Эффект пива - Василий Жеглов

Asso

Эффект пива

Сделав очередной "финт", я даже не стал проверяться. Зачем? Хвосты не проверяют — их рубят. Для меня это также очевидно, как для большинства арифметический постулат "дважды два четыре". Что значит для большинства? Это означает, что я в меньшинстве. После четырнадцати лет знакомства с Мишкой научные догмы перестали казаться мне такими уж незыблемыми.

"Финт" был классическим: зашел в неприметный дворик, потом в один из подъездов, а вышел из здания через два квартала. Так сказать, — изыски архитектуры. Короче, знай и люби свой город. Желательно, знай лучше тех, кто может тебя топтать. В принципе, я бы мог и не финтить, кому я теперь нужен? Но тогда пришлось бы врать, а врать я не умею, причем, даже по телефону. Первым Мишкиным вопросом при встрече всегда было: "Ты чистый? Проверялся?", и только попробуй ответить отрицательно — очередной приступ обеспечен.

Мишка больной. Не знаю, заразна эта болезнь или нет. На этот счёт нет никаких данных. Даже если она заразна, общую эпидемиологическую картину установить крайне трудно, уж больно скрытный образ жизни ведут заболевшие. Мишка болеет "страхом времени" или "ужасом эпохи". Несуразные названия, правда? Это потому что я их сам выдумал. Будь к Мишке допущен какой-нибудь дипломированный психиатр, он бы наверняка обозвал эту болезнь как-нибудь поэлегантнее, но в том то и дело, что такие больные жестко ограничивают свой круг общения. Любой посторонний человек является для них потенциальной угрозой, и у больного происходит срыв или припадок, как я это называю. Припадки у каждого свои. Вот Мишка, например, забирается в шкаф и сидит там целую неделю. В такие периоды мне приходиться навещать его трижды в день — покормить там, вынести отходы производства. Всё как обычно с лежачим больным, вернее с сидящим.

История его болезни (или как это называется по научному?), как ни прискорбно, банальна. В бурные девяностые Мишка ринулся в бизнес. Он уже тогда был каким-то там доцентом. Потом институт разогнали и всех "ихтиологов" выгнали на улицу. Ну да чего я вам рассказываю, — сами всё прекрасно помните. Бизнес он организовал незатейливый: освободил от хлама отцовский гараж и стал впендюривать денежным дядькам под капоты их автомобилей какую-то хренотень собственного изобретения. Машины начинали жрать бензина в два раза меньше, а бегать в два раза быстрее. А потом, как и положено, приехали братки. Что здесь такого? Тоже ведь бизнес! Другие реагировали на эту невинную особенность отечественной экономики вполне спокойно, а Мишка оказался невосприимчив к такому раздражителю. Двадцать минут общения с качком по имени "Цапля" полностью перевернули Мишкины понятия об устройстве мира. С Цаплей и прочими водоплавающими (Вот только не надо! Не тупее остальных — знаю, что цапли не плавают. Просто много чести для них, делить их на подвиды.) мы с моими ребятами разобрались быстро. Да и как могло быть иначе? Во всей их жалкой бригаде не было таких широких и добрых физиономий как в моем взводе. Подразделение "вампиров" — это вам не бином Ньютона! (Классно завернул, правда? Люблю умные выражения!) Но в Мишке после той беседы уже произошел надлом, и эта странная болезнь начала разъедать его гениальный организм. Тогда я еще об этом не знал. Окончательно Мишку добила другая история. Его приятель (из таких же "ихтиологов") попал на "счетчик". Нет, чтобы начать решать эту проблему (я, конечно, не намекаю на такое глупое решение как визит в милицию) через знакомых или друзей, меня подключить, в конце концов. Так он решил покончить с собой. И ладно бы сделал всё по-тихому, где-нибудь в парке или в другом культурном месте. Так ведь нет! Припёрся он среди ночи к Мишке домой, да мало того, хвост за собой притащил. Зашел в квартиру, прошёл на балкон и с седьмого этажа без парашюта… Каково? Артист, блин…

