Агни - Ульяна Каршева

Агни

Глава 1

Пролог

Сны порой снятся очень реалистичные и слишком активные… Иногда они могут уводить в тёмные, бездонные пропасти, где тонешь в небытии, а иногда дают вынырнуть на поверхность, вроде бы очнуться – и тут же ввязывают в какое-то действие, которому веришь, что оно настоящее. А потом спохватываешься, потому что в этом настоящем замечаешь несуразности. И всё равно не веришь, что спишь…

… Очнуться сидящей в каком-то ледяном каменном углу, обняв колени, – нехилое впечатление даже для сна.

Следующее ощущение – крупная дрожь от холода и мерно сыплющего сверху промозглого дождя на и так насквозь влажную одежду. Откуда эта вода… Где одеяло… Наверное, снова упало на пол, а проснуться – никак…

А когда она с трудом подняла голову взглянуть на слишком светлое даже сквозь веки – снова поспешно зажмурилась: мир взял столь стремительный разгон вокруг неё, что от головокружения затошнило…

Потом послышались (точней – проступили сквозь стену. Кажется) голоса, от которых захотелось спрятаться, потому что они были слишком пронзительными, и она из-за них чувствовала себя больной. А вокруг уже кричали. И крик в сновидении болезненно бил по ушам. Потом в общий ор растерянно вопивших над головой вмешался встревоженный мужской голос:

- Отойдите от неё! Это моя сестра!

Неизвестные люди сразу замолчали и отодвинулись – по тем же сонным ощущениям. Они ещё говорили – по ощущениям, горланили, но уже не так громко, что-то обсуждали между собой – с интонациями «вот как оно бывает».

Она не успела открыть глаза, чтобы посмотреть, кто назвал её сестрой. Сквозь веки почудилось: будто туча надвинулась сверху, а потом кто-то взялся за её подмышки – и она взлетела на чужих руках, а потом поневоле прижалась к чужому телу – безвольной головой к плечу, тоже холодному, потому что верхняя одежда мужчины промокла. Что-то взметнулось над головой, и стало совсем темно: кажется, её укрыли от дождя?.. Странные ощущения от действа, происходящего во сне. Слишком реалистичные…

Потом началось движение: её несли на руках. От дыхания под накидкой вскоре стало теплей обычного, и она, всё ещё крупно дрожа, снова услышала голос того, кто назвался её братом (у неё никогда не было братьев – напоминало слабо возмущённое сознание, а потом его отголоски затихали!), его лихорадочный шёпот:

- Сестра, милая, ты только не умирай, ладно? Сейчас придём домой, разогреем тебя… Выпьешь горячего чаю… Ты только не умирай! Иначе мы все пропадём без тебя…

Она слышала равномерный, бивший по ушам треск и грохот, как будто тяжело груженные телеги быстро ехали по камням, и в этом грохоте пряталось лошадиное поцокивание... Но ведь такого быть не может. Машины в дождь обычно ездят без грохота, с шипением колёс по мокрому асфальту… Ах, да…Это же сон.

Потом грохот стал уменьшаться, как будто её уносили подальше от оживлённой дороги. Оставался лишь плеск воды под ногами спешащего мужчины. Болезненное ощущение слабости заставляло прикрывать глаза и сильно сжиматься от промозглого холода, да ещё, как ни странно, задрёмывать…

- Никас, это она? – вдруг ворвался под накидку детский голосишко. – Ты нашёл её?

- Нашёл-нашёл, - скороговоркой ответил нёсший её мужчина. – Открывай калитку.

Металлический скрежет возвестил о том, что его просьбу (а сказал он мягко), кажется, только что выполнили… Она засыпала от холода, слишком медленно согреваясь в равномерном движении, совершенно равнодушная к происходящему от слабости, и в полудрёме слышала:

- … Горячую воду налить бы ей… В сухое переодеть…

- Никас, а она не умерла?

- Клади её на лежанку!

- Лисса, принеси одеяло с камина – оно уже согрелось!

Её, абсолютно безвольную, уже лежавшую на чём-то сравнительно мягком, а главное – сухом, раздели, закутали в тёплое, местами даже горячее одеяло, а потом подняли ей голову. Шея не могла, не хотела напрягаться. Голову ей придержали и заставили выпить воду – чуть горячей, чтобы можно было назвать тёплой. Обычную воду, если бы не едва уловимый привкус мёда и мяты… С трудом глотая, она выпила – и тепло разлилось внутри… Голоса стали тише, и она заснула с мыслью о том, что ноги остались холодными и их трудно согреть…

- … Агни…

Шёпот толкнулся в ухо.

Аня открыла глаза в темноту. Открыла рот, чтобы лучше слышать эту темноту.

- Агни, я замёрзла, - прошептал кто-то очень близко, дыша теплом в её лицо. – Пусти меня к себе, под одеяло…

Она выпростала руку из-под одеяла, внезапно испуганная. Дома никого из посторонних не должно быть! И тем более – детей.

- А-агни-и… - обиженно, чуть не плачуще проныл уже вслух детский голосок.

Осторожно, боясь слишком сильно откинуть пышущее жаром одеяло, а потому прижимая его к себе, она села на кровати – и снова пока ещё слабо удивилась: почему так жёстко? Вроде и матрас есть, но… И в этот момент, наверное, наклонилась чуть в сторону: свет откуда-то издалека мягко очертил линии махонькой фигурки, стоявшей рядом. Снова плачущее: «Агни, мне холодно-о…»

Она подняла руку и неуверенно опустила ладонь на голову ребёнка. А потом снова легла и отодвинулась, всем своим движением приглашая: «Иди ко мне». Маленькая, тощая, слишком прохладная для ребёнка, даже закутанного в одежду, фигурка быстро юркнула под приподнятое одеяло. Аня решила разобраться со странным сном утром, когда солнце привычно войдёт к ней в комнату… А пока… Обняв прильнувшего к ней ребёнка, грея его и дыша горячечным теплом в его макушку, она подоткнула со всех сторон одеяло и постаралась уснуть… Последняя мысль: она где-то сильно простыла – и ей снова снятся странные сны.

Глава первая

Аня открыла глаза в серую пасмурь. Утро? Вечер?

Дезориентированная после глубокого сна, она тихонько вздохнула.

Мышцы, зажатые то ли от желания сохранить тепло, то ли из-за последствий страшного сна, постепенно расслаблялись. Особенно после того, как она поняла, что находится в незнакомом месте.

Плохо видны предметы. Пока Аня осознавала лишь, что находится в громадной комнате. В пустой комнате. Точней… Мебель вроде была, но её так мало, а помещение такое большое, и потолки неожиданно высокие. Потом она поняла, что её голова лежит на странной, очень тощей подушке, а под её одеялом, от которого пахнет затхлостью и сырой пылью, спит