Герой - Гораций Голд

Гораций Леонард Голд

Герой

Джо Лайонс должен был бы радоваться тому, что уже близок к цели. Земля грузно поворачивалась справа от него. Луна неподвижно стояла впереди, а позади сиял красной точкой Марс.

Он видел это зрелище три года назад. Но горло у Лайонса не сжималось ностальгической тоской, когда он представлял себя дома, с матерью и братом. Перед ним стояла важная задача: подойти к Земле под нужным углом с нужной скоростью.

Он отрегулировал машины, ударив передними дюзами сначала с полной силой, потом в четверть силы, и исправил курс боковыми дюзами так, чтобы корабль направлялся на градус левее Луны. Земля вздувалась огромным сияющим шаром.

Девять раз он облетел вокруг нее на скорости, постепенно падавшей с миль в секунду до миль в минуту, и вот уже воздух завизжал вокруг корпуса. Он был над Африкой. Он повернул к северу, полетел над океаном.

Он миновал Калифорнию, Скалистые горы, Средний Запад и уже видел вдали берег Атлантического океана. Только тогда он включил радио, чтобы получить инструкции для посадки.

— Алло, Лайонс! — раздался взволнованный голос. — Ронконкома вызывает Лайонса! Если вы слышите меня, отвечайте…

Эти звуки на мгновение заставили его потерять дар речи. Три года не слышать земного голоса…

— Говорит Лайонс, — неуверенно сказал он.

— Что-нибудь не в порядке, Лайонс? — тревожно спросил голос. — Мы заметили вас четыре часа назад, все время пробуем связаться с вами. Что-нибудь не так?

— В-в-все в порядке, — произнес он монотонно и напряженно, словно боясь, что голос у него рвется.

— Чудесно! — сказал диктор. — Рад вас слышать снова, Лайонс! — Потом он перешел на деловой тон: — Тормозите, Лайонс. Питсбург только что сообщил, что вы промелькнули над ним с такой скоростью, что проскочите мимо нас.

— Хорошо, — сказал Лайонс. Он притормозил, пока не почувствовал, что корабль начинает спускаться вследствие потери скорости. Он наклонился вперед и впился глазами в нижний визиоэкран. Низкие широкие здания, не выше сорока этажей: лабиринт низких и широких домов. — Это Филадельфия подо мной? — спросил он.

— Да. Вы прибудете минут через десять. Пересекая Лонг-Айленд-сити, тормозите.

— Там у вас свободно? — спросил Лайонс.

Ответ диктора удивил его:

— Ну еще бы! Ваш корабль — единственный, который прилетает сегодня, Лайонс. Все остальное переведено на Ашокан.

— Почему так?

— Не спрашивайте, дружище. Все узнаете потом. Все здесь с нетерпением ждут вас. Но будьте осторожны.

Ронконкома освобождена только ради его маленького корабля? Ашокан должен быть перегружен, должен задыхаться от кораблей, обычно взлетавших и садившихся в обоих портах. Это бессмысленно…

— У вас ремонт? — недоуменно спросил он.

— Ничуть. Порт в наилучшем состоянии. Как вы себя чувствуете, дружище?

— Неплохо, — рассеянно ответил Лайонс.

— И это все? — вскричал диктор.

Но Лайонс захлопотал над управлением. Гигантские здания с плоскими крышами для посадки геликоптеров, паутина мостов, ярусы механических тротуаров и шумных улиц, кишение в воздухе. Манхэттен — и с ним опасность столкновения. Он поднялся выше, над всеми воздушными путями, пролетел над Ист-Ривер, теперь лишенной мостов, через Куинс. Постепенно он снижал бешеную скорость. Длинный овал озера Ронконкома лежал прямо впереди.

Лайонс не был так бесстрастно спокоен, как могло показаться. Ему нужно было приземлиться, и приземлиться хорошо. Всякий пилот-кругосветник вел бы себя точно так же. Главное было — благополучно посадить корабль, а это требовало огромных усилий.

Думая лишь о своей задаче, Лайонс поднял корму, затормозил и, едва не задев ангары, соскользнул по длинной плавной линии прямо на воду.

Тьма, черная, свистящая, головокружительная водяная тьма, затопила визиоэкраны, разливаясь вдоль корпуса с оглушительным ревом.

Потом вода пожелтела. Корабль задрожал, тяжело закачался и тяжело осел на дно.

Что-то подхватило его, протащило по дну озера и выволокло на берег, между пассажирской и грузовой платформами огромной ракетной станции.

— О’кэй, Лайонс! — вскричал диктор. — Выходите!

Но Лайонс тупо сидел в своем гидравлическом кресле, оцепенев от испуга.

— Я… я не могу, — пробормотал он. — Вся эта толпа…

Обе платформы были заняты множеством людей. Он начал понимать, почему весь ракетный транспорт был переведен из Ронконкомы. Он не слышал шума толпы, хотя видел широко открытые рты людей, истерически размахивающих руками, вертящиеся трещотки. — Н-не хочу в-выходить, — прошептал он.

Сквозь двойную оболочку корпуса доносился слабый стук.

— Выходите, Лайонс, — уговаривал диктор. — Не можете же вы просидеть там весь день!

Так много людей, лихорадочно подумал Лайонс. Даже небольшая группа смутила бы его: так долго он пробыл один, без всяких собеседников, что даже не был уверен, сможет ли вообще говорить связно. Это были долгие месяцы смертельного, абсолютно пустого, как вакуум, молчания, одиночества в тесном корабле, когда даже ближайшие планеты казались лишь далекими светлыми точками. И там не было никого…

— Я не могу, — прошептал он, сжавшись в своем кресле.

— Бросьте эти глупости, Лайонс! — резко произнес диктор. — Если они захотят, они пробьются к вам. Вам лучше самому открыть двери.

Лайонс встал, весь дрожа, отчаянно стараясь не смотреть на визиоэкраны. Держась за высокую толстую спинку кресла у панели управления, он двинулся к двери. Ноги у него весили целые тонны, колени жалко подгибались под гнетом непривычной тяжести.

Стучали все громче. Если он не откроет, они взломают дверь и вытащат его отсюда. А тогда он получит от командования взбучку за то, что допустил поломку корабля.

Это будет недолго, подбодрил он себя. Он может как-нибудь извиниться и удрать. Летная болезнь, лихорадка… Может быть, он заставит их даже отправить его в госпиталь и оставить в покое. Он заковылял по коридору, по которому столько раз проходил за последние три года, в котором знал каждый шов, каждую заклепку, каждую пластину на полу и стенах. Ему не хотелось уходить с корабля, заменявшего ему дом и друзей в течение трех лет, и он нерешительно взялся за штурвал внутреннего шлюза. Услышав шум так близко, он отпрянул. Он может оставить шлюз закрытым, может спрятаться за трубопроводами для горючего, если эти люди вломятся… Но нет, он не может сделать этого. Его мать, брат, друзья — живы ли они? Он должен как-нибудь пройти сквозь толпу и разыскать их. Это стало вдруг его самым горячим желанием.