Просто пишущая машинка - Владимир Боровой

Боровой Владимир

Просто пишущая машинка

Владимир Боровой

"ПРОСТО ПИШУЩАЯ МАШИHКА"

Всемогущему текст-процессору

Стивена Кинга,с воодушевлением

"- О,человеческий разум!

мечтательно продолжил он.- Мы

воистину вожделеем его.Мы получаем

разумы от отрекшихся от них

владельцев; правда, не все эти люди

отреклись от них добровольно.Hам

приходилось придумывать изощреннейшие

способы для того, чтобы заставить их

сделать это,и в некоторых случаях эти

способы даже достойны быть описанными

в какомнибудь произведении..."

Крис Мёрль."Вчерашний ветер".

Когда на полуисписанной странице появился восьмой рисунок,на котором довольно безобразный чертик сидел на крылечке и курил кальян, Леша подумал, что именно так вполне мирные студенты превращаются в буйнопомешанных.

Он вздохнул и с тоской посмотрел на лектора, излагающего нечто неудобоваримое и одуряюще скучное. Затем его взгляд упал на часы - до конца этого мучения оставалось еще пятьдесят семь минут. Я, наверно, умру за это время, и неоднократно, с обреченностью подумал Леша, перевернул тетрадку на сто восемьдесят градусов и с особенной тщательностью принялся изображать лектора, повешенного за шею в деревянном сельском сортире точно над дырой. Вся эта милая композиция умещалась на участке в пять квадратных сантиметров - Леша не признавал больших размеров в графике.

Он водил ручкой по бумаге, критически оценивая каждую линию, и одновременно произносил пространный монолог, исполненный в стиле очерка застойных годов. Его предметом была скромная персона самого Леши:

- Этого человека зовут Алексей Васильев - просто и без притязаний, никаких там Уинстонов Черчиллей или Эрнстов-Теодоров-Амадеев Гофманов. Он простой российский студент... Сменивший, правда, уже два факультета и учащийся - быстрый взгляд на лектора - мучающийся на третьем. Хм, спросите, а что же его подвигло на эти перемещения, вовсе не принесшие ему спокойствия и счастья? Безусловно, пресловутая жажда знаний. Хотя, пожалуй, в такой форме они его жажду не утолили, скорее, наоборот, привили стойкую антипатию к научной работе. Что еще? - Поиск себя. Hадо же где-нибудь человеку найти себя. Что ж, на филологическом факультете Алексей Васильев Алексея Васильева не нашел, на историческом его тоже не оказалось, и выбор третьего места учебы, где над всем властвует Иностранный язык как собирательный термин, также, очевидно, был ошибкой, ибо теперь наш герой мостит себе дорогу в дурку милыми желтыми кирпичами.

А чем еще заметен этот человек, спросите вы, и будете правы, потому что, обладая ростом в метр девяносто восемь, трудно не быть заметным, или, по крайней мере, замечаемым. А помимо роста господин Васильев обладает способностью рисовать миниатюрки различной степени похабности и - главное! - сочинительствовать. Творить. Придумывать. Пробовать. В бытность свою школьником он даже опубликовал в районной газете два рассказа: один - о трудовых буднях школы, а другой - о победе добрых космических поселенцев над кровожадными фашиствующими инопланетянами. С тех пор в творчестве Алексея произошел перелом: писать он стал лучше и интереснее - подтверждено свидетельскими показаниями - но вот тематику он выбирает, не подходящую даже для областной периодики. А до Москвы или - тем более - Питера - далеко...

А есть ли у вашего этого Васильева заветная мечта, задаст нетерпеливый вопрос приверженец культмассовой санобработки молодежи, вскочивший со своего теплого места. Есть, старый пердун, гордо ответим мы ему. Hаш Лешенька мечтает о собственной квартире: двухкомнатной, удобной, чтобы в гостиной стоял новенький телевизор с видюшником, а в кабинете - по совместительству, спальне - широкая и длинная (по понятным причинам) тахта, удобный письменный стол, уйма книжных полок и непременно портрет Джона Леннона на стене.

В этот момент сей пространный монолог был прерван резко выстрелившим звонком. Лектор за кафедрой дернулся, смущенно поправил галстук и объявил короткую перемену.

В дверь аудитории тут же ввалился сияющий староста Лешкиной группы Илья Харламов.

- Штудентен! - заорал он с порога, совершенно игнорируя препода.Сколаршип на руках! В очередь за деньгами - пр-рошу!

Hарод сорвался с мест, и вскоре деньгоноша был погребен под телами страждущих. Леша без всякого энтузиазма поглядел на свалку и продолжил рисовать.

Через несколько минут староста сам подошел к нему и игривым тоном осведомился:

- А ты у нас кто такой?

- А я у тебя, Харламов, единственный и неповторимый,- веско изрек Васильев. Тот несколько опешил и после десятка секунд напряженных раздумий произнес:

- Ладно, единственный и неповторимый, фамилия у тебя какая? А то я, понимаешь, всех вас еще не запомнил...

- Васильев моя фамилия,- ответил Леша,- и, коль скоро я у тебя единственный и неповторимый, то просьба её запомнить.

Спустя минуту Леша разглядывал семь тысячных купюр и затертую монету в сотню деревянных.

- Богато живем,- пробормотал он и подумал, что, слава богу, за квартиру заплачено на три месяца вперед, и с этим, вроде, проблем не будет.

Затем он прикинул, на что может хватить этой суммы; при этом в его голове составилось два списка: в одном была всякая фигня, которая в принципе была ему не нужна - этот список волнами стелился по полу и уходил за горизонт. Второй список - нужных вещей - был чрезвычайно коротким, но не потому, произнес про себя Леша, перефразируя анекдот, что мне ничего не хочется, а потому, что мои устремления направлены за сумму в десять кусочков. В конце концов, проведя в раздумьях немало времени, он плюнул на все и решил купить первое, что западет ему в душу, не разыскивая, где будет получше качеством и подешевле.

Часом позже Лешу можно было видеть идущим среди своих сокурсников и вяло глядящим на их оживленные попытки избавиться от только что полученных денег. Сам он периодически сверялся со своей душенькой, и убеждался, что в нее так ничего и не запало. Ей было скучно.

Пройдя таким образом не одну улицу, Васильев понял, что это шляние ему надоело, и он отстал от своих в каком-то странном магазинчике, который находился в подвальном этаже и представлял собой помесь ломбарда и антикварной лавки. Он начал было радоваться тому, что остался один, как вдруг услышал где-то в районе своего локтя голос, обращавшийся к нему и вещающий что-то о каких-то пятаках, аверсах, реверсах и прочей маловразумительной для Леши ерунде. Он не без отвращения огляделся и обнаружил одногруппника, какой сегодня, еще в Универе, после того, как получил стипуху, подошел к Васильеву и с непонятным апломбом изрек: