Хроника шапочных разборов - Валентин Антонов

Валентин Антонов

Хроника шапочных разборов

Василий Второй и Второй Василий

Помнится, в школе, давно уже, сильное впечатление произвела на меня короткая и скупая информация в учебнике о византийском императоре Василии Болгаробойце. Совершенно жуткая история о том, как он расправился с захваченными в плен врагами, чуть ли не десятками тысяч болгар: он их попросту ослепил, лишил глаз и отправил на родину, дав каждой сотне из них недоослеплённого, то есть одноглазого, поводыря.

Пожалуй, это самое яркое школьное моё впечатление от Византии. Вот Западную Римскую империю, «настоящую» Римскую империю, в школьном учебнике обсуждали подробно и с удовольствием, тогда как обсуждение Восточной Римской империи — Византии — проходило очень бегло, словно бы скороговоркой, навсегда оставляя в школьниках ощущение какого-то исторического нонсенса: где Рим — Рим! — и где тот Константинополь?..

А в самом деле, где?

Византийская империя в середине XI века. От южной Италии до Армении. Все балканские страны, а также Греция, Турция, Сирия, Кипр… И ещё — прибрежный Крым, от Севастополя до Феодосии.

Вот таким он был, этот «второй Рим». Империя…

У кошмарного Болгаробойцы был младший брат Константин, номинально деливший с ним императорскую власть, и ещё более младшая сестра по имени Анна. Та самая Анна-«царица», которую её братья-императоры уговорили выйти замуж за святого нашего князя Владимира Красное Солнышко.

Наверное, не столько уговорили, сколько принудили. Надо сказать, что у Красного Солнышка сложилась к тому времени весьма прескверная репутация, о чём откровенно пишет русская «Повесть временных лет»:

…Был же Владимир побеждён похотью, и были у него жёны <…>, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц…

«Иду, как в полон, лучше бы мне здесь умереть», — расплакалась Анна, отправляясь в крымский Херсонес на первую встречу с мужем — Красным Солнышком. Очевидно, одним из условий её замужества было обращение Владимира в христианскую веру: там же, в Херсонесе Таврическом, примерно в 988 году, будущий святой и принял крещение «по закону греческому».

Крещение князя Владимира Красное Солнышко в представлении художника В. М. Васнецова. Фрагмент росписи Владимирского собора в Киеве.

Кстати сказать, именно в честь царственного шурина святой наш Владимир Креститель получил своё христианское имя — Василий. «Царица» Анна вышла за Владимира-Василия лет в 25, примерно столько же, вплоть до её смерти, продлился и их брак. Достоверных сведений об их общих детях история не сохранила…

Но вернёмся в Константинополь. Император Василий Болгаробойца скончался в 1025 году, не оставив после себя потомства. Самодержцем стал его 65-летний брат Константин. Всю жизнь Константин прожил словно бы в тени своего старшего грозного брата — ел-пил-гулял в своё удовольствие, будто бы намереваясь жить вечно. И у него тоже не было наследников, а только лишь наследницы: сёстры Евдокия (старшая), Зоя (средняя) и Феодора.

Представления Константина VIII о правосудии и гуманности совершенно не отличались от соответствующих представлений его покойного брата-болгаробойцы. Вот как характеризует Константина выдающийся византийский писатель и историк того времени Михаил Пселл:

…Человек вспыльчивый, он легко поддавался гневу, верил любым наговорам, особенно если подозревал, что кто-то покушается на царскую власть, и карал за это сурово: злоумышленников он не подвергал опале, не изгонял и не заключал под стражу, а немедленно выжигал им глаза железом. <…>

Кара эта казалась ему самой лёгкой, и он предпочитал её другим, так как она делала подвергшихся наказанию беспомощными существами. Он применял её без разбору к людям большим и малым…

Когда абсолютная власть неожиданно свалилась на его голову, Константину было уже под семьдесят. Три года спустя он почувствовал, что жить не то чтобы вечно, но и хоть сколько-нибудь долго — у него уже вряд ли получится. Начались лихорадочные поиски достойного мужа для одной из трёх сестёр — для Евдокии, Зои или Феодоры. В приданое сей достойный муж получил бы со временем, по задумке Константина, и всё его царство.

Три сестры

Кандидата в мужья и, соответственно, в будущие императоры долго искать не пришлось (да и времени-то особенно не было на слишком долгие поиски). У кандидата, в лице столичного градоначальника Романа Аргира, было масса достоинств и всего лишь один-единственный, но зато какой же крупный, недостаток: он, как пишет Михаил Пселл, «с ранних лет был женат и потому оказался негодным в преемники». Далее Пселл так развивает эту свою мысль:

Родом и достоинством он был самым подходящим человеком, но к жене своей относился отнюдь не по-философски, и из-за этого его женитьба на императорской дочери представлялась всем весьма затруднительной.

«К жене своей относился отнюдь не по-философски» — другими словами, Роман-кандидат решительно не хотел разводиться со своей собственной женой, с которой он много лет прожил в счастливом браке. А ведь речь шла не о какой-то ерунде, а о высших интересах империи. «Относился отнюдь не по-философски» — нет, ну как так можно, в самом деле?..

Помимо прочего, император Константин был игрок. В кости и в шашки. Заядлый игрок. И вот теперь ставкой в его последней игре была — империя. Проиграть эту свою последнюю игру Константин не имел права.

Многолетним супругам доходчиво объяснили, что в случае отказа жениться на принцессе и получить в приданое всё царство сей достойный муж, Роман, немедленно попадёт в жуткую немилость и, по старой доброй традиции, будет ослеплён. Эти доводы показались супругам настолько убедительными, что жена Романа тут же предоставила мужу полную свободу действий и добровольно отправилась в монастырь…

Время, время, время… Его у Константина почти не оставалось. В своей последней игре он шёл напролом: теперь надо было быстро женить Романа на царской дочери. Да, но на которой же из трёх?.. Нужна-то ведь одна?.. Одна, одна, одна…

К счастью, Евдокия, старшая из трёх сестёр, отпала сразу: ещё в детстве тяжёлая болезнь (кажется, оспа) оставила и на ней, и в ней свой неизгладимый отпечаток, и Евдокия давно уже решила посвятить себя исключительно Богу (вот так, в монашестве, она тихо и незаметно уйдёт из жизни всего несколько лет спустя). Оставались двое — средняя сестра Зоя и младшая сестра Феодора. (Роману, думается, было решительно всё равно, которая из них поможет сохранить ему зрение; впрочем, его мнение по этому вопросу едва ли кого тогда интересовало.) Оставались двое — Зоя и Феодора. Впору было бросать жребий…