Томас Карлейль - Федор Булгаков

Ф. И. Булгаков

Томас Карлейль

Томас Карлейль принадлежал к числу таких писателей, которые в литературе своей страны делают эпоху. Непосредственное влияние их на умы сограждан проходит, конечно, со временем, но авторитет их остается вечным и неизгладимым. Карлейль к тому же был плодовитым вкладчиком в английскую литературу и создал своим влиянием целую школу писателей. Не часто и не многим из таких писателей, подобно Карлейлю, приходится достигать глубокой старости (он умер 25 января 1881 г. на 86-м году жизни) и видя плоды своей деятельности, самим убеждаться в том, что влияние её, некогда благотворное, сменилось иным, более соответствующим и духу, и потребностям века. В этом отношении небезынтересно проследить хотя в общих чертах характер литературной карьеры Карлейля, тем более, что его сочинения очень мало известны русской публике. Но прежде всего несколько биографических данных. Карлейль родился в 1795 г., в Думфрисшейре, графстве южной Шотландии. Шотландский тип был сильно отмечен во всей его фигуре, а его говор всегда сохранял резко местный акцент. Отец предназначал его к духовному званию и с этой целью поместил его в Эдинбургский университет. Но молодой человек выказал больше склонности к наукам математическим и словесным, нежели к богословию. Сначала он пробовал свои силы на педагогическом поприще, в качестве учителя математики в школе графства Файф, потом поступил воспитателем в одно семейство и кончил тем, что решительно отдался литературным трудам. Изучив французский и немецкий языки, он начал заниматься составлением статей для энциклопедии Брюстера и переводами. В числе первых его литературных работ особенное внимание обратили на себя «Жизнь Шиллера», книга, появившаяся в 1823 г., и переделка Гетевского «Вильгельма Мейстера», которая и послужила поводом к переписке между Гёте и Карлейлем. В 1827 г. Карлейль женился. К этой эпохе относятся критико-литературные статьи его, которые помещались в разных «Обозрениях» и только впоследствии появились отдельным изданием. 1834-й год имел двоякое значение в его жизни. Он окончил в то время свое первое оригинальное сочинение «Sartor resartus» и переехал в Англию на постоянное жительство. «Sartor resartus» (переодетый портной) – нечто в роде философской бутады – составил эпоху в литературной карьере Карлейля, особенно потому, что тут он обнаруживает впервые свой особый стиль и выказывает склонность к фантастическому жанру, в котором выразилась впоследствии его литературная физиономия. Но последующие годы посвящены были составлению книги, которая привлекла к себе гораздо больше внимание и сделала репутацию автору. Это – его «Французская революция», изданная в 1837 г. С тех именно пор Карлейль вошел в большую славу. Каждое из его сочинений ожидалось с нетерпением, читалось на расхват, обсуждалось с уваженьем. Затем, в целом ряде своих сочинений он изложил свои социальные и политические взгляды; таковы сочинения о «Чартизме», «Прошлое и настоящее», «Памфлеты последних дней». За ними же следовали исторические и биографические работы о Кромвеле (1845 г.), о Джоне Стерлинге (1851), о Фридрихе Великом (1858–1864). Старейшая и слабейшая из его работ «Древние короли Норвегии» издана в 1875 г.

Чему же обязан Карлейль своей репутацией? На чем основано его влияние?

Карлейль писал много и в различном жанре. В числе его сочинений, которые принадлежат к чистой литературе, первые, по времени своего появления – «Жизнь Шиллера» и критические статьи, помещавшиеся в разных Reviews. Потом следуют обширные исторические труды о французской революции, о Кромвелле и Фридрихе Великом. Обычные тенденции, рассеянные во всех его сочинениях, как уже замечено выше, нашли свое применение политическое и социальное в работах о «Чартизме», о «Прошлом и настоящем» и «Памфлетах последних дней». Но более непосредственное выражение взглядов, какие носил в себе Карлейль, нужно искать в сочинениях о «Героях и культе героев», отчасти в «Sartor resartus» и в «Жизни Джона Стерлинга», где многое относится к самому автору. Отсюда видно, что Карлейль затрагивал разнообразные предметы и однако же едва ли есть сочинения другого писателя, в которых обнаруживалось бы больше единства, чем у него.

