Утро Судного Дня - Александр Мазин

Александр Мазин

Утро Судного Дня

Пролог

Развалившись в кресле, Артём бездумно разглядывал абстрактные рисунки на потолке. От кондиционера струилась прохлада. Приятная прохлада. Там кондиционеров, скорее всего, не будет. Скорее всего, там вообще не будет ничего хорошего для него, Артёма Алексеевича Гривы, тридцати двух лет, выпускника Математико-информационного отделения Высшей Военной Императорской школы, в прошлом — перспективного офицера Департамента русской внешней разведки, а ныне — сотрудника Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, чаще именуемому «Аладдин».

Но — жребий брошен, и очень скоро выяснится, что именно предстоит пересечь майору Гриве — Рубикон или Стикс.

Справа бубнил по-английски доктор Праччимо.

— Благоприятные параметры… Фазовый резонанс… Гиперболическая зависимость… Точки разрыва… Точки сборки… Дивергенция протоматрицы…

Артём знал речь доктора Праччимо наизусть. Понимал — процентов на десять. Вернее, думал, что понимает. На всем шарике вряд ли удалось бы наскрести больше сотни умников, способных с грехом пополам разобраться в теоретической части проекта. А уж понять… Доктор Праччимо как-то признался Гриве, что по-настоящему понимает весь этот многомерный континуум противоречивых связей и упорядоченного хаоса только его создатель, Федор Семенович Колосов. И понимает не обычным человеческим умом, а неким уникальным органом познания, который имеется только у самых безбашенных гениев.

Впрочем, для эксперимента не имеет ни малейшего значения, вник Грива в его суть или нет. От пули никто не требует знания баллистики. Ее задача — поразить цель. Вот и всё.

«Вот и всё, — думал Грива. — Вот и всё…»

Такое ощущение возникает, когда поднимаются стенки десантной капсулы. Несколько секунд напряженного ожидания… Потом железная птичка уронит «яйцо», мир закрутится взбесившейся центрифугой — и уже никаких чувств. Только кипящий в крови адреналин… Но эти несколько секунд беспомощности и неизвестности, когда от тебя ровным счетом ничего не зависит и неизвестно, что там, внизу… Не страх, нет. Есть такой термин — предстартовый мандраж. Но это слово Артёму не нравилось. Не мандраж — предвкушение: неизвестно, что будет, но будет оч-чень круто!

Прямо напротив, в большом зеркальном окне Артём видел собственное отражение: мускулистый парень в шортах, загорелый до черноты. Какой милый контраст с официальными костюмами больших шишек из «Аладдина» и «базовой структуры» — Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Хотя не исключено, что у многих «шишек» под отутюженными пиджаками спрятаны плоские «фляжки» индивидуальных кондиционеров.

— Тождественность хромосомных матриц… Когерентный…

Артёму вдруг вспомнилась колдунья с «говорящей» тыквой — тетка, которая едва не продырявила его ножом. Может, зря они с Ирландцем замяли тот эпизод. Может, стоило взять красотку в оборот и вытрясти из нее, что там еще наболтали бабушкины косточки? Пристегнуть к делу еще один, как выразился батя, «магический алгоритм». Если уж шаманить, так шаманить по-настоящему, по-шамански. Вспомнив колдунью, Грива, естественно, вспомнил и ее племянницу, «мадам мэр», темнокожую красотку с поистине африканским темпераментом. Вспомнил и улыбнулся. Что ж, если всё будет так, как предполагается, то по ту сторону его ждут еще более дикие черные красотки, истинные дочери Африки, не испорченные цивилизацией и тем, что в Запад-Европе называют политкорректностью.

— Эмпирический метод… Существенные отклонения статистических матриц…

Магия магией, а железа вокруг — на гектар. Здоровенная пирамида, а внутри «бублик» метров в сто диаметром. И на управление этим сооружением уйдет сорок восемь процентов мощности «Головастого». Очень внушительно, если знать, что на контроль и управление всеми космическими спутниками «Аладдина» хватает двух процентов.

— …А почему саванна? — спросил кто-то из членов комиссии.

— Много свободного места, — ответил доктор Праччимо.

Надо полагать, первые человеческие слова, которые он произнес за последние полчаса. Почтенные члены комиссии слегка оживились.

— Чтобы избежать пространственного совмещения резидента с объектом достаточной плотности… — тут же поправился докладчик.

— С деревом, вы имеете в виду? — осведомился иронический голос.

— Именно. По этим же причинам вертикальная составляющая определена в двенадцать футов, что составляет около четырех метров.

— Иными словами, наш друг может материализоваться в двенадцати футах над землей?

— Да.

Члены комиссии поглядели на «резидента» с уважением.

— Точность определения вертикальной составляющей плюс-минус шесть футов, — сказал доктор Праччимо. — И место выбиралось с высокой точностью. К сожалению, нам пришлось выбирать между точностью пространственной и точностью временной. И поскольку первая в нашем случае приоритетна, то временная погрешность составляет около шести процентов.

— И сколько же это лет? — уточнил кто-то.

— Порядка трех тысяч.

Члены комиссии зашевелились. Даже самым большим шишкам международной политики трудно представить себе погрешность в тридцать веков.

Доктор Праччимо врал. Весь этот доклад — чистая «деза».

Хотя вероятность того, что Грива окажется в центральной Африке, была достаточно высока. По крайней мере всем посвященным очень хотелось верить в то, что после «выброски» «резидент» окажется на черном континенте планеты Земля, за пятьсот веков до изобретения кондиционера, у палеолитических истоков нынешнего человечества, но…

К сожалению, у госпожи Науки не имелось сведений о том, что пятьдесят тысяч лет назад на планете обитали разумные двуногие с третьим глазом на лбу, клыками, как у фокстерьера, и способностью вызывать у представителей вида хомо сапиенс сапиенс такую острую тягу к самоубийству, что никто из пообщавшихся с «трехглазым пессимистом» не смог поделиться впечатлениями со своими друзьями.

Никто, кроме Артёма Гривы, который, хоть и не получил от контакта с «пессимистом» ни малейшего удовольствия, хотя бы не помер. Правда, помер сам «пессимист». Теперь его нетленные мощи должны послужить для гигантской машины-«переносчика» примерно тем же, чем служит ключевое слово для поисковой системы.

В комиссии лишь немногие знали о «пессимисте». Для большинства присутствующих грандиозное сооружение вокруг конференц-зала было этакой «машиной времени». Никакой, извините, магии. Великие умы, высокие технологии и еще более высокие расходы.

Активировался дисплей справа от докладчика. На дисплее — один из умников доктора Праччимо.

— Оптимум, — лаконично сообщил он, покосившись на «генералов».

Праччимо остановил поток красноречия.

— Господа! — заявил он. — В нашем распоряжении шесть минут.

Члены комиссии дружно поднялись на ноги. Один за другим они подходили к Гриве, пожимали руку, желали удачи по-русски, по-испански, по-английски. Артём в свою очередь обещал оправдать доверие и так далее.

Последним подошел доктор Праччимо.

— Надеемся на тебя, — произнес он с достоинством.

— Постараюсь оправдать, — ухмыльнулся Артём. — Не забудьте вытащить меня через год.

— Не забудем. А ты уж постарайся, чтобы это был ты, а не куча старого львиного дерьма. Нас всех это очень огорчит.

— Я сделаю всё, чтобы не огорчить вас, док, — ухмыльнулся Грива. — Слово офицера!

— До свидания…

Двери закрылись, отделив меня от просторного конференц-зала. Но это была еще не «капсула» — «прихожая».

Здесь меня ждали мой непосредственный начальник специальный координатор Хокусай Танимура и Главный Консультант Центра и руководитель проекта доктор Сяо Сянь. Эти двое сделали всё, чтобы подготовить меня к «прыжку». Хотя как можно подготовить «неизвестно к чему, неизвестно где»? Я не испытывал благодарности. Для доктора я, скорее всего, лишь проходная пешка в большой игре спасения человечества. Кто я для Хокусая Танимуры, можно только догадываться. Но командир он превосходный. Уж в этом за восемь лет совместной работы я успел убедиться.

Доктор Сянь молча пожал мне руку. Хокусай обнял, шепнул на ухо по-русски:

— С Богом, Артём. Хотел бы я быть на твоем месте.

— Прошу меня извинить, Танимура-сан. Может быть, в следующий раз…

Хокусай отстранился, посмотрел на меня своими узкими самурайскими глазами:

— Держись, майор, мы в тебя верим! — и подтолкнул меня к люку, за которым меня ждала «капсула».