Если ты хочешь, дорогая... - Юджин Пеппероу

Пеппероу Юджин

Если ты хочешь, дорогая...

Салли Уэйн, высокая интересная блондинка со спортивной фигурой, стояла на пороге крошечного кабинета своего мужа и, в который раз объясняла своему благоверному, какой она была дурой, когда на последнем курсе университета вышла за него замуж. Джим Хенфорд целых два раза делал ей предложение, а она предпочла ему вот это ничтожество, которое сейчас сидит перед ней - Чарли Уэйна. Красивое лицо Салли очень портило появляющееся на нем в последние годы выражение брюзгливого недовольства и разочарования. В такие минуты Салли казалась старше своих тридцати двух лет. Сейчас ее крупная фигура загромождала половину клетушки, служившей ее мужу кабинетом. Кабинет для Чарли молодые супруги выгородили из гостиной (она же столовая), когда въезжали в эту квартиру вскоре после своей женитьбы. Салли тогда еще верила в то, что ее мужа ждет прекрасное будущее и, по-возможности, старалась создать ему дома условия для научной работы. Именно эта вера в его будущее склонила чашу весов в пользу Чарли Уэйна, когда Салли Чествик, тогда студентка последнего курса филфака, выбирала между несколькими претендентами на ее руку. Справедливости ради стоит отметить, что в прекрасное будущее Чарли Уэйна верила не одна только Салли. Чарли был самым блестящим студентом на химическом факультете и окончил университет первым на курсе. В предложениях работы недостатка у него не было, но Уэйн неожиданно для всех остался в проблемной лаборатории при кафедре университета и вот уже десять лет работал там в той же должности и за ту же зарплату. За это время многие его сокурсники сделали себе карьеру и состояние, но Чарли это, казалось, совершенно не трогало. Зато это очень трогало его жену, иногда не давая ей спокойно спать по ночам. Сейчас она стояла перед мужем, точнее нависнув над ним, поскольку он сидел за письменным столом, и, методично взмахивая рукой, монотонно перечисляла ему все обиды, какие она вытерпела от него за все эти годы. В этом длинном списке была и крошечная квартирка, куда стыдно пригласить знакомых, и машина, которую давно пора сменить, и новое норковое манто Мери Баум, которое та может себе позволить, а она, Салли, нет, потому что ее муж неудачник и ничтожество. Даже вину за отсутствие у них детей (врачи считали, что именно она бесплодна) Салли целиком возлагала на узкие плечи мужа.

Все то время, пока длился этот гневный монолог, Чарли Уэйн сидел молча, глядя на жену задумчивым взглядом. Ободренная этим вниманием, она поддала пару и перешла от описания собственных достоинств, которые некому оценить в этом убогом районе, где она влачит нищенское (по его милости) существование, к перечислению многочисленных недостатков человека, которого неизвестно за какие грехи Бог навязал ей в мужья. Самым невинным в этом длинном перечне была умственная неполноценность вышеупомянутого субъекта, которую почему-то пока еще никто не заметил (но уж она постарается, чтобы обратили на это внимание!). В тот момент, когда несчастная женщина уже заканчивала по четвертому разу загибать пальцы на руке, отмечая пункты своего длинного списка, Чарли Уэйн решительно стукнул кулаком по столу и воскликнул:

- Нет! Это просто невозможно!

- Что? - опешила Салли. - Что невозможно?

- Невозможно убрать из молекулы белка сразу , четыре водородные связи и при этом сохранить пространственную структуру молекулы. А раз так, то это означает... это означает... - он схватил со стола лист бумаги, ручку и принялся лихорадочно покрывать лист какими-то символами, кружками и схемами.

- Тьфу, блаженный! -плюнула в сердцах Салли. - А я-то распиналась перед ним полчаса, думала, он меня слушает.

Она вышла из кабинета в гостиную, хлопнув за собой дверью с такой силой, что со стеллажа, уставленного книгами по химии, на пол свалился здоровенный том, подняв целую тучу пыли. Но Чарли Уэйн этого даже не заметил. Он кажется понял, как ввести в гигантскую белковую молекулу нужный ему радикал на нужное место.

Дело в том, что у Чарли Уэйна была тайна, которую он тщательно скрывал от всех, в том числе и от жены (впрочем, ее мнение меньше всего интересовало его). Вот уже целых пять лет он занимался проблемой запаха, точнее пытался синтезировать соединение, способное продуцировать любой запах. Само это соединение, возможно, будет совершенно лишено собственного запаха, но при определенных воздействиях на него будет продуцировать любые мыслимые и немыслимые ароматы. Так обычный белый свет, проходя через призму, дает радужный спектр всех основных цветов, смешением которых можно получить любой оттенок видимого спектра.