Верка, конечно, в шоке, давай мне сразу названивать, а Мишка тогда в первый раз в шкаф забрался. В ту-то ночь он и сломался…

Я уже тогда понял, что это серьёзно… Хотя нет, вру. Осознание того, что это неизлечимо, пришло гораздо позже. Сначала мы боролись с этой загадочной болезнью. Боролись как могли, каждый своим способом: Верка лаской и походами к разного рода шарлатанам, а я, как учили, — анализом потенциальных угроз и превентивными охранными мероприятиями. Выставил пост у его квартиры, ещё двух ребятишек приставил к нему лично. Так и водили его везде, словно на поводке. Поначалу люди удивлялись: идёт такой сутулый интеллигент в стоптанных ботинках, в руках авоська с кефиром, а за его спиной двое громил в камуфляже. Олигарх, не олигарх — не понятно. А потом ничего, привыкли. Через пару недель все жители квартала с Мишкой даже здороваться начали. Мои "вампиры" без дела сидеть не привыкли, вот со скуки и зачистили прилегающую территорию. Через месяц в квартале не осталось ни одного наркомана, квартирные кражи прекратились, машины можно было оставлять открытыми, а "водоплавающие" и прочая живность оставили в покое всех местных ларёчников. Тишь да благодать. Начальник местного отделения так обрадовался, что лично ко мне с благодарностями приезжал. Какие-то там у него показатели поползли вверх. Он потом в Москву на повышение уехал. Короче, как я полагал, всё стало налаживаться…

Одного я не учёл…Телевидение…Аналитик хренов! Мишка по вечерам пялился в телевизор и его приступы стали происходить всё чаще и чаще… После я, конечно, выкинул этот ящик из его квартиры, но было уже поздно… Верка ещё пару лет помаялась с мужем, а потом бросила всё и уехала с каким-то армянином в Израиль. Я её не осуждал муж в шкафу — такое не каждый выдержит. Продал я их квартиру, купил бывшее бомбоубежище, оборудовал его по всем правилам режимных объектов и заселил туда Мишку. Надо сказать, новое жилище пришлось ему по вкусу. Да и места там было много: хватило и на шкаф, и на лабораторию. Жизнь пошла своим чередом… Лучшим показателем того, что больному стало гораздо лучше, являлось то, что на свет вновь стали появляться его гениальные и столь же абсурдные изобретения.

Едва слышно застрекотал электромотор камеры наружного наблюдения. Любопытный глазок объектива беззастенчиво пялился на мою скромную персону. Интересно, а влезает ли в монитор моя физиономия целиком? Я махнул рукой в сторону камеры и подошёл к двери бомбоубежища. Так… Приложить палец к сканирующему устройству, потом набрать код. Черт! Не принял! Опять нужно доставать телефон. Залезаем в меню. Какой там у меня номер? Ага! Повторяем все заново. Дверь зашипела и нехотя отползла в сторону. Проходим в тамбур. Дверь за спиной (уже резво) сразу вернулась на место. Второй рубеж периметра охраны. Второй ли? Сколько раз пытал Мишку: "Ты ничем таким не просвечиваешь меня в тамбуре? А то смотри! Я уже не мальчик, и эти твои излучения могут окончательно поставить крест на моей и без того не шибко бурной сексуальной жизни!". Только разве он признается? Мишка считает, что мой организм способен выдержать всё что угодно. Он так и говорит: "Твоё тело оптимально адаптировано к любым экспериментам, а твой разум адаптирован к этому еще больше". Что он имеет в виду? Вообще, Мишка много всяких странных вещей говорит. Например, он считает, что я — это Ван Дамм и Брюс Виллис в одном флаконе. Сколько раз я смотрелся в зеркало и не находил никакого сходства. У меня и нос другой, и уши… Странный он. Вот удивительно, почему все гениальные изобретатели немного того? Как-то спросил об этом у одной своей знакомой (филолог она), так она говорит, что это литературный штамп. Какой же Мишка штамп? Он просто больной…