Житие преподобного Сергия Радонежского в пересказе для детей - Александр Ткаченко

Александр Борисович Ткаченко

Житие преподобного Сергия Радонежского в пересказе для детей

К 700-летию со дня рождения преподобного Сергия Радонежского

Дорогой читатель!

Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства «Никея». Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную. Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru

Если в электронной книге Вы заметили какие-либо неточности, нечитаемые шрифты и иные серьезные ошибки – пожалуйста, напишите нам на [email protected]

Спасибо!

Допущено к распространению Издательским cоветом Русской Православной Церкви ИС 14-401-0080

Иллюстрации Елены Кабировой

Таланты у людей бывают разные. Кто-то умеет красиво рисовать, кто-то – быстро бегать и высоко прыгать, а у кого-то – хороший музыкальный слух. Одним с легкостью даётся учёба в школе, другим – искусство танца или пения. Но что же делать, когда та же учёба ну никак не идёт в голову, хоть плачь? Неужели только талантливые дети могут учиться хорошо? Конечно же нет! Дело в том, что все таланты людям даёт Бог, каждому – в свою меру. И если ты чувствуешь, что тебе не хватает сил и способностей для чего-то, то всегда можно попросить Бога о помощи – попросить у него талант к этому сложному для тебя делу. Ведь не зря в народе говорят: у Бога – всего много. Это в том смысле, что Богу не жалко для человека ничего. Главное, чтобы пользовался он этим полученным от Бога талантом на благо себе и другим людям. Ну а если у тебя есть сомнения в таком способе – то вот история одного из самых почитаемых русских святых, у которого в детстве тоже никак не получалось… Впрочем, лучше прочесть историю с самого начала и узнать всё по порядку.

Однажды у ростовского боярина Кирилла заблудились жеребята. Разбрелись с луга по окрестным березнякам, ищи-свищи их… Лошади вообще животные умные, на пастбище держатся вместе, далеко от знакомых мест не уходят. А дети – что людские, что лошадиные, известное дело, всё норовят приключений себе найти. Убежали жеребята с луга, не вернулись домой вместе с остальным табуном. Что теперь делать? Неровён час, волки на них нападут, или в болотной трясине жеребята увязнут. А надо сказать, что боярин Кирилл, хоть и был знатным человеком, но нрав имел простой и от крестьянского труда своих детей не ограждал. Другой бы отправил слуг искать потерявшуюся скотину, и делу конец. Кирилл же послал на поиски жеребят своего среднего сына Варфоломея. Знал, что лошадей мальчик любит. Вот пускай и соберёт загулявших коньков. Всё больше проку, чем впустую дома сидеть. Тем более что с учёбой у него ну совсем никак дела не ладились. Хоть плачь, а не даётся грамота парнишке. Да Варфоломей и плакал уже не раз от обиды: ну что ж за беда такая – братья давно уже читают, и счёту обучены, и писать пробуют. Только у него одного эти закорючки в Псалтири никак не хотят складываться в слова. Уж как он старался, сколько бессонных ночей провёл над книгой, все советы учителя исполнял слово в слово. А грамота в голову никак не идёт. Только и остаётся, что поплакать тайком за печкой, чтобы отец не увидел. Но отец ведь тоже не слепой… Жалко ему было сына, видел он, что старается Варфоломей изо всех сил, а не выходит у него с грамотой ничего. Вот и отправил его после очередного урока на луг, за жеребятами. Небось, на просторе грусть быстрей развеется.

Долго бродил Варфоломей по окрестным ложбинам и перелескам.

Звал своих лошадок, искал их следы на влажной земле у ручья. Наконец в роще на краю поля услышал знакомое ржание. Вот они, отцовские жеребята, все четверо. Подняли морды, лакомятся молодыми побегами берёзы. «Ничего, – подумал Варфоломей, – есть у меня для вас лакомство повкуснее». Достал из котомки краюху ржаного хлебца, дал каждому по кусочку. Ну всё. Теперь они до самого дома будут за ним бежать как привязанные, ждать ещё угощения. И отправился Варфоломей с коньками домой.

