Заклятье - Святослав Логинов

Святослав Логинов

Заклятье

— Кого там черти несут?

— Пустите переночевать!

— Проваливай! На постоялый двор иди. Там пустят.

— Где тот постоялый?

— В Медвежево, где ещё… А у нас нет.

— До Медвежева десять вёрст. А уже темно и дождище ледяной. В такую погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит.

— Вот сказанул! — хохотнули за дверью. — Я тебя не гоню, я тебя не пускаю.

Очень не хотелось упрашивать того, кто прятался за толстой, железными полосами прошитой дверью, но дождь и впрямь грозил перейти в мокрый снег, а в доме всяко дело, было тепло.

— У меня деньги есть. Я заплачу.

За дверью хмыкнули, потом глухо стукнула деревянная задвижка. Мужик с горящей лампадкой в руках в упор рассматривал Возаха, видимо, оценивая его платежеспособность.

— Шесть грошей, — произнёс он наконец.

Шесть грошей за ночлег — безбожно дорого, но выбирать было не из чего, и Возах согласился.

В доме царил полумрак, единственная лампада не могла рассеять темноту, а другого света хозяева не жгли. От печки шло блаженное тепло и запах пшённой каши. Возах не выдержал и громко сглотнул.

— Хлеб да соль — ешь свой, — быстро отозвался хозяин, — а у нас на гостей не наготовлено. Если хочешь, накормим за отдельную плату.

— На постоялом, — не выдержал Возах, за шесть грошей и ужином накормили бы и ещё пива бы налили.

— Иди на постоялый, — согласился хозяин. — Я тебя не неволю.

Сидеть голодным и смотреть, как другие вечеряют — занятие не из весёлых, но и тому, кто ужинает под голодными взглядами, тоже кусок не сразу в горло полезет. Хозяину, разумеется, перечить никто не пытался. Хозяйка вытащила из печи большой горшок, вывалила кашу в деревянную миску, плеснула сверху конопляного масла. Домочадцы расселись вокруг стола. Во главе поместился хозяин, строго оглядел семью, многозначительно произнёс: «Бог напитал, никто не видал», — и глянул на Возаха так, что всякому становилось ясно, что пущенный в дом бродяга и есть тот самый никто, лишённый не то что права голоса, но и права взгляда. Затем он разрешающе стукнул ложкой по краю миски и первым зачерпнул кашу с самого верха, куда было налито масло.

Все дружно заработали ложками. О Возахе в эту минуту забыли даже те, кому было неловко садиться за стол, не пригласивши путника. Сам Возах от нечего делать разглядывал приютившую его семью.

Стариков в доме не было, так что хозяин царил полноправным большаком. Супруга его, худая, изработавшаяся до черноты, схожая с кобылой, не загнанной, а попросту замученной недобрым владельцем. Существо ничтожное и безмолвное. Четверо детей: девчонка и трое парнишек. Девке уж невеститься пора, а она всё в чернавках у доброго отца. Мальчишки тоже на подросте. Наверное, и ещё были детишки, да добрый господь прибрал, не допустил такой-то жизни. А больше потомства не будет; хозяйка и не стара, но утроба, надорванная неподъёмной работой, никого выносить не сможет.

Едоки быстро гребут ложками. Только зазевайся, враз голодным останешься. Миска велика, так и семья не маленькая. Под конец хозяйка вынесла из-за печки, из кухонного угла начищенный ведёрный самовар. Вещь дорогая, у лапотников увидишь редко, чаще у купцов, мещан, дворянства средней руки. На постоялом дворе тоже есть, вдвое побольше здешнего. В деревне по пальцам можно пересчитать избы, где в трубе сделана круглая печура, куда можно подсоединить самоварную трубу, чтобы кипятить чай прямо в избе, невзирая на дождь и холод. Самовар покупается один на всю жизнь, посему прижимистому владельцу можно и мошной тряхнуть. А вот заварничек, исходящий паром на самоварной конфорке, чая в себе не содержал. На таких вещах, что выпьешь — и нет их, следует скопидомничать. Недаром, нанимая работника, богатый мужик особо оговаривает: «Чай, сахар — свой». Судя по запаху, вместо чая в заварник положили смородинный лист и душицу. Такой чай денег не стоит; послал летом детишек, они наберут сколько нужно. И сахара домашним не выдано ни кусочка. Богато живут, но прижимисто.

Из печи хозяйка вытащила ещё один кашничек, совсем уже маленький. В кашничке оказалась брусника, пареная с морковкой, чтобы слаще было. Вот и не надо никакого сахара. Каждому дала помалу на ложке — хочешь разом сглотни, хочешь — по капельке смакуй с чаем. Что осталось в горшке, поставила перед хозяином, этот ест сколько захочется.

Налила пустого кипятку и Возаху.

— На, вот, пополощи кишочки.

— Спасибо на угощении.

Хозяин зыркнул недобро, но ничего не сказал. Воды человеку не дать — это уже грех.

Когда я ем, я глух и нем, а за чаем, хоть бы и травяным, можно и поговорить.

— Этот дядька — колдун? — спросил младший парнишка, кивнув на сидящего Возаха.

