Истоки Нила - Эйв Дэвидсон

Эйв Дэвидсон

Истоки Нила

Боб Розен встретил Питера («Старину Пита»… «Тихарилу Пита»… «Беднягу Пита» — выбирайте на свой вкус) Мартенса в первый (и могло случиться так, что в последний) раз в бюро Резерфорда на Лексингтон авеню. Это было одно из тех самых высоких прохладных зданий на Лексингтоне с высокими прохладными секретаршами, а поскольку Боб чувствовал, что ему ни сейчас, ни позже никак не светит стать таким высоким и прохладным, чтобы вызвать у них хоть какой-нибудь интерес, ему удалось просто посидеть и насладиться общей картиной. Даже журналы на столике оказались прохладными: «Спектейтор», «Боттедже Оскуро» и «Журнал Географического Общества штата Нью-Йорк». Он выбрал последний и принялся перелистывать «Исследования демографии Джексон Уайтов».

Он пытался уловить хоть какой-нибудь смысл в куче статистических данных касательно альбинизма среди этого любопытного племени (предками которого являлись индейцы Тускароры, гессенцы-дезертиры, лондонские уличные женщины и беглые рабы), когда пришла одна из секретарш — восхитительно высокая, изумительно прохладная — и повела его в кабинет Тресслинга. Он положил журнал лицом вниз на низенький столик и последовал за ней. Как раз в этот момент старик с портфелем, единственный кроме него человек, сидевший в ожидании, встал, и Боб заметил у него на глазу кровяное пятно, когда проходил мимо. Это были выпуклые пожелтевшие глаза, покрытые сеткой крохотных красных сосудов, а в уголке одного из них виднелось ярко-красное пятно. На мгновение Розену стало из-за него не по себе, но тогда у него не нашлось времени, чтобы об этом подумать.

— Восхитительный рассказ, — сказал Джо Тресслинг, имея в виду историю, благодаря которой Розен удостоился этой беседы при помощи своего агента. История получила на конкурсе первую премию, и агент подумал, что Тресслинг… если бы Тресслинг… может быть, Тресслинг…

— Разумеется, мы и притронуться к ней не можем из-за темы, — сказал Тресслинг.

— Как, а чем же нехороша так тема гражданской войны? — сказал Розен.

Тресслинг улыбнулся. «В той мере, в какой это касается деревенского сыра тети Кэрри, — сказал он, — южане победили в гражданской войне. По крайней мере, нам не стоит говорить им, что это не так. Это может вызвать у них недовольство. Северянам все равно. А вы напишите для нас другой рассказ. „Час тети Кэрри“ постоянно ищет новый драматический материал».

— Какой, например? — спросил Боб Розен.

— Что нужно великой американской публике, питающейся сырами, так что история о пришедшем к разрешению конфликте, затрагивающем современные молодые американские пары, которые зарабатывают свыше десяти тысяч долларов в год. Только ничего спорного, грязного, outre или passe [1].

Розен ощущал удовольствие оттого, что может видеть Джозефа Тресслинга, который отвечал за сценарии «Часа тети Кэрри» в компании Дж. Оскара Резерфорда. Говорили, что в этом году рассказам явилось на стене предначертание Mene Mene [2], что журналы мрут как мухи-однодневки, и всякий, кто надеется прожить, занимаясь писательством, поступит разумно (говорил он сам себе), если проберется на телевидение. Но на самом деле он не рассчитывал, что ему удастся совершить этот переход, а мысль о том, что он, ну, никак не знает ни одного современного американца — молодого ли, старого ли, женатого или холостого, — который зарабатывал бы свыше десяти тысяч в год, похоже, предрекала, что и сам он никогда не станет столько зарабатывать.

— И ничего авангардного, — сказал Тресслинг.

Молодая женщина пришла снова и одарила их высокой прохладной улыбкой. Тресслинг встал. Боб тоже. «М-р Мартенс все еще там», — вполголоса сказала она.

— О, боюсь, я не смогу с ним сегодня увидеться, — сказал Джо Тресслинг. — М-р Розен оказался настолько очарователен, что время промелькнуло незаметно, и к тому же немало времени… Замечательный старик, — сказал он, улыбаясь Бобу и пожимая ему руку. — Самый настоящий ветеран рекламного дела, знаете ли. Писал когда-то текст для «Успокоительного сиропа миссис Уинслоу». Рассказывает восхитительные байки. Очень жаль, что мне некогда слушать. Надеюсь вскоре снова увидеть вас здесь, м-р Розен, — сказал он, по-прежнему держа Боба за руку, когда они шли к дверям, — с каким-нибудь из ваших милых рассказов. С рассказом, который мы бы с радостью приобрели. Никаких исторических драм, никакой иностранной окружающей обстановки, ничего outre, passe, ничего авангардного и прежде всего: ничего спорного и грязного. Вы же не собираетесь стать одним из этих голодных писателей, правда?

Розен даже не успел ответить, но по взгляду Тресслинга понял, что уже свободен, и решил немедленно начать работу над грязной спорной исторической драмой outre на фоне иностранной окружающей обстановки и т. д., даже если бы это стоило ему жизни.

Направляясь к лифту, он не туда свернул, а когда возвращался, столкнулся лицом к лицу со стариком. «Демография Джексон Уайтов, — с притворным изумлением сказал старик. — Какое вам дело до этих несчастных простофиль? Они не покупают, не продают, не создают моды, не следуют моде. Они только браконьерствуют, блудят и производят на свет ноль целых четыре десятых альбиносов с гидроцефалией на каждую сотню душ. Или что-то вроде того».

Подъехал лифт, и они вошли в него вместе. Старик упорно глядел на него, а его желто-кровавый глаз напоминал оплодотворенное яйцо. «Но я их совершенно не виню, — продолжал он. — Будь у меня хоть немного ума, я стал бы Джексон Уайтом, а не рекламным работником. Вы можете хотя бы, — сказал он безо всякого перехода, — поставить мне выпивку. Раз уж правдивый Тресслинг говорит, будто не может принять меня из-за вас, педераст лживый. Да Бога ради! — крикнул он. — Тут у меня в стареньком портфельчике лежит штука, которая обладает большей ценностью для этих людей с Мэдисон, Лексингтон и Парк авеню, если бы они только…»

— Позвольте угостить вас выпивкой, — со смирением в голосе сказал Розен. На улице стояла жара, и он понадеялся, что в баре будет прохладно.

— Бушмилл [3] с содовой и льдом, — сказал старый Питер Мартенс.

В баре было прохладно. Боб уже перестал прислушиваться к монологу своего спутника насчет вещей, лежавших у него в стареньком портфельчике (что-то по поводу выявления течений в моде заранее), и заговорил о собственных заботах. Со временем старик, чей опыт по части отсутствия интереса к его речам превышал норму, начал прислушиваться к нему.

— Это случилось, когда все читали «Аку-Аку», — сказал Боб. — Ну я и подумал, что моя наверняка пойдет прекрасно, ведь она про Рапа Нуи, Остров Пасхи, и про корабли перуанских охотников за невольниками, и намеки на великие предания прошлого, и все такое.