«Этнический парадокс» и стереотип мышления - Галина Старовойтова

Галина СТАРОВОЙТОВА

«Этнический парадокс» и стереотип мышления

Наше обществоведение долго, очень долго ограничивалось «застольным» воспеванием межнациональной гармонии и игнорировало остроту и напряженность реальных коллизий. А возникающие в этой сфере события замалчивались, загонялись внутрь и ждали своего часа. Пока мы ритуально скандировали лозунг о социальной однородности, углублялась тенденция социальной дифференциации. Описание национальных реалий до самого последнего времени велось с помощью двух вульгарно-метафизических формул: «расцвет и сближение», а также «национальная по форме и социалистическая по содержанию» (культура). Но ведь эти внутренне противоречивые формулы не только не отражают существующей сложности этнокультурных процессов, но давно уже не выполняют и пропагандистской функции ввиду своей стертости, девальвированности.

Весь прошлый год в Закавказье прошел под знаком «карабахской проблемы». Это не единственная коллизия в национальных отношениях и не первый случай возникновения напряженности в нашей стране. О других ситуациях мы часто знали меньше, поскольку наша пресса в недавнем прошлом была менее разговорчивой. Но специалистам были известны массовые выступления последних лет — в Грузии и Абхазии (в защиту языковых и культурных прав народов — в 1978 году и теперь), в Орджоникидзе (1981), в Якутии (1985), в Алма-Ате (1986), в Цхинвали (1988), в Молдавии, Прибалтике и других местах.

ОТ РАСХОЖИХ ШАБЛОНОВ — К РЕАЛЬНОСТИ

Уникальна ли наша ситуация по сравнению с другими странами мира? И да, и нет. Этнические процессы бурно проявляются повсюду в современном мире. Они связаны, с одной стороны, с утверждением на арене мировой истории уникальных культур народов, считавшихся ранее отсталыми и обретшими свою государственную независимость относительно недавно. С другой стороны, всплеск этнического самосознания у народов, живших в «постиндустриальном обществе», вероятно, вызван неосознанным сопротивлением нивелирующему воздействию современных технологий и моделей образа жизни, угрожающих сохранению культурной традиции и национальной самобытности. Возрождение национального самосознания получило название «этнического парадокса» современности.

Даже в США, стране, где господствующей тенденцией этнических процессов долго считались взаимовлияние и сплавление культур, принесенных иммигрантами из разных стран, сегодня заметен рост интереса к языкам и традициям предков. Американские этнологи долго опирались в изучении этнических процессов в США на так называемую концепцию «плавильного тигля» («melting pot»), теперь она не вполне отражает объективную картину. «Мы думали, что у нас варится суп, а получился салат», — шутят американцы по этому поводу.

В какой-то мере глобальные процессы характерны и для нашей страны. Однако у нас этнический парадокс имеет свои особенности, коренящиеся в тяжком наследии сталинизма, не вполне изжитом не только в практике национальных отношений, но и в теории.

Да и значительная часть терминов, сама концепция арсенала науки о нации нуждается в пересмотре. Необходимо, например, договориться об однозначной трактовке содержания таких ключевых понятий, как «национализм», «патриотизм», «шовинизм», «интернационализм», «космополитизм» и др., а также уяснить, как они соотносятся между собой. Например, где проходит граница между национализмом и патриотизмом? Или: что следует понимать читателю под такими, например, газетными пассажами: «…вчера произошли новые столкновения между тамильскими националистами и сингальскими шовинистами…»? Какая из сторон хуже? И в каких терминах описывать сегодня выплеснувшиеся на улицы наших городов национальные движения? Среди самодеятельных неформальных движений прошлого года национальные оказались наиболее массовыми.

Ереван 1988 года, говорят, вошел в Книгу рекордов Гиннесса по такому показателю, как доля постоянного населения, одновременно участвовавшего в демонстрациях. Нагорно-Карабахская автономная область поставила грустный «рекорд» по длительности забастовки. В Литве было собрано 1 миллион 800 тысяч подписей под наказами сессии Верховного Совета СССР, принимавшей поправки к Конституции. Полумиллионные митинги увидел Баку…

Нередко митинговая стихия захлестывала улицы и площади городов. Но вспомним о точном ленинском наблюдении: «…стихийность движения есть признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимости, это несомненно» (В. И. Ленин, ПСС, т. 34, стр. 217). Исследовать движущие силы национальных движений, разбуженных перестройкой, нам еще предстоит.

