Я знаю, что я видела - Янина

Янина

Я знаю, что я видела

Девочке было года 3–4. Она резво карабкалась по ступенькам, перепрыгивала через выбитую дощечку и скользила по горке, хлопая в ладоши. Оканчиваясь, горка приподнималась. Девочку подбрасывало вверх, она взвизгивала и снова бежала к лесенке. Бабушка сидела рядом на скамейке в тени деревьев. Ветер трепал листву, и лучи вечернего солнца поминутно отражались в ее больших старомодных очках.

Бабушка эта — моложавая ухоженная женщина лет 70 с хвостиком, совсем недавно вышла на пенсию, и все свободное время посвящала внукам. Она казалась довольно необщительной, впрочем, эта необщительность происходила не от ее нелюдимости. Женщина она была приятная. А вот соседки-кумушки очень ее невзлюбили. Она не водила сплетен, никого никогда не осуждала. Она смотрела так, будто понимала все твои мотивы, каждый твой шаг. Разговаривала мягко, искренне, без малейшей фальши. Она никогда не ругала внуков, не позволяла себе грубых окриков в их адрес.

Меня, задерганную бытовыми проблемами маму двоих детей-погодок, это, наверное, раздражало. Я, как и многие соседи, даже завидовала. Отчего же не быть спокойной и понимающей? Она всю жизнь проработала на престижной работе, дала блестящее образование детям. У нее чуткий, заботливый муж, дом — полная чаша, она никогда не считала копейки.

Я думала так, устраивая коляску в тень, когда она повернулась ко мне, сняла очки и улыбнулась с каким-то сожалением что ли. Впервые я заметила, какие древние у нее глаза. Без морщинистой сетки вокруг и глубоко залегших теней, без старческой поволоки, ясные лучистые и древние глаза.

Начав свой рассказ, она не ждала от меня ни подтверждения, ни вопросов, она не спрашивала и не доказывала. Маленькая девочка уже качалась на качелях. Маленький мальчик посапывал в коляске. Ветер трепал листву. Она говорила. Я слушала.

***

Окончив школу, я пошла учиться на повара. Не потому, что конкурс туда был небольшой, а потому, что действительно любила это занятие. Мне нравилось экспериментировать, находить неожиданные сочетания продуктов, придавать новую форму уже известным блюдам. Но время, знаете ли, было такое монолитное. Найти хорошо оплачиваемую любимую работу оказалось очень не просто. Все нужные тропы уже протоптаны, все правила уже прописаны, а те, кто пытался «искать себя» чаще уезжали за границу.

Поняв, что реализовать свои творческие проекты могу лишь на своей домашней кухоньке, я решилась на кардинальные перемены и окончила курсы бухгалтеров. Надо сказать, с цифрами я всегда была на «ты», поэтому новую профессию восприняла вполне благосклонно. Мне повезло достаточно быстро устроиться на работу в «Подуправление статистики. Отдел подсчета, учета и сохранения информации» младшим помощником.

Каждое утро я вынимала папки из ячеек и разносила по кабинетам в определенном порядке. Уже проработанный и учтенный материал сшивала, маркировала в соответствии с протоколом и раскладывала по ячейкам. Для маркировки использовались ленты разных цветов. Синие, например, для оконченных работ. Зеленые — для документов, подлежащих пересмотру. Всего девять градаций. А вот красными перевязывались документы, требующие срочного внимания начальства. Это называлось «отправить документы наверх».

Собственно начальство это я никогда не видела, как и многие сотрудники управления. И если вы кого-нибудь спросили бы, в чем состоит смысл их работы, ответ был бы: «В учете, подсчете и сохранении данных». Подсчете чего? Отчете кому? А главное, нужно ли это в действительности, я не задавалась вопросом. Коль пухлые папки регулярно упаковываются и отправляются «наверх», значит, кому-то они требуются, значит, кто-то их читает. Мне было тепло, сыто и уютно, а однообразие работы богато сдабривалось мечтами о первом отпуске. Задавать вопросы и отрывать людей от их дел, было не принято.

У меня была подруга. Она числилась старшим контролером по отправке подотчетной информации. То есть, следила за тем, чтобы упакованные и перевязанные нами документы вовремя и строго по графику отсылались в вышестоящие инстанции, которые собственно находились двумя этажами выше. Для этого в штате содержались три курьера. Их особый статус вселял трепет в коллег, придавал их движениям какое-то величие, а речи — неторопливость. В экстренных случаях, когда какие-то данные требовались крайне срочно, и необходимая заявка спускалась с пометкой «молния», разрешалось воспользоваться скоростным подъемником. Но его старались запускать как можно реже, поскольку из-за его гигантской мощности выбивало пробки во всем здании.

Почти каждый день мы с подругой встречались во время обеденного перерыва, пили чай, болтали о мелочах, делились планами на маячивший на горизонте отпуск. Она рассказывала самые свежие новости. Периодически, она присутствовала на расширенных заседаниях, и тогда ее рассказы выглядели еще более захватывающе.

Но однажды, она не пришла. Я пила чай одна, смотрела в окно. День выдался сопливым. Мутные клочковатые тучи затянули небо еще с раннего утра, а к обеду стал накрапывать дождик. Размытая серость висела за стеклом серым туманом, долго всхлипывала, крепилась, наконец, разразилась неистовой бурей. Одуревший ветер бил в окна то тут, то там по всем этажам. Палил канонадой ливневых струй. Не выдержала укрывавшая нас в летний зной береза, завалилась на бок, выставила напоказ расколовшийся ствол. Полутьма, властвовавшая снаружи, вдруг ворвалась внутрь. Послышался звук разбитого стекла, треск, где-то загорелась проводка.

По коридору носились ничего не понимающие, вырванные из привычного мира люди. Я не знала, чем помочь, инструкции на этот счет не было предусмотрено. Растерянность и паника царили вокруг, а ветер продолжал выть. Кто-то схватил меня за руку. Это была моя подруга, и проблемы в ее ведомстве были посерьезнее:

— Нужно срочно передать документы «наверх». Но один курьер на выезде, другой застрял в остановившемся лифте между этажами, третий получил травму после попадания молнии в здание. А на документе пометка «молния».

— Я могу помочь. Скажи, что делать.

— Правда? Сможешь? Спасибо тебе огромное!

Она вверила мне увесистый старый портфель, перевязанный красной лентой. Мы протолкнулись к «Запасному выходу»:

— Сюда, по лестнице вверх, последний этаж. Я тебе доверяю.

Дверь за мной закрылась. Я осталась одна. Звук бури и суетящихся людей доносился глухо и монотонно. Лестница была пыльная, такое впечатление, что ею давно не пользовались. Я не удержалась и нарисовала на перилах рожицу. Портфельчик, выданный мне, был довольно увесистым. Но я шла, гордо расправив плечи, чтобы не опозорить высокое звание курьера. Кто знает, может после моего подвига меня действительно переведут в курьеры. Мне живо представилось общее собрание, предложение принять новую должность за то, что не испугалась, что в нужный момент подставила дружеское плечо. И я, скромно опустив глаза, лепечу: