Коротко о главном - Леви Владимир Львович

Владимир Леви

Коротко о главном

© Издательство ООО «Торобоан», 2010

© В. Л. Леви, текст, иллюстрации, 2010

Что может вытворить растущая книга, известно: то же, что и растущий ребенок. Вдруг взять да и забрыкаться.

Вдруг вырасти больше или меньше, чем ожидаешь. Вдруг захотеть быть другой, не какой тебе хотелось, планировалось, а…

С моими такое случается постоянно, уже привык, но эта, кажется, по своеволию превзойдет все. Задумал сперва подсобрать свою сгущенку, как я скопом именую афоризмы, летучие фразы, определения, мыслеформулы из интервью и бесед, микроэссе, некоторые стишата, дословицы-договорки, кое-какие хохмы и тому подобное, там и сям раскиданное, – и упорядочить: выстроить по направлениям, темам.

Что-то вроде дерева с одним корнем и несколькими стволами – бывают такие – а на ветвях плоды многолетней душевно-умственной деятельности…

Назвать «Коротко о главном».

А книга не захотела. Сгущенка вдруг забродила и начала подниматься как тесто на дрожжах. Мыслеформулы пошли разворачиваться в повествования, очерки, небольшие рассказы. Интервью – склеиваться в единый диалог с Читателем-Собеседником. Кусочки из прежних текстов – исправляться, уплотняться и дополняться, вступать в соединения с новыми текстами, образуя нечто иное, как вещества в растворах. Стихи тоже проснулись – некоторые обновились, другие родились…

Действительно о главном, а насчет краткости – как посмотреть. О здоровье и о судьбе, о любви и о женщине, о проблемах вседневных и тайнах вечных – сколько ни напиши, все покажется кратким и будет мало.

Ну ничего: будет день – будет пища, Бог даст, напишем еще!..

I. Прямохождение души

врачевание и сознание

Между львом и крокодилом

дилеммы врача

Знай твердо, что вместе с телами мы очищаем и души больных. Но это – только пожелание.

У слова «врач» (не нравится мне созвучием с «врать») в русском языке несколько синонимов или почти синонимов: лекарь, доктор, медик, целитель…

Значение каждого поворачивает в свою сторону: доктор – ученый, необязательно медик; целитель в последние десятилетия являет какую-то альтернативу врачу в обычном понимании, ближе к магу или экстрасенсу; лекарь – звучит пренебрежительно: ремесленник от медицины, обслуга, рецептов пекарь…

Профессия наиближайшая к человеку. И к телу, и к душе. И то, и другое изнутри постигает, пользуясь и наружностью со всеми ее признаками, и особыми способами проникновения вглубь.

На доступ к душе претендуют многие конкуренты: священники, педагоги, философы, психологи и психоаналитики, художники и писатели, артисты и режиссеры, политики, рекламщики-пиарщики и прочая-прочая.

А вот тело с его потрохами, тело страдающее и умирающее – уступают врачам, больше некому, разве что колдунам да каким-нибудь экстрасенсам.

Душа, однако, при жизни слишком уж крепко повязана с телом, чтобы кому попало открывать свою наготу и внутренность. Сама душа (человек, то есть) – знает о своем составе, строении и внутренней жизни не больше, если не меньше, чем об анатомии, физиологии и патологии тела. Логично: врач, как никто другой знающий и понимающий тело, имеет и больше, чем кто-либо, возможностей знать и понимать душу. Однако может ли врач этими возможностями пользоваться – и как может?..

Чтобы стать душеведом, жизненным психологом, одних врачебных познаний и наблюдений мало, нужна к этому и еще особая склонность.

Несколько великих врачей разными гранями своих дарований вошли в историю и как великие душеведы: Гиппократ, Авиценна, Маймонид, Нострадамус, Рабле, Чехов, Швейцер, Корчак…

Чехов сказал о себе, нисколько не преувеличив, а скорей преуменьшив свой врачебный дар и заслуги: «я, ей-богу, хороший медик». И еще так сказал: «медицина – моя жена, литература – любовница».

Я учился и работал там же, где Антон Павлович, и хотел бы сказать о себе то же самое, но не решаюсь. Причина не в скромности, излишков коей у себя не нахожу, а в какой-то непонятной мне самому неполноте самоотождествления с врачебным призванием. В медицине, в родной медицине, в первом своем деле, в профессии с семейными корнями, чувствую себя не то чтобы чужим, а как бы немного иностранцем. И хотя удается многим помогать и спасать, и увлекает работа, и дух захватывает – все равно, ощущение не покидает, что женой моей медицина еще не стала, согласия еще не дала, все еще приглядывается – достоин ли…

Где вы, Айболиты?

из интервью

Владимир Львович, нам известно, что ваша деятельность в обеих ипостасях – литератора и врача – активно продолжается. Чем вы заняты как врач и писатель сегодня?

– Все тем же: человеком. Во всех его составляющих и частностях, во всей целостности. Тот же круг тем, которым посвящена вся моя работа и жизнь: душевное и телесное здоровье, природа недугов, психология повседневной жизни, тайны личности и характера, самопомощь и самосовершенствование, общение и поиск гармонии в отношениях, судьба и смысл жизни…

Как пришли к выбору профессии? Когда дозрели до решения?

– Поступая в мединститут, я еще не хотел быть врачом – хотел сперва заниматься только наукой, изучать мозг. Понял, что стану психиатром и психотерапевтом, к концу четвертого курса. Это был твердый выбор, основанный уже и на некоем опыте доврачебной самодеятельной психотерапии. Но ни тогда, ни даже лет через пять после начала работы, я еще не мог вполне осознать, в какую великую и грозную стихию погружаюсь. До ясного прочувствования врачебного призвания начинаешь дозревать только году на десятом службы, – если, конечно, ты не такой сразу сложившийся врачебно-нравственный гений, как доктор Чехов, доктор Альберт Швейцер или доктор Гааз.

У вас врачебный диплом, дающий право заниматься любым видом медицинской помощи, с любой специализацией. И обязательную врачебную практику вы проходили разнообразную…

– Да, в том числе хирургическую, оперативную, было это в яснополянской больнице, в вотчине Льва Толстого, рядом с его домом-музеем. Во время одного из моих ночных хирургических дежурств поступили с травмами после автомобильной аварии два пациента. Один из них оказался внуком Льва Николаевича, а другой – племянником одного из моих любимейших поэтов, Афанасия Фета. Можете представить, с каким трепетом я, молодой практикант, оказывал им помощь…

Наверное, картина мира и человечества при разных врачебных специализациях оказывается разной?

– Еще бы. У окулиста одна, у гинеколога другая, у педиатра третья, у проктолога четвертая… Один из наших учителей, заслуженный старый доктор, говорил нам, студентам: хирургия – это когда все видно и все понятно; терапия – ничего не видно и ничего не понятно; неврология – видно одно, понятно другое; психиатрия – кажется, будто что-то видно, воображается, будто что-то понятно; кожные болезни – все видно и ничего не понятно, венерические – сперва не видно, но стыдно, потом видно и больше не стыдно…