— Нищеброд это и бездельник, — недовольно ответил отец. — С чего ты придумал колдуна?

— Бабка Граня рассказывала, что ходят по деревням колдуны, просятся в дома на ночлег, а как их пустят, то у них потом власть над этими людьми есть: могут проклясть, а могут и чего доброго сделать.

— Ты больше дуру слушай, так и сам дураком станешь. Колдуны — они не такие. Вот я на ярманке видал колдуна, так тот был настоящий. Кафтан парчовый, весь в золоте, шапка высокая, глазищи страшные, чёрные. А как огнём дыхнул, то и меня ужасом проняло. Вот оно как… Только я ему всё равно медной полушки не дал.

— А как бы он тебя колдовским огнём сжёг?

— Не посмеет. На ярманке народу тьма, и начальство.

— Я бы ему дал копеечку. Чего жадиться-то?

Бац! Деревянная ложка звонко впечаталась в мальчишеский лоб.

— Ты слова-то выбирай, когда с отцом говоришь! Я те дам — жадиться! У меня копейка трудовая, мозолистая, а у него — бездельная. Знай погуливай себе да поколдовывай… Вот пусть денег наколдует три рубля и живёт в своё удовольствие.

«Воспитание, — подумал Возах, грея ладони о кружку с кипятком. — И ничего против не скажешь».

Спать Возаха уложили на лавку у самых дверей. От двери дуло, собственный армяк, которым приходилось укрываться, ещё не просох, ну, да это дело привычное. На живом заживёт, на тёплом — просохнет.

Хозяин с женой улеглись в горнице, сдвинув вместе три лавки, сыновья устроились на полатях, дочка — на печи. Ей было теплее всех.

Ночью Возах проснулся, поднялся с лавки, толкнулся в сени.

Хозяин немедля заворочался и спросил голосом ничуть не сонным:

— Куда намылился?

— До ветру.

— Смотри, дверь прикрывай плотнее, а то в избу ветра напустишь.

На улице к полуночи разъяснелось, ветер стих, и небо вызвездилось к морозу. Звёздный охотник, появляющийся лишь к началу осенней травли, сейчас раскинулся на полнеба, и Плеяды искристо мерцали рядом с ним.

Возах быстро сплёл магическую нить и набросил её на Гребень. Иные из колдунов называют эти звёзды по-иноземному: Волосы Вероники. Волосы или гребень, которым Вероника расчёсывалась, большой разницы нет. Главное, уметь использовать силу звёзд. Чародей, накопивший силы во время путешествий по человеческим землям, может обойтись и без звёздной помощи, а не вошедшему в полную силу, без того нельзя. Зато теперь завтрашнее колдовство обретёт несокрушимость и послужит умножению силы. А парчовый халат и пузырёк с горючкой оставим базарный фиглярам.

Возах вернулся в дом и улёгся досыпать.

Поднялись до света. Осенний день короток, а работа никуда не делась и быстрее не делается.

Возах, не дожидаясь, пока приветливый хозяин выпрет его на улицу, надел так и не просохший до конца армяк, поблагодарил за ночлег и ушёл. Уже в сенях хозяйская дочь, набиравшая из кадушки крошево для серых щей, торопливо сунула ему ржаной сухарь:

— На, вот, погрызёшь по дороге.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Возах.

За деревней тянулся пустой по осеннему времени выгон, затем поля и выкошенный луг. Там на горушке под облетевшим деревом Возах и устроился, чтобы решить, как поступать дальше.

Деревня отсюда была видна вся как есть. Большие, но приземистые дома, крытые соломой дворы, баньки в низине у ручья. Богато селяне живут, но не стройно. Вот, сейчас посмотрим, отчего так…

Возах осторожно потянул нить, наброшенную на небесный Гребень. День солнечный, звёзд на небе не видать, но они никуда не делись, и наброшенная нить позволяет не только вершить ночное колдовство среди дня, но и разглядеть, кто и как колдовал прежде тебя.

Не соврала бабка Граня, ходят по миру волшебники, стучатся в избы, просятся на ночлег. И неважно, отворят им двери или нет, на следующий день за околицей кудесники начинают свою волшбу, призывая на человеческое жильё проклятье или благословение. От такой волшбы сила колдуна растёт, и когда достигнет великой мощи, колдун может уйти в Тридевятое царство, где живут ему подобные. Название взято из сказок, на самом деле никакого царя там нет, и никто эти земли не пересчитывал, выстраивая по ранжиру. Но говорится — царство, и не какое-то, а именно тридевятое. И попасть туда можно только пройдя земным путём. Так что, здесь, среди невеликих людей для волшебника школа и великий искус. Проклятия и накладывать проще, и сила от них растёт быстрей, чем от добрых пожеланий. Но получается та сила нечистой и кривоватой, отчего колдуну, заслужившему прозвище чёрного мага, в Тридевятом царстве приходится изрядно постараться, чтобы стать вровень со светлыми. Путь благословений прямее, но и тернистей. Изрядно постараться приходится здесь, в землях людей. Но главное, что не сам волшебник выбирает, какое заклятие наложить ему на деревню. Выбирают мужики: как приняли калику, что сказали при расставании. Иной раз и хотелось бы отблагодарить, а не за что.