Стихотворения - Гаврила Державин

Г. ДЕРЖАВИН

Кружка

Краса пирующих друзей,Забав и радостей подружка,Предстань пред нас, предстань скорей,Большая сребряная кружка!Давно уж нам в тебя пораПивца налитьИ пить.Ура! ура! ура!

Ты дщерь великого ковша,Которым предки наши пили;Веселье их была душа,В пирах они счастливо жили.И нам, как им, давно пораСчастливым бытьИ пить.Ура! ура! ура!

Бывало, старики в винеСвое всё потопляли горе,Дралися храбро на войне:Вить пьяным по колени море!Забыть и нам всю грусть пора,Отважным бытьИ пить.Ура! ура! ура!

Бывало, дольше длился век,Когда диет не наблюдали;Был здрав и счастлив человек,Как только пили да гуляли.Давно гулять и нам пора,Здоровым бытьИ пить.Ура! ура! ура!

Бывало, пляска, резвость, смех,В хмелю друг друга обнимают;Теперь наместо сих утехЖеманством, лаской угощают.Жеманство нам прогнать пора,Но просто житьИ пить.Ура! ура! ура!

В садах, бывало, средь прохладИ жены с нами куликают[1],А ныне клоб[2] да маскерадИ жен уж с нами разлучают.Французить нам престать пора,Но Русь любитьИ пить.Ура! ура! ура!

Бывало — друга своегоТеперь карманы посещают;Где вист, да банк, да макао,[3]На деньги дружбу там меняют.На карты нам плевать пора,А скромно житьИ пить.Ура! ура! ура!

О сладкий дружества союз,С гренками пивом пенна кружка!Где ты наш услаждаешь вкус,Мила там, весела пирушка.Пребудь ты к нам всегда добра:Мы станем житьИ пить.Ура! ура! ура!

1777

На смерть князя Мещерского[4]

Глагол времен[5]! металла звон!Твой страшный глас меня смущает;Зовет меня, зовет твой стон,Зовет — и к гробу приближает.Едва увидел я сей свет,Уже зубами смерть скрежещет,Как молнией, косою блещетИ дни мои, как злак, сечет.

Ничто от роковых когтей,Никая тварь не убегает;Монарх и узник — снедь червей,Гробницы злость стихий снедает;Зияет время славу стерть:Как в море льются быстры воды,Так в вечность льются дни и годы;Глотает царства алчна смерть.

Скользим мы бездны на краю,В которую стремглав свалимся;Приемлем с жизнью смерть свою,На то, чтоб умереть, родимся.Без жалости все смерть разит:И звезды ею сокрушатся,И солнцы ею потушатся,И всем мирам она грозит.

Не мнит лишь смертный умиратьИ быть себя он вечным чает;Приходит смерть к нему, как тать,И жизнь внезапу похищает.Увы! где меньше страха нам,Там может смерть постичь скорее;Ее и громы не быстрееСлетают к гордым вышинам.

Сын роскоши, прохлад и нег,Куда, Мещерской! ты сокрылся?Оставил ты сей жизни брег,К брегам ты мертвых удалился;Здесь персть твоя, а духа нет.Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем.Мы только плачем и взываем:«О, горе нам, рожденным в свет!»

Утехи, радость и любовьГде купно с здравием блистали,У всех там цепенеет кровьИ дух мятется от печали.Где стол был яств, там гроб стоит;Где пиршеств раздавались лики,Надгробные там воют клики,[6]И бледна смерть на всех глядит.

Глядит на всех — и на царей,Кому в державу тесны миры;Глядит на пышных богачей,Что в злате и сребре кумиры;Глядит на прелесть и красы,Глядит на разум возвышенный,Глядит на силы дерзновенныИ точит лезвие косы.

Смерть, трепет естества и страх!Мы — гордость с бедностью совместна;Сегодня бог, а завтра прах;Сегодня льстит надежда лестна,А завтра: где ты, человек?Едва часы протечь успели,Хао́са в бездну улетели,И весь, как сон, прошел твой век.

Как сон, как сладкая мечта,Исчезла и моя уж младость;Не сильно нежит красота,Не столько восхищает радость,Не столько легкомыслен ум,Не столько я благополучен;Желанием честей размучен,Зовет, я слышу, славы шум.

Но так и мужество пройдетИ вместе к славе с ним стремленье;Богатств стяжание минет,И в сердце всех страстей волненьеПрейдет, прейдет в чреду свою.Подите счастьи прочь возможны,Вы все пременны здесь и ложны:Я в две́рях вечности стою.

Сей день иль завтра умереть,Перфильев! должно нам, конечно, —Почто ж терзаться и скорбеть,Что смертный друг твой жил не вечно?Жизнь есть небес мгновенный дар;Устрой ее себе к покоюИ с чистою твоей душоюБлагословляй судеб удар.

