Призраков лучше не тревожить - Сергей Павловский

Сергей Павловский

Призраков лучше не тревожить

Глава 1

– Леонид Сергееви-ич… – по-школярски занудно простонал Емельянов. – Ну, не пойму я, хоть убей, почему мы должны влезать в это дело? Тут чистой воды сыск. Да неужто у эмведешников в генералке перевелись сыскари? Хотите, я сам порекомендую парочку – из-под земли достанут хоть самого Аль Капоне.

– Да что ты, в самом деле, тут демагогию разводишь, – генерал Долганов скривился, словно в дупло его зуба мудрости вонзился бурав отечественного производства. – Издохло твоё МВД, давно издохло, и годится разве что на то, чтобы интеллигента безобидного пугнуть да покуражиться.

– Так почему? – не сдавался Емельянов. – Спецы ведь остались. Только все они за задницу свою уболевают. А вы дайте ребятам гарантию, с самого верха, да уважительно к людишкам отнеситесь, да денежки не пожалейте – они любой мусорник вам до пылинки разгребут.

Долганов вздохнул обречённо, поднялся, тяжело опираясь на подлокотники кресла, пронёс дряблый увесистый живот к окну, приоткрыл форточку. Пробасил, словно нехотя:

– Положим, остались у них сыскари. И гарантировать может сам.

– Ещё бы, – осклабился Емельянов. – Замочили человека из его команды.

– Вот именно, – многозначительно ткнул перстом в потолок Долганов. – Только что он может гарантировать? Звание, должность, деньги, орден… И в данном случае не поскупится, уверен. Одного он гарантировать не может. Что не позвонит твоему сыскарю в один прекрасный момент, когда дело дойдёт до раскрутки, таинственный дядька, серьёзный дядька, и не скажет: «А чего ты, казак, распетушился? А? У тебя, орёл, жинка есть и дитёнки. Ты ж не хочешь их собственными руками похоронить?». И за себя твой сыскарь, может, и не испугается, а за семью – точно. Скиснет, потому как знает – как пить дать похоронят. Дело ведь, похоже, миллионов касается. Какие уж тут женщины, дети и прочие морально-этические экивоки…

– Как будто у меня семьи нет, – сквозь зубы процедил Емельянов.

– У тебя? – Долганов удивлённо повернулся к нему. – У тебя, Берсерк, семьи нет и быть не может. Ты кто? Ты – человек-призрак. Как материальная субстанция ты, конечно, существуешь, но как юридическая инстанция пока не оформился. И то, что у тебя, как у любого нормального мужика, есть отец, мать, жена и сын, знает кто? Я – и ты. Даже твои верные янычары не знают.

«Хрен тебе в глотку, чёрт старый, – восхитился про себя Емельянов. – Эк загибает: «материальная субстанция», «юридическая инстанция»…» Но вслух упрямо буркнул:

– Таких призраков и в ФСБ хватает, и в «шестёрке». Пусть и раскручивают.

– Опять не прав. А конъюнктурные соображения? От манера у тебя, Сашка, придурка корчить…

Генерал вперевалочку протопал к резному дубовому буфетику пятидесятых годов, провернул ключик на одной из дверок и извлёк из недр бутылку коньяка «Арарат», пару хрустальных пузатых рюмок и жирный лимон. Глянул на часы и, словно оправдываясь, пояснил:

– Адмиральский час.

Ещё пошарил в глубинах допотопного хранилища и с недоумённой миной вернулся к рабочему месту, сердито втиснул в стол кнопку вызова адъютанта. Тот появился мгновенно, как чёртик из табакерки.

– Валерий! – свирепо рявкнул Долганов. – Где мой ножик?

– Так я поточить взял, Леонид Сергеевич… – сконфуженно потупился адъютант.

– Засранец, – безнадёжно махнул рукой Долганов. – Ну хоть ты, Сашок, объясни ему, что хороший адъютант обязан всё делать незаметно для начальства и, главное, своевременно. Вот чем я теперь должен лимон крошить?

Емельянов в глубине души согласился с шефом, но от комментариев воздержался.

– Так я сейчас мигом сам порежу, – засуетился лейтенант. – Одну минуточку…

Он выудил невесть откуда складной нож и ринулся к столу. Споро располосовал цитрус, выложил на блюдечко. Преданно заглянул в глаза обожаемому начальнику:

– Может, кофе и бутерброды?

– Не… Обедать в столовку пойду, – отмахнулся генерал. – Свободен!

Адъютант мышью скользнул за дверь. Долганов разлил коньячок, понюхал рюмку, довольно сморщился. Затем быстро опрокинул содержимое в рот, бросил следом дольку лимона, причмокнул сочными губами.

Емельянов мелкими глотками смаковал свою порцию.

– Можно курить, – великодушно разрешил Долганов. Сам он прочно «завязал» лет десять назад. Емельянов, давно мечтавший о благословенной затяжке, кивнул благодарно и придвинул пепельницу с фарфоровой легавой на ободке.

– М-да… А ведь смена кабинета готовится, Александр, – обронил, словно невзначай, генерал. – А там и президентские выборы на носу…

Емельянов пожал плечами:

– Всё равно ядро останется – те, кто музыку заказывает. У нас всё под контролем.

