Зеленые листья - Анатолий Горло

Горло Анатолий Иванович

Зеленые листья

Анатолий Иванович Горло

ЗЕЛЕНЫЕ ЛИСТЬЯ

Главный пульт Дистанционного Психоэлектронного Надзора походил на ночное небо в миниатюре: на фиолетовом экране мерцало бесчисленное множество звезд разной величины и яркости, они непрерывно двигались. сталкивались и вновь расходились в стороны, образуя беспорядочные скопления либо уединяясь и уменьшаясь до едва различимой точки. И как бы перечеркивая этот хаос, по экрану проходила широкая светящаяся полоса, напоминающая Млечный путь, выровненный рукой геометра.

- Моро, вы спите?

- Да, шеф, и вижу вас во сне: вот вы подходите, собираясь ласково потрепать меня по затылку.

- Сон в руку. Если во время дежурства снова что-либо случится, вашему загривку не сдобровать. Особое внимание обратите на Конио: это уникальный образец, возможны непредвиденные действия. Не спускать с него глаз ни на секунду, иначе...

- Не беспокойтесь, шеф. Моя голова вполне устраивает не только меня, но и Во, и я не хочу лишить малышку удовольствия хотя бы изредка морочить ее.

"Откуда это чувство неловкости?.. Ну, был болен, перенес легкую операцию, консилиум остался доволен осмотром, да и я сам чувствую себя в порядке. Правда, этот странный привкус во рту, ну да, бог с ним, с привкусом, вот только бы вспомнить, что же я натворил?.. Да и мог ли я что-нибудь натворить, если лишь сегодня утром вернулся домой и лег спать? Может быть, приснилось что-либо?"

Конио протяяул руку к сонографу. На экране забегали зеленые змейки, затем появилось бесформенное пятно, сквозь которое стали проступать очертания Священного Дерева. Резкость улучшилась: вокруг Дерева на многие километры раскинулся лагерь паломников. Все смотрели на Конио, который, взобравшись на Священное Дерево, раскрашивал его листья в ярко-зеленый цвет. Потом он услышал хохот, столь неожиданный и оглушительный, что едва не свалился с ветки. Это смеялись паломники, они катались на спине, с багровыми лицами, и все тыкали пальцами в сторону Конио. А он сидел, вцепившись в ветви Дерева, и по его рукам стекала зеленая краска, она лилась за шиворот, брызгала на лицо, но он не мог пошевелиться, пришибленный, контуженный смехом...

Конио выключил сонограф и откинулся на подушку. У него горели щеки, во рту стоял тот же омерзительный привкус. Бог мой, какой позор! Он, великий служитель, девятый наследный жрец, хранитель Первой Реликвии, тридцать второе лицо в Сосленде, вице-президент Лиги Благовещения, почетный член зарубежных академий и обществ и пр. и пр., оказался всего-навсего жалким фальсификатором, балаганным шутом!.. Но в конце концов, это всего лишь сон, а сны пока что являются собственностью того, кто их видел...

Конио склонился над сонографом и дрожащими пальцами стал нажимать на все клавиши, не находя ту, которая стирает запись.

А если аппарат делает дубликаты для ДПН? Эти хитрецы могут вмонтировать сюда все что угодно!..

Конио вскочил с постели, поднял сонограф и изо всей силы швырнул его на пол.

Из соседней комнаты послышался сонный голос Му:

- Что случилось, Конио?

Пнув ногой искореженный сонограф, он направился в спальню жены.

My встретила его затуманенным взором:

- Что-то разбилось, Конио?

- Случайно свалил сонограф.

Заметила ли My, как у него горят щеки? Сейчас она полезет с расспросами, и он расскажет про сон... О если бы это был только сон!.. Надо что-то говорить, что же он говорил ей раньше?.. А может быть, она подсмотрела его сон? С нее станется, My никогда не страдала недостатком любопытства...

- Ты так дрожишь, Конио, - шептала ему на ухо My, - и я тоже, слышишь? Мы великолепно подходим друг к другу, у нас одинаковый темперамент, мы как смычок и скрипка, сделанные одним мастером, великим мастером, Конио! Поласкай свою маленькую девочку, она так ждала хранителя Первой Реликвии, потому что он могуч и прекрасен, и нет ему равных во всем Сосленде...

Слава богу, она ни о чем не догадывается, а дрожь приняла за проявление "одинакового темперамента", смычок и скрипка, надо же!..

Он увидел совсем близко ее пористые баралоновые губы, вспомнил, как месяц назад они вместе выбирали их в косметическом павильоне, и почувствовал приступ тошноты. Что за чертовщина?..

Он поднялся с ложа, стал одеваться.

- Что с тобой, Конио? - в голосе My звучала неподдельная тревога. - Все так отлично началось: и эта легкая дрожь, и мой монолог...

- Где Рамс? - спросил он.

Она обиженно промолчала. "Может быть, я старею? Надо поторопить пластиколога, а то действительно я могу надоесть Конио. Как говорила достопочтенная Фи, профессор по классу прикладной эстетики двадцать первого женского колледжа, мужчины любят старое вино, но поданное в новом сосуде..."

- Мне нужен Рамс.

- По-моему, он у Лило.

Конио вышел из спальни.

"Даже не поцеловал, неужели я его больше не привлекаю?" My решительно набрала номер видеофона. На экране возникло лицо молодого мужчины. Он подмигнул ей:

- Привет, скучающая одалиска!

- Ты занят, Бол?

My томно потянулась и заученным жестом сдернула с себя покрывало. Однако жест не удался, он был слишком нетерпелив, лишен грации, легкости. Она чуть не заплакала от злости.

- О My, ты просто вторая Ми! - воскликнул Бол, тоже отметив про себя неуклюжую попытку My повторить жест неповторимой Ми. - Ты угадала, к сожалению, у меня встреча на высоком уровне. До завтра, милашка!

My выключила видеофон и разревелась. Надо же так опозориться с этим покрывалом! Потом она порылась в полке над изголовьем, нашла видеокассету с упражнениями Ми и зарядила ее, решив весь вечер посвятить репетиции. My была упрямой сослендкой и верила, что прилежанием можно всего добиться. А ей хотелось одного - быть неувядаемой и обожаемой, как Священное Дерево. Или хотя бы как Ми.

По улицам Сосленда мчалась лавина автомашин. По мере приближения к юго-восточным воротам она уплотнялась, превращаясь в сплошной поток металла с примесью человеческих тел. Этот неустойчивый сплав, хлынувший из плавильной печи города, грозился затопить его окрестности. Начинался уик-энд, и горожане спешили им насладиться. Вырвавшись за пределы города, металлическая лавина разделялась - с помощью авторегулировщика - на два равных потока. Один устремлялся на юг, где, на 392-м километре, его ждало Священное Дерево, второй катил на восток, чтобы через 547 километров упереться в Желтый Ключ. Это были единственные памятники природы, уцелевшие после Грибного Конфликта. В целях стерилизации вся земля Сосленда была покрыта многометровым слоем железобетона, а с воздуха сослендцы защитили себя сплошным абатовым куполом. И вот, в этих новых условиях, в которых могли функционировать лишь люди и механизмы, вдруг каким-то чудом зазеленело Священное Дерево, а несколько позднее забил Желтый Ключ. Это было как знамение, как первый признак возрождения природы, ка-к проблеск надежды, что земля еще может восстать из пепла и можно будет ее пахать и засевать, как это делали далекие предки, и можно будет есть настоящий хлеб и дышать настоящим кислородом.