кухню, и он так выл, что снизу приходили соседи.

Я то и дело выглядывала через стекло. Голубки всё не было.

— Где это она летает?

— Наверно, где-то добывает себе корм. Ведь она не ждет, что ей кто-то его сюда принесет.

— Вот обрадуется, когда увидит, правда?!

Но когда я еще раз поглядела на балкон, по нему расхаживали жирные воробьи и бессовестно клевали пшено.

Пока мы с Жулькой гуляли на улице, мама подсыпала пшена еще. Когда мы вернулись, голубка сидела на своем месте в ящике.

Пришел с работы папа и спросил:

— Ну, как дела на птицефабрике?

Мы рассказали. Он вздохнул и сказал:

— Ну что же, придется нам с балконом подождать.

На следующий день мы увидели, как на балкон прилетел голубь. Он был куда больше, чем наша голубка, прогнал всех воробьев и сразу же принялся клевать крупу и пить воду. Потом они клевали вдвоем, а затем сидели рядышком на перилах. Голубь сыто дремал, а голубка чистила ему перья.

— Это, наверное, папа, — сказала я.

— Пожалуй, так, — согласился наш папа. Голубь-папа вскоре улетел, а голубка уселась на свое место и затихла.

Затем голубь-папа опять прилетел и притащил в клюве никому не нужную голую ветку.

— Делает вид, что он тоже старается, — сказал наш папа и ушел к соседу Анатолию Николаевичу играть в шахматы.

Голубь-папа прилетал каждый день. Как только он появлялся на балконе, голубка покидала ящик, и они вместе клевали пшено и пили воду.

— Пообедать залетел, — говорил Валёнка.

Потом они снова сидели рядом, и голубь опять исчезал, а голубка оставалась одна.

— Неплохая у него жизнь, — сказал наш папа. — Пообедал, поспал и… гуляй.

— А она сиди, — добавила мама.

Иногда голубка клевала крупу одна. Воробьи ее нисколько не боялись, да она их и не гнала. Наверно, была доброй и не жалела пшена для других птиц.

Случалось и так, что, прилетев, голубь забирал голубку с собой и они покидали балкон вдвоем.

— В киношку полетели, — говорил Валёнка. Теперь уже голубка, видно, не страшилась за своих птенцов. Она спокойненько сидела на месте, когда я или мама меняли воду или подсыпали крупы.

Жульку мы, конечно, на это время убирали подальше, но он и сам утихомирился. Скорее всего, решил, что еще холодно открывать балкон. Ведь у него такая шуба, что ему трудно понять, сколько на улице градусов.

И вот раз, когда я делала уроки, а Валёнка гулял во дворе с Жулькой, мама вышла на балкон и зовет меня:

— Шурик, иди-ка сюда скорее!.. Посмотри…

Я подошла и осторожно выглянула за дверь. Нашу голубку словно подменили. Она стала в два раза больше. И тут я догадалась.

— Это же голубь-папа! Он, да? — шепчу.

— Он. Кто же еще может быть?

— Где же голубка, гуляет?

— Не думаю, — говорит мама. — Скорее всего, она полетела набирать сил. Ведь одним пшеном сыт не будешь.

Когда мы о том рассказали нашему папе, он не удивился.

— Да, да. Я вспомнил, — сказал он. — Голуби высиживают птенцов поочередно, вдвоем, а потом их вместе растят, пока те не научатся летать.

Сообщив это, папа взял газету «Футбол — хоккей» и прилег на диван.

Мы уже не раз покупали пшенную крупу. Воробьев на балкон налетало столько, что подсыпать пшено приходилось по три раза в день. Птенцы всё не появлялись. Я стала бояться, что их так и не будет, но папа успокоил меня.

— Это долгая история, пока они вылупятся, — сказал он. — Голубка, кажется, должна сидеть сорок дней, а кто ее знает, когда она снесла яички.

И всё же птенчики наконец появились.

До чего же они были маленькие и беспомощные! Один клюв и мокрые перышки. Сидя на разломанных скорлупках, они прятались под крылья своей мамы, а когда бывали не укрыты — дрожали так, будто на улице мороз, хотя уже подолгу светило солнце и деревья почти по-летнему зазеленели.

Ну и досталось хлопот маме и папе голубям, когда пришло время кормить детенышей!

Было даже страшно смотреть, как они это делали. Птенцы поднимались на своих маленьких ножках, растопыривали угловатые крылышки и широко раскрывали клюв, а родители им вкладывали в него пищу. Но птенцы, наверное, еще не понимали, что им нужно глотать, и только разевали рот. Тогда папа и мама голуби проталкивали им еду в горло. При этом они так старались, что казалось, задают детям настоящую трепку. Теперь птенчики, с раскрытыми клювами, с растопыренными и опущенными вниз крылышками, вовсе не походили на голубей, а, скорее, на каких-то крохотных клювастых пеликанчиков.