Ночная вахта - Андрей Никулин

Ну, вот и всё, очередная рабочая смена подходила к концу, осталась ночная вахта. Я расслаблено сидел на лавочке около открытой двери в машинное отделение и с наслаждением курил. Буквально несколько минут назад я как лыска носился по причальной стенке, волоча неудобные пожарные рукава, соединяя береговой гидрант с водозаборной системой теплохода. Теперь можно покурить, подождать, когда остынут дизели после дневной работы, а потом навести марафет в «машине» и уже свободным от всех служебных дел почитать интересную книженцию, купленную намедни с уличного лотка.

Сегодняшний речной круиз нашего теплохода закончились без происшествий. Ни кто не прыгал за борт, ни кто не подрался на танцплощадке, да и пьяных, после того как наш «Отдых» пришвартовался, сегодня было на удивление мало. Видно приближающаяся осень поумерила пыл наших клиентов, так что «разноцветная кибитка», а так наш кэп называл ментовские машины, которые он запрашивал по рации, когда наш теплоход подходил после прогулки к городскому причалу, была сегодня только одна. Да и та осталась без работы, потому что все пассажиры сошли на берег своими ногами, чего на моей памяти не случалось никогда. За весь пятичасовой рейс у меня ни разу не попросили ключ от каюты, чтобы уединиться с дамой, и потому я сегодня без колыма, то есть без хотя бы одной бутылки водки: именно такой была такса за использование служебной каюты, денег с кобелирующей публики мы, мотористы, не брали. Что ж, хоть раз приду утром домой трезвым, порадую родственничков.

Я аккуратно затушил окурок в приспособленной под пепельницу консервной банке, сплюнул за борт и, войдя в машинное отделение, стал спускаться к всё ещё пышущему жаром старичку Г70. Я заботливо обтёр дизель ветошью, убирая масленые подтёки, потом довёл слани до блеска, проверил, нормально ли подаётся электропитание с берега и, удовлетворённый чистотой и порядком, поднялся в свою конторку, удобно устроился в кресле и достал книгу. Увлёкшись сюжетом, я и не услышал, как в дверь с другого борта, в «машину» зашёл механик.

- Читаем?! – и я почти подпрыгнул от неожиданного вопроса и от лёгкого толчка в спину.

- Фу, блин, Владимир Фёдорович! Чего пугаете-то?! – механик довольный моим испугом улыбался.

- Сколько воды приняли?

- Да…это…

- Понятно. Иди, проверь, - делать нечего, пришлось бежать на нос теплохода и смотреть по мерной линейке уровень воды в цистернах.

Когда я вернулся, механик сидел в моём кресле и листал книгу.

- Чё, за херню, читаешь, а? – книга была о первых покорителях Эвереста.

- Мне нравится, - я скромно пожал плечами.

- Ладно, читай, - механик небрежно бросил книгу на стол. - Через пару недель навигация кончится, что делать думаешь? Останешься?

- Не знаю, ещё не решил, - хотя для себя я уже давно всё решил.

- Я смотрю, ты особо работать-то на флоте не рвёшься? Так?

- Ну, почему…мне в принципе нравится…я…

- Вот именно, что «в принципе»!

Я вздохнул, ожидая, что механик сейчас опять начнёт меня учить любить полученную с грехом пополам профессию. Дело в том, что как только я устроился на «Отдых», механик, узнав, что я окончил водный институт и по образованию гораздо выше его, стал испытывать ко мне не то, чтобы неприязнь, а какую-то нехорошую зависть. Сам-то он уже лет шесть, как учился в нашем же институте, только естественно заочно, и был всё ещё на третьем курсе. И вот желая показать, что мой диплом это только бумажка, и что я никакой не инженер, механик стал меня заёбывать всякими каверзными заданиями и вопросами по специальности. Чтобы прекратить эту херню и успокоить своего непосредственного начальника я популярно ему объяснил, что карьера судового механика мне не интересна, и что я вообще тут человек случайный. Механик долго разорялся по поводу нашей системы образования, готовившей за государственный счёт не специалистов, а похуистов, но с поучениями отстал, и спрос с меня был только по службе.

- Вы чего от меня хотите-то, Владимир Фёдорович? – этим своим «выканием» я тоже его раздражал. На речном флоте все говорили друг другу «ты», а к старшим по должности обращались просто: «Иваныч, Степаныч,Фёдорыч». Я же, как только мех стал донимать меня «уроками по специальности» решил держать с ним дистанцию, и обращался исключительно на «вы». Он в свою очередь, наверняка, думал, что тем самым я подчёркиваю свою образованность. Мудак с комплексами, это я про меха.