– Неправильно оцениваешь ситуацию. – Лицо Долганова как-то незаметно утратило привычное добродушное выражение, и профессиональная складка старого чекиста неожиданно чётко прорезалась в уголках рта. – Верней – не владеешь информацией.

Емельянов вопросительно поднял бровь. Генерал Долганов редко изрекал подобные сентенции, так что это не сулило ничего хорошего. К тому же старый лис всегда оказывался прав. В данной ситуации следовало намертво захлопнуть рот, а уши, наоборот, развернуть и настроить. И внемлить, внемлить, внемлить…

Генералу всегда известно больше, чем полковнику. А в разведке между этими званиями – целая информационная пропасть.

– Всех ситуаций и политических ходов не в состоянии предвидеть даже сам Господь Бог… – Генерал насупил брови, словно эта богохульная сентенция его особенно раздражала. – Но кое-что и мы можем просчитать. Так вот… Наверху готовится новый передел. И это будет «чёрный» передел. А те, кто придёт к власти, наверняка этот передел одобрят и поддержат. Им это выгодно во всех отношениях. И кусок чужого пирога отхватишь, и политические дивиденды подзаработаешь. Ну, а старички станут ещё богаче и на плаву удержаться сумеют. Жаль, конечно, что в низах ничего не изменится. Как плыли в дерьме, так и дальше поплывут на свет дерьмового же маяка…

Он скрипнул зубами и подался чуть вперёд, ближе к Емельянову.

– Слушай, Сашка, и внимательно. Я в этом дерьме уж набарахтался вволю, до тошноты. Дальнейшей перспективы не наблюдаю. Но я заработал всё, абсолютно всё. И, главное, никто и ни при какой власти ни у меня, ни у моих внуков ничего не отнимет. А тебе предстоит ещё хорошенько побарахтаться. У меня в аппарате много… всяких. Таких, как ты – единицы, а из всех…

Генерал быстро плеснул в рюмку коньяк – уже сверх нормы – и, стремительно хлопнув «сотку», расслабленно отвалился на спинку кресла, прикрыл глаза. Но заговорил сквозь сжатые зубы жёстко и веско:

– Значит, так. Как только канитель с кабинетом закончится, и начнётся тот самый передел, – я ухожу на заслуженный отдых. На свою должность буду рекомендовать полковника Емельянова. Пора ему уже материализоваться.

Бог знает, какая скрытая пружина выбросила Емельянова из кресла, вытянула в струнку. Он сам впоследствии, обмозговывая ситуацию, поражался подобным метаморфозам. Да, видно, дебильная кадетская выучка, вколоченная в семнадцатилетнюю башку, до седин давала о себе знать. Долганов удивлённо, почти с испугом, уставился на него. Затем буркнул растроганно:

_ Вижу, фельдфебельский дух из нас с тобой не вытравишь. Садись уж и слушай дальше. Моей рекомендации, сам понимаешь, мало. Потому ты раскрутишь дело в лучшем виде. А дело тонкое, деликатное. Почему? Как на духу скажу: может, я первый раз в жизни не догадываюсь даже, кто заварил кашу. Может, и… Сам. На заказе работал, конечно, профи, и хоть их развелось в последнее время, как грязи, но этот – высшей марки. Потому вычислить его можно – если убрать не успеют. Но главная твоя цель – заказчик. Его найдёшь – там будем думать. И помни: он, заказчик, – твоя карьера и твой залог. Да. Формально вы – я имею в виду тебя и твою группу – входите в состав следственной бригады Генеральной прокуратуры. А неформально – проводите параллельное независимое расследование и подчиняетесь только мне и Президенту. Так Президент сам решил. Всё. – Долганов качнул головой. – Ох и говно! Но имеешь шанс выйти из него моим заместителем и в генеральском звании. А потому сегодня же становись на довольствие и приступай. Приказ по управлению уже отдан. Свободен.

– Есть, господин генерал. – Емельянов вместо отдания чести развёл руками и поплёлся без особого энтузиазма «становиться на довольствие».

Сама процедура постановки, знакомая до тошноты, восторга у Емельянова не вызывала. Скорей наоборот. Иногда она отнимала целый день. В первую очередь, конечно, секретная часть, святая святых. Только чтобы войти в абсолютно изолированное помещение секретки, требовалось пройти с дюжину всевозможных проверок и «идентификаций», включая наиновейшие методы по индивидуальному коду доступа, дактилоскопии и иридоскопии[1]… Вся эта новомодная шпионская чушь, с точки зрения самого Емельянова, яйца выеденного не стоила. Всё едино команду компу – кого пускать, а кого послать, – давали люди-человеки. А люди не боятся, что компьютерный вирус отшибёт им память или разладит исполнительные органы. К тому же и в самом секретном храме трудились обычные жрецы из плоти и крови. К главному жрецу Емельянов теперь и пробивался. И этот Главный никогда не менялся. Берсерк не знал ни его имени, ни звания, ни даже клички. Но вот уже пять лет в секретке наблюдал одну и ту же рожу, пресную и невыразительную, как конская лепёшка. А до этого в секретке ГРУ он на протяжении пятнадцати лет встречал другую физию, что походила на нынешнюю, как матрица на матку. Притом манеры копировались скрупулёзно. Всё сухо, сжато, деловито до душевного сплина. Ни единого лишнего слова, жеста…