Мы не располагаем пока адекватной классификацией всего многообразного спектра этих движений — от национально-культурных и движений за сохранение и возрождение исторических памятников до сепаратистских (между прочим, тоже конституционных), национально-освободительных и националистических.

Впрочем, пресса и так называемый здравый смысл (или обыденное сознание), не услышав суждений серьезной социальной науки, поспешили выдвинуть свои объяснительные схемы. В общем виде они сводятся к двум стереотипам: вульгарно-экономическому детерминизму и «концепции заговора».

Согласно первой схеме, достаточно улучшить снабжение региона продуктами и товарами, чтобы национальные чувства успокоились. Весьма обычная мера из арсенала национальной политики — инвестирование в экономику соответствующего региона. В начале развития карабахских событий можно было услышать обывательское рассуждение типа «колбасы им не хватало». Но в данном конкретном случае такие, казалось бы, необходимые меры по социально-экономическому развитию всех проблем не решают. Впрочем, это можно видеть и на зарубежных примерах: вроде бы в Ольстере колбаса продается не по талонам, однако кровопролитие на почве национальных столкновений длится там уже не первый год. В чем же дело? Ход событий показал, что в национальных процессах очень высока значимость надстроечных, субъективных факторов, и тут необходимо предпринять именно политические шаги для урегулирования конфликта.

Второй привычный стереотип рассуждений укладывается в «схему заговора» кучки внутренних экстремистов (провокаторов, внешних подстрекателей, например, агентов мировой буржуазии, любых злоумышленников, вплоть до «жидомасонов»). Народ, согласно этой схеме, отождествляемый с толпой, подобен неразумному дитяти, который легко и надолго становится игрушкой темных (коррумпированных, мафиозных) сил и не способен на собственные сознательные действия, отвечающие его насущным потребностям.

Идея внешнего вредоносного влияния уходит корнями в глубинные пласты человеческого сознания, мыслящего в рамках «мы— они», где «они» — это весь враждебный, чуждый социальный мир, например, колдуны из соседнего племени, насылающие мор или неурожай и т. д. На этой идее замешены и ксенофобия, и шовинизм. К подобной точке зрения близка мысль о всеобщей ответственности за массовые выступления мафии, осуществляющей «отвлекающий маневр».

Как честные налогоплательщики, мы вправе вопросить: как долго «коррумпированные элементы» будут отвлекать внимание наших детективов митингами и демонстрациями и оттягивать торжество правосудия?

Теперь наше общество осознает тяготы своего пути. Мы познали бездушие отчужденной от народа власти, мы познали кризис культурной преемственности, утрату исторической памяти, нереализованность светлых идеалов, за которыми шли энтузиасты 20-х и 30-х годов. Мы были долго лишены «внутренней политики»; возможность участвовать в ней нам вернули перестройка и обновление. Но человек всегда остается — по Аристотелю — «живот-

ным политическим», и неудовлетворенная потребность в активном социальном действии ищет своего выхода. В условиях недавнего взаимного отчуждения государства и общества именно эта потребность заставила многих людей обратиться к извечным, естественно-исторически сложившимся институтам — к семье, к нации.

Социологи еще в 70-х годах заметили, что господство административно-бюрократической системы не менее, если не более, чем рост образования, вынуждает личность обратиться к фундаментальным основам бытия, а также к своим корням, своим истокам. В условиях становления гражданского общества еще больше возрастает значимость национальной общности, ведь именно для этого общества характерно обилие и богатство горизонтальных (в противовес вертикальным) связей, сила общественного мнения как регулятора социального поведения, возвращения морали в политику. Многие из этих черт уже имеются в готовом виде в той разновидности социума, который мы называем нацией. Ведь что такое нация, как не естественное живое тело гражданского общества? Государственный аппарат призван лишь обслуживать нужды этого общества (высокое призвание!). И пока национальное развитие полностью не исчерпало своих возможностей, сбрасывать со счетов национальный фактор не приходится.