1779

На рождение в Севере

порфирородного отрока[7]

С белыми Борей власамиИ с седою бородой,Потрясая небесами,Облака сжимал рукой;Сыпал инеи пушистыИ метели воздымал,Налагая цепи льдисты,Быстры воды оковал.Вся природа содрогалаОт лихого старика;Землю в камень претворялаХладная его рука;Убегали звери в норы,Рыбы крылись в глубинах,Петь не смели птичек хоры,Пчелы прятались в дуплах;Засыпали нимфы с скукиСредь пещер и камышей,Согревать сатиры рукиСобирались вкруг огней.В это время, столь холодно,Как Борей был разъярен,Отроча порфирородноВ царстве Северном рожден.Родился — и в ту минутуПерестал реветь Борей;Он дохнул — и зиму лютуУдалил Зефир с полей;Он воззрел — и солнце красноОбратилося к весне;[8]Он вскричал — и лир согласноЗвук разнесся в сей стране;Он простер лишь детски руки —Уж порфиру в руки брал;Раздались громовы звуки,И весь Север воссиял.Я увидел в восхищеньиРастворен судеб чертог;Я подумал в изумленьи:«Знать, родился некий бог».Гении к нему слетелиВ светлом облаке с небес;Каждый гений к колыбелиДар рожденному принес:Тот принес ему гром в рукиДля предбудущих побед;Тот художества, науки,Украшающие свет;Тот обилие, богатство,Тот сияние порфир;Тот утехи и приятство,Тот спокойствие и мир;Тот принес ему телесну,Тот душевну красоту;Прозорливость тот небесну,Разум, духа высоту.Словом, все ему блаженствыИ таланты подаря,Все влияли совершенствы,Составляющи царя;Но последний, добродетельЗарождаючи в нем, рек:«Будь страстей твоих владетель,Будь на троне человек!»Все крылами восплескали,Каждый гений восклицал:«Се божественный, — вещали,—Дар младенцу он избрал!Дар, всему полезный миру!Дар, добротам всем венец!Кто приемлет с ним порфиру,Будет подданным отец!»«Будет, — и Судьбы гласили, —Он монархам образец!»Лес и горы повторили:«Утешением сердец!»Сим Россия восхищеннаТоки слезны пролила,На колени преклоненна,В руки отрока взяла;Восприяв его, лобзаетВ перси, очи и уста;В нем геройство возрастает,Возрастает красота.Все его уж любят страстно,Всех сердца уж он возжег:Возрастай, дитя прекрасно!Возрастай, наш полубог!Возрастай, уподобляясьТы родителям во всем;С их ты матерью[9] равняясь,Соравняйся с божеством.

1779

К первому соседу[10]

Кого роскошными пирамиНа влажных невских островах,Между тенистыми древами,На мураве и на цветах,В шатрах персидских златошвенных,Из глин китайских[11] драгоценных,Из венских чистых хрусталей,Кого толь славно угощаешь,И для кого ты расточаешьСокровищи казны твоей?

Гремит музы́ка, слышны хорыВкруг лакомых твоих столов;Сластей и ананасов горыИ множество других плодовПрельщают чувствы и питают;Младые девы угощают,Подносят вина чередой,И алиатико[12] с шампанским,И пиво русское с британским,И мозель с зельцерской водой.

В вертепе мраморном, прохладном,В котором льется водоскат,На ложе роз благоуханном,Средь лени, неги и отрад,Любовью распаленный страстной,С младой, веселою, прекраснойИ нежной нимфой[13] ты сидишь;Она поет, ты страстью таешь,То с ней в весельи утопаешь,То, утомлен весельем, спишь.

Ты спишь, — и сон тебе мечтает,Что ввек благополучен ты,Что само небо рассыпаетБлаженства вкруг тебя цветы;Что парка дней твоих не косит,Что откуп вновь тебе приноситСибирски горы серебраИ дождь златый к тебе лиется.Блажен, кто поутру проснетсяТак счастливым, как был вчера!

Блажен! кто может веселитьсяБесперерывно в жизни сей;Но редкому пловцу случитсяБезбедно плавать средь морей:Там бурны дышут непогоды,Горам подобно гонят водыИ с пеною песок мутят.Петрополь сосны осеняли, —Но, вихрем пораженны, пали,Теперь корнями вверх лежат.

Непостоянство доля смертных,В пременах вкуса счастье их;Среди утех своих несметныхЖелаем мы утех иных;Придут, придут часы те скучны,Когда твои ланиты тучныПрестанут грации трепать;И, может быть, с тобой в разлукеТвоя уж Пенелопа в скукеКовер не будет распускать.[14]

Не будет, может быть, лелеятьСудьба уж более тебяИ ветр благоприятный веятьВ твой парус: береги себя!Доколь текут часы златыеИ не приспели скорби злые,Пей, ешь и веселись, сосед!На свете жить нам время срочно;Веселье то лишь непорочно,Раскаянья за коим нет.

1780