И действительно, во всех поименованных сочинениях заметна одна и та же, только ему свойственная манера и выражаться, и представлять себе вещи. Сразу видно, что имеешь дело с оригинальным мыслителем, положившим начало целой школе писателей. О том, чтобы свести в точной формуле его воззрения и думать нечего. Особенность идей Карлейля, это – решительное отвращение от всякого рода определений, от всякого, так сказать, логического и критического аппарата, которым довольствуются обыкновенные смертные, а, напротив, эта особенность в витании в сфере воображения и чувства. Оттого то он и представляется мистиком. Мир ему казался чем-то темным, наполненным глубокими тайнами. Природа, история, человек, все для него было предметом удивления. Его обычное настроение душевное выражалось в преклонении перед этими тайнами. Он имел какую-то особую потребность непременно обожать. Подобная наклонность к таинственному и возвышенному естественно приводила его к преувеличениям, человечество представлялось ему занятым непрерывной гигантской борьбой между добром и злом. Мелочи же действительной жизни, напротив, казались одинаково отвратительными и забавными. Новейшее общество рисовалось всецело предавшимся лжи и рутине. Народы ищут себе спасения в конституциях, в уравновешивании власти, в парламентских дебатах, в изобретениях так называемого либерализма и прогресса, тогда как в действительности и в существе дела, на стороне правительства превосходство силы. В этом отношении любопытны, между прочим, воспоминания помещенные в газете «Русь» г‑жою О. К. о Карлейле. По её словам, он особенно любил бранить английскую конституцию и жестоко смеяться над теми, кто ей верил.

– «Humbug», восклицал он, «чистейший обман»!.. «Пожалуйста, не губите вы мне моей России нашей конституцией», воскликнул он однажды… «Ведь в парламенте царит болтовня, пошлая болтовня. Россия совершила много великого. У ней и будущее великое. Пусть только развивается по-своему, на своих собственных ногах. Я люблю и всегда любил русских»!.. Затем – рассказывает г‑жа О. К. – он провел параллель между государем и королевой Викторией, горячо восхваляя первого за его реформы и любовь к просвещению, но сильно издеваясь над второю, особенно за её «Турко-Биконсфильлство»…

Возвращаясь к идеям Карлейля относительно человечества, нельзя не заметить, что их последним словом являются герой и права героизма. Ему нужны Магометы, Кромвели, Фридрихи II-е, Наполеоны, потому что это настоящие и непосредственные продукты природы. Отсюда уже легко предугадать, в какой связи должны находиться теория героизма у Карлейля с его общими воззрениями на мир. Человек рока, Провидения, одаренный высокими свойствами, которые заранее отводят ему верховное место в мире, такова, по его воззрениям, естественная действительность в противоположность с социальными фикциями, из-тоже время это – одна из сил тайного мира, в созерцание которого английский писатель любит погружаться.

Если вполне естественно наметить основную мысль, которая вдохновляла Карлейля, то, с другой стороны было бы несправедливо утверждать, что все достоинство его сочинений заключалось в вышеупомянутом мистицизме. В нем виден, сверх того, историк и сатирик. Историк замечательный по сознательности своих изысканий и живости, с какою он схватывает и изображает физиономию событий. Его сила неоспорима. Он как будто обладает, минуя все его частные особенности, даром вызывать прошлое, оживлять и воскрешать его, составить из него целую драму, за которой читатель следит неотступно. Стиль Карлейля из тех, которые задевают за живое читателя. Сверх того, Карлейль бесспорно принадлежит к школе драматической. За всеми его моральными сентенциями, его заклинаниями и подобными странностями, не трудно заметить, что Карлейль, писав историю, хотел только рассказывать и рассказывать только для того, чтобы подействовать на слушателя или читателя. Это артист своего дела. Самая торжественность его стиля не больше, как приправа все с тою же целью.

Карлейль является историком в двух или трех сочинениях и сатириком во всех своих произведениях. Его идеалистические тенденции проглядывают всюду в форме постоянной и горькой насмешки над людьми и предметами современности. Он неисчерпаем в своем негодовании на недостаток искренности и великодушие, на сервилизм и жалкий вид мира, который его окружает. Одно слово у него беспрестанно подвертывается под перо и им-то Карлейль резюмирует характер нынешнего века. Слово это «sham». Оно не поддается переводу и обозначает сразу и фальшивую внешность, суетные домогательства, лживые договоры, и общественное лицемерие. Карлейль же возложил на себя миссию быть провозвестником искренности. Эту искренность он желал бы применить ко всему: она у него является священным законом искусства, нравов, политики.