Русские американцы - Константин Станюкович

Русские Американцы

Сижу в вагоне третьего класса; пассажиры больше евреи, но есть и русские чуйки. Завел речь с соседом, мелким подрядчиком, с которым не раз уже встречался во время моих разъездов; мы и уселись-то рядком, как старые знакомые. Это была одна из тех рыбок, которые, словно лоцмана у акулы, плывут за крупными подряд­чиками и кишат в местах, где производятся крупные постройки.

— И знаете ли, сударь мой, иначе и нельзя никак!— рассказывал он мне. — Теперича, ка́к мы строили эту дорогу? Главное — скорость. Торопят тебя, — недаром мариканцами нас прозвали, потому моментом…

— А выгодно подряды иметь?

Рядчик усмехнулся.

— Какой подряд и какая прижимка от строителей! С иным подрядом наплачешься и только норовишь, как бы собственную душу в теле сохранить… Ну, а бы­вает, что и наживаешь!.. Всё дело в том, кто ловчее ме­ханику подведет…

— Ну, а рабочим-то здесь какое житье?

— Известно какое; глядя по выгоде, и ему расчет… А то случается так, что и рассчитать никак его невоз­можно.

— А если он к мировому?

Рядчик глянул на меня не без презрения…

— Младенец вы, сударь, в этих делах, как погляжу. Какой тут мировой! Нешто противу закона поступают? Положим, нанял я его на лето и примерно положил ему сто рублей, окромя харча. Задатку либо пятнадцать, либо десять отдал и пачпорт взял… Хорошо… Работаем, но только вижу, что вылетать мне придется, сударь, в трубу… Ну, норовишь и его приудержать…

— А рабочие книжки?

— А что книжки? Эти самые книжки для рядчика же и сделаны, потому в них рабочему пишутся штрафы за прогулы и этого добра можно туда столько нагородить, что при расчете придется рабочему, на хороший конец, двадцать пять. Известно, рабочий человек неграмотен, темен; ну, этим и пользуются… И ничего тут мировой не поделает!

— И часто это бывает?

— По работе глядя, какой подрядчику доход. По­тому эта постройка, будем так говорить, одна лотерея. Каждый норовит выгадать. Инженер допекает подряд­чика, подрядчик, который покрупней, нашего брата но­ровит слизнуть, ну, а мы — тоже люди-с. Кормиться и нам следует. И то ли еще бывает! Жил тут у нас жидок один, производил он по подряду разные казенные по­стройки. Вот, сударь ты мой, прогорел ли он, бог его знает, или просто корыстовался, только не дает расчета рабочим. Ходили они к нему в контору: «Завтра, да послезавтра», — отвечают. Надоело даже. Наконец однажды созвали сиволапых в контору. Приходят. «Так, мол, и так, надо вас, сказывают, рассчитать». — «Давно, говорят, пора». И стали тут их переписывать. Кому сколько причитается — записали. «Теперь ступайте, гово­рят, записали вас, всё, мол, в порядке». Так что ж вы, сударь мой, думаете? Рабочие-то рады-радехоньки по­шли, что хоть записали-то!..

— А расчет получили?..

— Какой там расчет?.. Сказывали, судиться будут…

— Да ведь рабочие из дальних губерний… Чем же жить до конца суда?..

— Это точно-с… Многие плюнут да и уедут… Что делать-то станешь! Да и то сказать: «На то и щука в море, чтоб карась не дремал…»

— И инженеры что смотрят?..

— Это не их дело, они тут никакого касательства иметь не могут. Инженер заведует участком; ему дают, значит, деньги: «строй», мол… Он работу покрупней сдает подрядчикам, — где ему возиться, рабочих приискивать да с народом возжаться!.. Работы же, которые помельче, те хозяйственным образом производят сами, то есть от себя и рабочих нанимают…

— Ну, и хорошо рассчитывают они своих рабочих?

— Когда как-с… Иной раз ходят тоже по месяцу за расчетом. Опять тоже инженеров в этом винить нельзя. Контора денег не шлет, ну и стой расчет… Много по су­дам кляуз идет!.. Известно, дело коммерческое… И есть между ними, инженерами, доки, я вам скажу. Другой — такая выжига, такая выжига, что и определить невоз­можно… Таким лазарем к подрядчику подъедет; на бу­маге ему примерно смету выложит, на непредвиденные прикинет, всё так хорошо… И заключит контракт… Смот­ришь, подрядчик прогорел… Ну, известно, отместку эту он на рабочих выгадывает…

— А как харчи?

— Ну харч тоже всякий бывает, а больше, то бывает плохо… Случалось, что и рыба тухлая, и капуста про­кислая… от этого, известно, и болезнь идет; опять же по­мещение — землянки; сырость это… Мрут довольно…

— А докторов нечто нет?..

— Дохторов? Известно какие дохтора. Лечут. Гово­рят — тиф. Это кто поглупей из дохторов… А кто посмышленней, тот сам норовит в подрядец вонзиться, либо лесок доставлять, либо песочек возить!.. Соблазнительно всякому…

— И много умирало?..