- В общем если работать не хочешь, то скажи кэпу…А то уволить тебя вроде не за что, а мне нужно твоё место, - механик старался не смотреть мне в глаза. - Я тут хочу своего племянника устроить. Он парень толковый, не то, что… В общем, поговори с Иванычем, по-человечески прошу.

- Да всё будет путём, Владимир Фёдорович, - я царственно махнул рукой. - Поговорю и всё объясню. Только вот как с зачисткой быть?

Зачисткой, или разоружением, на флотском сленге называли подготовку судна к зимнему отстою. Необходимо было вычистить от мазута и грязи трюма, осушить все системы жизнеобеспечения судна, провести профилактику главных и вспомогательных дизелей и ещё много трудной и грязной работы предстояло экипажу после захода в родной затон. Работы бы хватило всем, и поэтому каждый человек был на счету. Но не подумайте, что я был таким совестливым, просто за зачистку платили хорошие деньги и терять мне их не хотелось.

- А что зачистка?

- Ну, так я уйду, мотористов двое останется, тяжело им будет.

- Да ты не переживай! – засуетился мех. - В нашем затоне всегда найдётся кому работать-то, я даже шефа уговорю и он тебе все положенные деньги выпишет, ничего не потеряешь!

- Договорились, - кивнул я, и механик тут же энергично пожал мне руку, пожелал спокойной вахты и ушёл.

Я вышел на протопчину и сел на любимую лавочку. Закурив, я подумал, что вот и решение проблемы. Сам я давно определился, что ни за что не останусь на этом «блядовозе», а теперь получалось, что мой уход даже кому-то и нужен. Ну, и аюшки, хватит, повалял дурака, пора и честь знать.

Уже порядком стемнело, и на теплоходе включили палубное освещение. Я слышал, что в судовом ресторане ещё продолжалась уборка. Многие девчонки-официантки были родом из затона, в котором зимовал наш старикашка «Отдых». И потому порой, не успев закончить вовремя все дела по наведению порядка, и опоздав на последний «ОМик», девки оставались ночевать прямо на теплоходе. Вот и сегодня они что-то припозднились, на камбузе всё ещё гремели посудой и пустой винной тарой, а из открытых окон ресторана слышались визгливые девчоночьи голоса и неумелый женский мат.

К ещё не убранному трапу подошли кэп, мех и рулевой Веничка, отцы-командиры уже сменили речфлотовскую форму на цивильное, а это значит, что намылились по домам. Капитан Иваныч что-то втолковывал Венечке, а механик посмотрел в мою сторону, широко, как лучшему другу, улыбнулся и помахал рукой. Я ответил - жалко, что ли. Командиры сошли на берег, а Венечка стал убирать трап. Всё, ночная вахта началась.

Венечка, возясь с непослушным трапом, громко кряхтел и чертыхался, стараясь привлечь моё внимание. Но я сделал вид, что ничего не вижу и не слышу, сегодня этот лентяй обойдётся без моей помощи. Венечка был типус оригинальнейшей: очень любил зарубежную музыку и американские видеофильмы, но презирал свою страну, называя её не иначе как «Совдепия», а свою теперешнюю работу так просто ненавидел. Он также как и я собирался уходить, постоянно рассказывая, как устроится в ДК работать диск-жокеем, или к своим друзьям в видеосалон.

- Что, в облом, товарищу помочь? – крикнул он мне, наконец-то управившись с трапом.

- А товарищ помог мне шланги раскатывать? – невозмутимо ответил я.

- Ладно, один-один. Ну, что, выпить-то есть чего? Все сошли, а старпом уже дрыхнет в каюте.

- Сегодня ничего не обломилось, так что прошу вас пройти на рабочее место, товарищ, и нести вахту.

- Что, за рейс, ни какой бляди не продал своё койко-место?

- В СССР секса нет, разве не знаешь?

Венечка показал мне средний палец на американский манер, я ответил по-русски, рубанув ладонью одной руки по локтевому суставу другой. Скроив обиженную физиономию, Венечка стал подниматься по трапу в ходовую рубку.

Я закурил ещё одну сигарету и расслаблено привалился спиной к тёплой переборке. Уже полностью стемнело, на причальной стенке стало пустынно, и только изредка доносились звуки проезжающих по набережной машин. Августовские ночи ещё тёплые, и, несмотря на прохладу, приносимую с реки, вот так сидеть на нагретой за день лавочке было одно удовольствие. Из-за нахлынувшей расслабухи я даже выбросил окурок за борт, хотя в принципе никогда этого себе не позволял. Потом прикрыл глаза и слушал, как плещется вода за бортом и как поёт откуда-то взявшийся на причале сверчок. Я, наверное, задремал, потому-то очнулся от резкого женского визга.