Контакт между равными - Алгис Будрис

В шорохе хлопка и шепоте шелка Алисия приблизилась к постели и склонилась надо мной, пахнув духами:

— Пора, Уилл. Ты проснулся?

Проснулся? Я хранил неподвижность, а потому она могла и не догадаться, что я просто лежу, вслушиваясь в перезвон старинных, в резном деревянном футляре часов, красующихся на каминной полке.

— Доктор Чэмпли уже здесь, Уилл.

— Знаю, Слышал, как он подъехал.

Я открыл глаза и пару раз моргнул, ощущая прикосновение ресниц к свободной марлевой повязке. Лившийся из внешнего мира свет был белым. Всю прошлую неделю Алисия, направляя мне в лицо пучки процеженного сквозь фильтры света, учила меня распознавать цвета. А еще мы говорили о перспективе, о восприятии очертаний и том, чем отличаются на вид друг от друга разные материалы; уверен, доктор Чэмпли разработал самую удачную программу обучения, чтобы я смог начать ориентироваться в окружающем как можно раньше.

Алисия удивлялась, насколько все это оказалось легко и просто. А удивляться бы ей не следовало — я же всю жизнь слушал либо радио, либо фонокниги. И целых сорок лет купался в человеческих разговорах.

Окончив Гарвардскую школу бизнеса, я многократно приумножил отцовские миллионы — а такое оказалось бы не под силу человеку, не способному мыслить аналитически и систематически. В моем мозгу сложилась собственная картина мира — точь-в-точь совпадавшая с той, что представала взглядам зрячих. И потому моя нынешняя переориентация должна была свестись к несложному переходу от одной системы к другой.

Хлопнула дверца — Чэмпли выбрался из машины, остановившейся на гравийной дорожке перед самым входом в дом. Прошуршали подошвы по мраморным ступеням, скрипнула, открываясь и закрываясь входная дверь, щелкнул автоматический замок. Несколькими мгновениями позже раздался легкий стук в дверь комнаты.

— Здравствуйте, доктор, — приветствовала его Алисия.

— Добрый день, миссис Шеффер. Мистер Шеффер проснулся?

Судя по тому немногому, что я уже знал о нем, для доктора Чэмпли это была довольно длинная речь; на всякий случай, я зафиксировал в памяти это обстоятельство. До сих пор он представлял собою ненамного больше образа, вырисовывавшегося из рассказов Алисии, — правда, рассказов достаточно пространных. Молодой хирург, восходящая звезда, заинтересовавшийся случаем Уильяма Шеффера и предположивший, что эта задача ему как раз по плечу. В его кабинете мне пришлось побывать несколько раз, но к словам Алисии прибавилось благодаря этому лишь несколько мягких прикосновений к моему лицу, приподнимающих мне веки, щелчок невидимого, для меня, фонарика, несколько задумчивых похмыкиваний и единственная членораздельная реплика: Может быть…

Это мне понравилось. Все предыдущие приговоры выносились людьми, которые сперва держали меня по неделе, а то и больше, в клинике, обследовали всеми доступными способами, а потом читали неудобоваримые лекции, заканчивающиеся, правда, вполне определенными Да или Нет. Последнее было, по крайней мере, правдиво. В той же степени, в какой первое оборачивалось обманом.

Что ж, Чэмпли и впрямь удалось сделать то, что он намеревался — или так представлялось нам в данный момент. По словам Алисии, операция заняла всего-навсего час. Окончательно я пришел в себя после наркоза уже в машине, по дороге домой, и самым трудным делом оказалось выполнить наказ Чэмпли: ни малейшего движения глазами в течение полутора суток. Скорая доставила нас в летний дом Чэмпли, находившийся на берегу озера и расположенный гораздо ближе к клинике, чем любой из моих. Здесь мы с Алисией провели последнюю неделю, скрупулезно и сосредоточенно выполняя все предписания. И неуклонно приближаясь к вот этому — последнему — моменту.

Что ж, — подумал я, — теперь, когда мы оба здесь, можно проявить и некоторое нетерпение.

— Доктор?

— Да, мистер Шеффер, я здесь.

Он подошел поближе — резиновые подошвы его туфель, ступающих по ворсистому ковру, издавали характерный сухо шелестящий звук. Другой, совершенно непохожий шелест издавал при каждом его движении твидовый костюм. Повеяло лосьоном после бритья.

— От вас пахнет йодоформом, как в клинике.

Кстати, в клинике он меня не встречал: анестезиолог погрузил меня в сон еще до появления Чэмпли. Так что знал я о нем ужасно мало — если не считать рассказов Алисии, разумеется.

— Да, — ответил он. — А теперь давайте-ка посмотрим, как я b{ckfs.

В руке его звякнули ножницы, а на плечах я ощутил прохладные пальцы Алисии. Потом металл неприятным холодком скользнул по щеке; чуть натянулась марля. Напряглась — и расслабленно упала на переносицу.

— Подождите открывать глаза, мистер Шеффер. Пусть свет поначалу проходит сквозь веки.

— Хорошо.

Чэмпли убрал повязку, и свет стал розовым. Я спокойно лежал, внутренне собираясь. Особого возбуждения я не испытывал. Всю последнюю неделю я не находил себе места, возможно, как раз потому, что всячески гасил в себе возбуждение. А может, именно так оно и проявлялось. Но, как бы то ни было, сейчас все закончится.

Я не открывал глаз, пока Чэмпли не попросил меня об этом. Веки я разлепил медленно, изо всех сил стараясь растянуть движение, — и сперва увидел лишь размазанные цветовые пятна. За последние дни они стали для меня уже почти привычными. Но теперь предстояло еще одно — и новое — дело: фокусировка зрения; и на это потребовалось немалое время. Теоретически я понимал природу бинокулярного зрения, пусть даже мои представление об оптике и линзах были весьма приблизительными и неадекватными. Но сейчас надо было научиться контролировать работу определенных мышц, а это совсем иное дело.

Мне предстояло то, что в свой час совершает всякий ребенок — научиться распознавать образы, и в первую очередь — как выглядит человеческое существо. Причем не только вообще, чужое, но и собственное — как и в младенчестве, задача эта решалась по частям.

Руки… ноги… Я изучал их неторопливо и осторожно. Чэмпли с Алисией ждали, ничем не проявляя ни волнения, ни нетерпения.

Наконец, я почувствовал себя достаточно уверенно.

Алисия оказалась светлой блондинкой, облаченной в зеленое платье. А Чэмпли — брюнетом, повыше ее ростом, в коричневом костюме.

Да и странно было видеть все это — то, что раньше являлось воистину умозрительным. Впрочем, и этот этап оказался пройден достаточно легко.

И вот, наконец, надев дымчатые очки, я вышел в их сопровождении из дому. И замер, словно ребенок над раскрытым букварем: горы — лес W небо — озеро — дом — утес… Дом стоял на береговом косогоре; один его фасад, тот, где выход, был обращен в сторону берега, а другой — к озеру; здесь он повисал в воздухе, поддерживаемый мощными колоннами свай. Выглядело это, признаться, не слишком успокаивающе.