Вся правда, вся ложь - Татьяна Полякова

Татьяна Полякова

Вся правда, вся ложь

Я буду смотреть тебе вслед,Пока не погаснет свет.На всей земле не погаснет свет,Я буду смотреть тебе вслед.

В широком белом пальто старушка выглядела до смешного крохотной. Лучи холодного зимнего солнца, казалось, просвечивают ее насквозь. Эдакий ангелок с морщинистым личиком. Она словно не шла, а скользила над землей, полы белого пальто, раздуваемые ветром, вполне могли сойти за крылья, и деревянная трость в ее руках, точно якорь, нужна была для того, чтоб удержаться на асфальте, не то старушка непременно взмыла бы в небеса, вгоняя в трепет бродячих собак и редких прохожих. В общем, божий одуванчик на аллее парка казался существом не от мира сего: легким и полупрозрачным.

Будь я в ином расположении духа, вряд ли бы обратила на нее внимание. Обычно старушек в парке хватало, встречались среди них весьма колоритные, но сегодня я хандрила и готова была глазеть на что угодно без любопытства, но с удвоенным вниманием, лишь бы унестись резвым галопом от собственных дум и избавиться от созерцания своего богатого внутреннего мира. В этом смысле старушка просто находка. Ломай себе голову, кто она такая, кем была во времена своей молодости, придумывай чужую жизнь и, боже избави, не лезь в свою.

Полчаса назад я сбежала от сестрицы, выдумав на ходу сверхважное дело, о котором вслух говорить никак нельзя. Агатка, против обыкновения, допрос с пристрастием учинять не стала, и я, прихватив пальто, скоренько оказалась в парке. Не то чтобы меня влекло сюда с огромной силой, просто останься я в конторе, начала бы, чего доброго, биться головой о стену. Ни моя занудливая сестрица, ни тем более работа в ее конторе к этому желанию никакого отношения не имели, но так как оно крепло с каждой минутой, я поспешила улизнуть.

Парк находился совсем рядом с нашим офисом, я сидела на скамейке съежившись и уже начала клацать зубами. С утра было ветрено, температура упала до нуля. Не очень-то подходящее время для прогулок. Так решила не только я. Парк, против обыкновения, был почти пуст: две мамаши с колясками – этим гулять положено в любую погоду, я со своей бездонной душой и старушка – вот и все посетители.

Увидев меня, бабуля вдруг замедлила шаг или, если угодно, заскользила по поверхности чуть медленнее, направляясь в мою сторону, вызвав беспокойство. Ни с одним человеком в тот момент вступать в контакт я была не склонна, а старушка, вне всякого сомнения, нацелилась на скамью, где я сидела.

«Надо сматываться», – в легкой панике решила я, но еще теплилась надежда: бабка выберет соседнюю скамью, а когда стало окончательно ясно, что интересует ее моя и никакая другая, вскакивать и убегать было уже поздно без того, чтобы это не выглядело невежливо, даже грубо, а меня учили уважать старших.

Оставалось уповать на то, что бабуля не собирается заводить разговор. Вряд ли девицы вроде меня кажутся ей подходящими собеседницами. На всякий случай я с преувеличенным вниманием стала разглядывать урну напротив, боковым зрением заметив, как старушка садится и складывает прозрачные ладошки на коленях. Голос ее оказался прозрачным, как и ладошки.

– Пожалуйста, поговорите со мной, – сказала она, а я в первый момент решила, что мне попросту почудилось, и это произнесла не моя соседка, а некто, живущий в моей черепушке, любитель особо ценных советов, в которых я остро нуждалась. Так вот, я решила, что сама бормочу под нос эту просьбу, и всерьез напугалась: если подобные глюки являются средь бела дня, выходит, дела мои из рук вон плохи. На всякий случай я повернула голову, а старушка повторила: «Пожалуйста» – и улыбнулась. Доверчиво, как младенец, открытый миру и даже не подозревающий, какие пакости его здесь ждут. Если б не эта улыбка, я бы сбежала, но, взглянув на бабулю, точно приросла к скамейке.

«Ладно, посижу пять минут и уйду», – решила я, уже подозревая, что мои намерения так намерениями и останутся. Бабуля вздохнула, отводя глаза, и немного помолчала. Я почувствовала неловкость, то ли старушка вдруг передумала и к разговорам охладела, то ли ждала от меня ответного шага. Лихорадочно прикидывала, о чем бы заговорить, и тут она вновь произнесла:

– У меня внучка погибла. Моя маленькая девочка. Единственная. Никого на этом свете у меня не осталось.

Я испугалась, что она сейчас заплачет, но она улыбнулась шире, а ледяной ком, который при первых словах старушки возник где-то чуть выше моего пупка, начал расползаться в разные стороны, заставляя сжиматься то ли от холода, то ли от боли.

Я хотела ответить, задать вопрос, пусть самый глупый и ненужный, но так и замерла с открытым ртом, вроде бы разом забыв все слова.