Чарли на всю жизнь запомнил простейший опыт, продемонстрированный школьным учителем физики. Вертикальный цилиндр, раскрашенный вертикальными же полосами в цвета радуги, начал вращаться вокруг продольной оси. Скорость вращения все увеличивалась, глаз не успевал фиксировать проносящиеся цветные полосы, цилиндр стал равномерно серым, потом начал светлеть и вдруг в какой-то момент стал белым. Потом скорость вращения начала уменьшаться, цвет цилиндра на глазах потемнел, а затем распался на отдельные полосы цветов радуги.

Это было настоящее чудо, которое невозможно постигнуть умом, а можно только воспринимать, как данность. Много лет спустя, когда Чарли начал заниматься проблемой синтезирования ароматических веществ, он подумал, что, возможно, даже самые сильные основные запахи, смешанные в определенной пропорции и последовательности, тоже исчезнут, превратясь в некое подобие белого цвета. Но тогда возможен и обратный процесс - разложение этой не имеющей запаха смеси на составляющие. Это открывало невероятные горизонты, включая и прикладное применение в парфюмерной промышленности. Чарли Уэйн взялся за решение этой проблемы и бился над ней в одиночку целых пять лет, не желая ни с кем делить лавры первооткрывателя. Он создал свою совершенно новую теорию запахов и, опираясь на нее, пытался синтезировать базовую молекулу вещества, являющегося "матерью" всех запахов мира. Он уже был близок к решению, уже знал все компоненты этой невероятно сложной молекулы на белковой основе, но последнее звено от него ускользало. И вот сейчас его вдруг осенило. Господи, почему же от давно до этого не додумался?!

Чарли схватил со стола листок со схемами, нахлобучил шляпу и выскочил из дома, горя желанием проверить свою сумасшедшую идею.

В это время его жена, сидя в халате на разобранной постели, разговаривала по телефону ни с кем иным, как с Джимом Хенфордом, бывшим претендентом на ее руку и сердце, однокурсником Чарли по химическому факультету. Салли хотела, чтобы Джим уговорил Чарли уйти из университетской лаборатории и перейти на работу в фирму к своему удачливому сопернику.

- Оставь эту затею, Салли, - вяло отбивался от нее Джим Хенфорд. - Ты же знаешь своего муженька. Ему легче уйти от жены, чем от любимой работы. Я не знаю, чем они там занимаются в своей проблемной лаборатории, но его это, по-видимому, устраивает и, следовательно, никуда он оттуда не уйдет.

- Уйдет! - взвизгнула Салли и Хенфорд, поморщившись, отвел телефонную трубку подальше от уха.

- Я тебе говорю, что он уйдет из этой проклятой лабораторий или я уйду от него. В конце концов жить с непризнанным гением можно только в молодости, когда тешишь себя иллюзиями, а мне уже под тридцать.

Хенфорд подумал, что поскольку Салли и он одногодки, то ей уже должен идти тридцать третий год, но вслух он этого благоразумно не сказал. Вместо этого он успокаивающе произнес:

- Ну вот что, Салли, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как ни шути, а первая любовь не забывается до конца жизни. Я попробую сделать, что смогу, но учти, что это я делаю только для тебя. Надеюсь, ты когда-нибудь оценишь мое постоянство?

- Какой ты милый, Джимми! - Сидя с телефонной трубкой перед большим зеркалом, Салли приподняла край шелкового халата и поглядела на свои ноги, все еще сильные и стройные. Значит Джимми все еще помнит их свидания в открытом бассейне университетского городка.

- Ты знаешь, Джимми, - проворковала она, поднимая край халата еще выше, - я сейчас сижу1 перед зеркалом и смотрю на свои ноги. Они нисколько не изменились может быть чуть-чуть только пополнели в бедрах. Помнишь бассейн? Ну скажи, у кого еще были такие ноги, как у меня?

- А ты что, сидишь перед зеркалом совсем голая? - охрипшим внезапно голосом спросил Хенфорд.

- Бесстыдник, - засмеялась Салли,- ты всегда был распутником. Думаешь, я не знаю, что после наших с тобой целомудренных и таких романтических свиданий ты катался на своем додже с Эмили Хопкинс с третьего курса и все знали, чем вы с ней занимались на заднем сиденье. Она сама болтала об этом по всему факультету.

- Кто-о?? Эмили Хопкинс? Эта конопатая? Да у меня с ней никогда ничего не было! Я и прокатил-то ее может всего раз или два. Как ты можешь думать, что у меня с ней что-то было?