Вдруг смотрит, на пригорке, под дубом, – старик в монашеском одеянии. Стоит один-одинёшенек и Богу молится. «Не иначе, это святой человек, угодник Божий, – подумал Варфоломей. – Попрошу-ка я его и за меня помолиться, чтоб далась мне наконец книжная грамота». Встал он поодаль и начал ждать. Старец закончил свою молитву, увидал мальчика, подозвал его к себе и спросил, чего ему нужно. Тут Варфоломей вдруг заплакал и стал рассказывать о всех своих горестях. Монах выслушал его, улыбнулся и сказал коротко: «Давай вместе помолимся, чтобы Господь дал тебе книжное разумение». А когда они помолились, достал из-за пазухи коробочку, а из неё вынул кусочек просфоры – церковного хлебца – и дал мальчику:

– Съешь это, в знак милости Божией к тебе.

Варфоломей послушно съел просфору. Монах попрощался и хотел было идти дальше своей дорогой, но Варфоломей так сильно упрашивал его зайти в гости, что тот согласился. Пришли домой. Родители Варфоломея обрадовались, когда увидали у себя на пороге святого странника. Тут же взяли у него благословение и велели слугам накрывать на стол. Но гость не спешил обедать.

– Прежде отведаем пищи духовной, – сказал он Варфоломею и направился с ним в молельную комнату. Такие комнаты в те времена были в доме у каждого боярина и князя. Там старец дал мальчику в руки книгу и велел читать молитвы.

– Но я же не умею, – возразил Варфоломей.

– Не болтай попусту, – улыбнулся старец, – читай.

И благословил его крестным знамением. Варфоломей послушно открыл книгу, и… слова молитвы полились у него без малейшей запинки. Буквы на бумаге наконец стали складываться в слова, а слова – в предложения. Мальчик читал ровно и внятно, не хуже сельского дьякона. Родители, стоя в дверях, не могли поверить своим глазам – неужели это их Варфоломей?

Так, с Божьей помощью, будущий игумен земли Русской выучился чтению.

С того дня у Варфоломея открылись удивительные способности к учёбе. Грамота, которая никак не давалась ему, наконец была освоена. После такого чуда у мальчика появилось желание служить Богу. Ему захотелось уединиться по примеру древних подвижников и стать монахом. Но любовь к отцу и маме удерживала его в родной семье.

Варфоломей был скромным, тихим и молчаливым мальчиком, со всеми был кроток и во всём послушен родителям. Те тоже любили Варфоломея, и он, получив их разрешение, с двенадцатилетнего возраста стал приучать себя к жизни подвижника – так строго постился, что по средам и пятницам совсем не принимал пищи (как делали тогда особенно благочестивые взрослые), а в остальные дни питался хлебом и водой. Маму это сначала обеспокоило, но потом она увидела, что Варфоломей и при таком скудном питании растёт крепким и здоровым. Он часто посещал храм, а дома проводил в молитве целые ночи и усердно читал книги святых отцов.

Так бы и жить Варфоломею в своём ростовском имении, пока он вырастет и станет настоящим монахом. Но …

Когда Варфоломею было пятнадцать лет, Ростовское княжество присоединилось к Москве. Теперь Ростовом стал управлять московский наместник по имени Иван Кочева. Он устанавливал свои новые жестокие порядки и отбирал имущество у бояр и знатных людей Ростова.

Отец Варфоломея тоже лишился всех средств и стал бедняком, поэтому его семья вынуждена была бежать из родных земель.

Пристанище себе они нашли в небольшом поселении Радонеж, в шестидесяти километрах от Москвы. Там и жили, пока все три сына обедневшего боярина не повзрослели. Пришла пора, и отец их умер. А вслед за ним и матушка отошла к Богу. После смерти родителей братья не стали делить скудное наследство. Оно целиком досталось младшему брату Петру. А Варфоломей и его старший брат Стефан поселились в десяти верстах (верста – это чуть больше километра) от Радонежа, в глубоком лесу около речки Кончюры.

Долго ходили братья по окрестностям, выбирая пустынное место – то есть безлюдное, тихое, незаселённое людьми. Наконец им полюбился один лесной уголок, удалённый и от поселений, и от дорог. Это место было Самим Богом предназначено для обители, ведь над ним и прежде люди видели то небесный свет, то огонь, а некоторые ощущали здесь благоухание. Выглядело же это место как небольшой холм, который возвышался над окрестностями в виде маковки, поэтому его и назвали Маковцем, или Маковицею. Густой лес, которого ещё никогда не касалась рука человеческая, одевал его со всех сторон сплошной чащей, высоко поднимая к небу свои тихо шумевшие вершины.