— Порядочно… Случалось, в лето из двух тысяч ра­бочих человек сто умирало, царствие небесное! Сказы­вают, и больше мрут!

— А больницы?

— Кое-где были; на одном участке ничего себе боль­ница была — инженер-то был человек недурной, а то и так мёрли, без больниц…

— Стало быть, рабочим работа на железных доро­гах заработки плохие дает?

— Сами рассчитайте. Положим, получил он всё сполна, — это выходит в год рублей двести — самое большое. Да ведь дают-то дают по малости, урывком больше, и он ее, эту малость, что от подачек останется, либо пропьет, либо прохарчит, и кончится так, что как рабочий пришел, так и ушел ни с чем. Штрафы да про­гулы!.. прижимка большая!.. Вот оно что-с! Однако, про­щения просим… Станция. Надо поглядеть штукатуров… Мы штукатурной работой балуем!

— Он вас норовит нагреть, а вы его! Он вас, а вы его! Это и называется соорудить железную дорогу!

Так в откровенной беседе, после двух-трех бутылок доброго вина, объяснял мне истинный, по его мнению, смысл железнодорожного дела новый мой знакомый ряд­чик, из грамотеев, слывший за выжигу и пройдоху.

— И если б только мне когда-нибудь получить кон­цессию, — продолжал он, — ну, самую что ни на есть плюгавенькую, просто совсем ледащую, то я бы-с не одну школу, а хоть десять устроил. А эту что ни есть несооб­разную газету «Деятельность» в пятидесяти экземплярах мог бы выписывать.

— Отчего ж вы не хлопочете?

— Отчего? Известно дело, оттого, что связей и руки́ нет. Вот отчего. Эх! хотя бы повертеться около, хоть бы ее, ехидную, за хвост подержать, и то бы враз челове­ком стал!

— Да ведь другие начинали же без ничего?

— Другие!!! Эти другие, милостивый государь, пер­стом отмечены. Это таланты!.. Гении!.. Будь у меня Шлемкина голова, я бы миллионами, — что миллионами, сотнями миллионов ворочал бы! А то и беда, что я не ге­ний… Я просто выжига подрядчишко… Я — будем говорить просто — рядовой, а не полководец. Я стихоплет, а не поэт… А в таких делах надо быть поэтом, творцом… И Шлемка, в своем роде, Шекспир.

Я несколько усомнился.

— Сомневаетесь! Не удивляюсь, потому вижу, что вы не вдумывались еще в эти вопросы… Вот теперь мы с вами смотрим на эту грязную улицу и видим на ней длинный уличный забор… Что мы с вами из него, из этого полугнилого забора, выжмем? Шиш!.. У нас с вами и в мысли не придет выжать из забора что-нибудь больше шиша!.. А эти, перстом отмеченные, из таких заборов вы­давливают рельсы и подвижной состав!.. Понимаете ли музыку?!

— Не совсем…

— Для вас и для меня — это забор, а для него, — не без таинственного благоговения продолжал рассказ­чик, — для него, говорю, это материал для творчества. Он забор сломал и представляет проект из этого самого, плюгавого, забора соорудить какую-нибудь каверзу в виде бульвара с фонтанами для благочиния. И та́к он этот бульвар опишет, что никто против бульвара устоять не может. Оно, конечно, он смажет — предполагается, на смазку денег раздобыл — а там утверждение, одобрение и субсидия… Бульвар готов, фонтаны бьют, благочиние сохраняется, а у него-то, понимаете, у него — очистилось! Понимаете ли это слово? Очистилось двести тысяч или, может, и больше рублей… Вот вам и забор!!.

Я недоумевал.

— А есть у него двести тысяч, это, значит, у него полсвета! Он их в банки прятать не станет. Шалишь! Знаете ли, что он с ними сделает?

— Не имею никакого понятия.

— Он на эти деньги без мыла вонзится в концессию. Первым делом, он у какого-нибудь подходящего чело­века на аренду имение возьмет…

— Да разве это выгодно?..

— Птенец!.. Вы думаете, что он аренду возьмет с целью жить на доходы с имения и погрязнуть в глуши?.. Птенец вы, больше ничего. Он не мещанин… Ему надо простора, жизни, миллионов!.. Он возьмет имение на аренду и скажет подходящему человеку: «Имение ваше — дно золотое… Почем прикажете?» — «Да десять тысяч в год, полагаю, не обременительно». — «Еще бы, ваше-ство, я полагаю, что необременительно». И начи­нает он арендовать. Проходит год, а он вместо десяти тысяч, шлет пятнадцать и объясняет, что «не взыщите, имение, мол, приносит страсти». Проходит еще год, и он высылает двадцать тысяч, объясняя, что-де «урожай сам-пятьдесят — имение — не имение, а вилла Эдем»… Подходящий человек радуется и видит, что имеет дело не с канальей, а с человеком…