– Э-э-э, – все-таки произнесла я невнятно, но бабуле и этого оказалось достаточно. Она кивнула, пошарила рукой в кармане пальто и достала фотографию. Снимок десять на пятнадцать в серебристой рамке. Красивая девушка с темными длинными волосами, глаза ее казались невероятно синими, пухлые губы чуть раздвинуты в улыбке.

– Как ее зовут? Звали… – смогла-таки я с некоторым усилием задать вопрос.

– Ира. Ирочка Томашевская, то есть по мужу Одинцова. Вы, случайно, не были знакомы?

«Может, бабка сумасшедшая?» – с надеждой подумала я и ответила:

– Нет, к сожалению.

Не убирая фотографии, бабуля кивнула:

– Просто я подумала… она работала в библиотеке, здесь неподалеку… Три года работала, пока не вышла замуж. Завтра ей бы исполнилось двадцать восемь лет.

– А-а-а что случилось? Авария?

– Нет, – покачала головой старушка. – Кто-то проник в дом, Гена был на работе, Ирочка в это время оставалась одна… Одиннадцать ножевых ран… так следователь сказал…

– Ограбление? – спросила я испуганно, знать не зная, стоит ли задавать вопросы или лучше помолчать.

– Ничего не пропало… он ей лицо изувечил, разрезал ножом… За что? – Она убрала фотографию в карман и стала разглядывать свои руки, морщинистые ладошки нервно вздрагивали, успев покраснеть от холода.

– Убийцу нашли? – задала я вопрос, так и не решив, стоит ли это делать.

– Сначала арестовали дворника… молодой парень, таджик, работал там совсем недавно. Но потом его отпустили. Нашлись какие-то родственники, наняли дорогого адвоката. Наверное, заплатили кому следует и теперь говорят, что он не виноват… Ирочка жила с мужем в Сосновке, коттеджный поселок за рекой… С соседями едва знакомы. Врагов у них не было, особых ценностей тоже… у меня квартира в тринадцатом доме, – вдруг сказала она, кивнув на новенькую многоэтажку, прямо напротив входа в парк. – Я могла бы вам показать Ирочкины фотографии, у меня их целый альбом… если у вас есть время…

– К сожалению, мне надо быть на работе, – поспешно ответила я, но, встретившись со старушкой взглядом, неожиданно для себя добавила: – Полчаса, конечно, найдется.

– Вот и хорошо. – Старушка встала, опираясь на палку, которую все это время придерживала коленом, пристроив ее к подлокотнику скамейки. – Я вас пирогами угощу. Сегодня пекла, ждала Ирочку, она по вторникам всегда ко мне приходит… Я не сумасшедшая, – со своей невообразимой улыбкой добавила старушка. – Просто трудно поверить, что внучки больше нет…

Я поднялась, и мы пошли по аллее.

– Вас как зовут? – спросила она.

– Ефимия. Но лучше зовите Фенькой.

– А я – Ольга Валерьяновна. Имя у вас красивое. И вы сами настоящая красавица. Красивая и добрая. Так нечасто бывает. Другая на вашем месте убежала бы от надоедливой старухи, я ведь понимаю…

Она семенила рядом, и вновь мне показалось, что она не идет, а парит над землей, монотонный стук палки с резиновым наконечником отсчитывал шаги и секунды, а я взяла Ольгу Валерьяновну под локоть, словно боялась, что она и впрямь улетит, подхваченная холодным ветром. Бабуля благодарно улыбнулась и покрепче прижала мою руку. Со стороны мы, должно быть, выглядели близкими родственниками на прогулке, эдакая благостная картинка: бабушка и внучка. Я не знала, то ли на себя злиться, то ли все-таки на бабку. Мало мне своих проблем, теперь еще и это… Помочь я ничем не могу, а время потрачу.

Я украдкой посмотрела на часы. Если через десять минут меня не будет в офисе, Агатка затянет любимую песню о моей хронической безответственности и закончит изречением, что в семье не без урода. А если узнает, как я провожу время, всерьез забеспокоится: вот уже старушек в парке подбираю. Раньше обходилась бродячими собаками. На очереди бомжи и цыганки с малолетними чадами. Взглянув на ситуацию глазами сестрицы, я готова была незамедлительно смыться, но для этого как минимум надо освободить руку, которой, как ни странно, было уютно на худеньком старческом локте.

«Агатке о моем приключении знать необязательно», – рассудила я и бодро зашагала дальше.

Ольга Валерьяновна жила на втором этаже недавно построенного дома, светлая, просторная квартира, казалось, не имела к ней никакого отношения. Все здесь было новым: от добротной входной двери благородного бордового цвета до полупрозрачных римских жалюзи на окне единственной комнаты. Даже чашки, которые незамедлительно появились на кухонном столе, вне всякого сомнения, были куплены недавно. Мебель удобная, хоть и недорогая, подошла бы скорее молодой девушке. Я вертела головой, маскируя неловкость извинительным любопытством, а Ольга Валерьяновна продолжила накрывать на стол.