Заклание-Шарко - Роман Уроборос

Заклание-Шарко

Роман-пьеса

Роман Уроборос

© Роман Уроборос, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Заклание-Шарко

«Идет-бредет по свету мой любимый Бог,

Идет-бредет и песенки поет,

Но если кого встретит – то сразу убьет,

А так – вполне приличный Бог.

И я ходил по свету, и я песни пел,

Смотрю – навстречу кто-то идет,

Последнее, что я подумать успел:

«Оле, оле, Россия – вперед!»

Соль фа ми (бемоль) ре до си ля си до соль до,

Соль фа ми (бемоль) ре до си ля си до,

Соль фа ми (бемоль) ре до си ля си до соль до,

Соль фа ми (бемоль) ре до си ля си до.

Солнце садится над сибирскими просторами. Петр сидит на балконе своего дома. Он щурится, смотрит на солнце сквозь ресницы. Ему хорошо. Осень. Сентябрь. Рай. Он сидит, ни о чем не думает. Мысли исчезли. Он вспоминает детство. Вся гадость мира, которую он день ото дня употреблял через отверстия своего тела, ушла куда-то, испарилась, улетучилась, да и мир сам изменился до неузнаваемости. «Ушло всё, улетучилось, легкость невообразимая в пространстве разлилась», – думает Петр невесело, и после этой мысли его странной все встало на место. Вспомнил – кто он, зовут его как. Сразу навалились дела, воспоминания разные погрузили его в пространство-время постоянное. Пот покатился по телу горячему. Нога заболела, локоть. Живот заурчал неутешительно. Любка сразу вспомнилась. Глаза-угольки её, ноги безумно-гладко-красивые, грудь, плечи, взгляд детский беззащитно-бл. дский. «Ведьма, сука, ненавижу», – привычная мантра, вот уже четыре года повторяемая, опять всплыла. Начал гнать Любкин святой образ. «Давай лучше об Ольке-Жанне-Вике-Зое», – соломинка начала спасать все отчетливее. Грудь Оли, живот Жанны, крик Вики, стон Зои. «Надо выпить портвейна». Встал, вошел в комнату, наклонился, с удовольствием достал бутылку. Откупорил дорогущей штуковиной, подаренной на день рождения братом-миллионером. «Да, братишка, денег наворовал народных, а мать с днем рождения забываешь поздравить». Бутылка прохладная в руку легла привычно, стакан, дешевенький такой, – сок из него обычно пьют, наполнился прекрасно пьянящей злой жидкостью. Залп. Горячее в кровь, в мозг, в живот. «Ха…» Портвейн обычным своим невесело щемящим, плачущим пламенем пополз. «Только, пожалуйста, ну не звони сегодня Любке, не звони, не звони, не звони! Очень тебя прошу! Я понимаю, прятать телефон бесполезно, даже разбирать на части его, а потом эти части прятать под ковер, под телевизор, даже в шкаф – бесполезно. Все равно потом все находишь, собираешь и звонишь, звонишь, звонишь. И нет, чтобы сказать, люблю мол, жить без тебя не могу – только молчишь в трубочку, сопишь, а то и трубку эту самую бросишь еще до того, как она ответить успела. И вот ведь, идиот, мобильный номер твой определяется, знает она, что это ты, безмозглый истукан, звонишь… Черт, черт, черт! А-а-а-а-а-а». Второй стакан быстро, без эмоций. Взял графин с водой, запил. Водичка холодная оживила сразу, но ненадолго. Третий. «Не любит, не любит, не любит. А зачем она вот тогда…» Половинка стакана. Бутылка летит на пол. «Меня, между прочим, Петр зовут. – Очень приятно. Люба». Две минуты с трудом отжимался на двух руках. Вроде отпустило. «Так, на день рожденья к Василичу ехать надо». Быстро нашел взглядом подарок, купленный вчера и заботливо завернутый в зеленую веселенькую бумажку. Взял его, вышел из комнаты, из подъезда вышел, подошел к машине, открыл дверь и кинул подарок на заднее сиденье, вернулся в дом. Потом побрил очень невеселую, с недобрым взглядом физиономию, одеколончиком с очень неприятным запахом побрызгал на свое тело. Мобильник звонит. «Не Любка. Сто процентов. Вот когда вместе работали – Петр Валентинович, вы сейчас можете говорить, я вас не отвлекаю? … Когда все бросил и в Сибирь уехал – х.й! Ни звонков, ни узнать, как дела, ни поздравлений с днем рожденья. Я, правда, тоже ее с днем рождения как уехал – ни разу не поздравил. Фотографий ее только с десяток на стены налепил. Фотографии – слов нет! Какая же она красивая… каждую ночь снится, уже на протяжении четырех лет. Писем ей с признаниями в любви написал с десяток, наверное. И ни одно не отправил… У-у-у-у-у-у».

ЗОЯ. Привет, Петенька!

ПЕТЯ. Привет, заинька!

ЗОЯ. Я должна тебя сегодня увидеть, зайчик мой!

ПЕТЯ. (Тихо себе под нос). Зайчик прыгает по полянке, ищет морковь. (Громко). Зой, извини, сегодня не получится. Я к родителям обещал заехать. Я у них уже два месяца не был. Мать обижается. Поужинаю у них, и спать там останусь. А до этого загляну минут на тридцать к Василичу, с днем рождения его поздравлю. Не грусти, зайчик мой, на следующей неделе обязательно встретимся.

ЗОЯ. Тогда мы сегодня обязательно увидимся. Я тоже буду на дне рождения.

ПЕТЯ. Одна или с кавалером?

ЗОЯ. С кавалером.

ПЕТЯ. Во как. Слушай, у меня вторая линия бьется. Вечером тогда увидимся, поговорим.

ЗОЯ. Я тебя целую. Зайчик мой.

ПЕТЯ. Я тебя тоже, пока.

«Вот если бы Любка мне позвонила и сказала: «Я хочу к тебе приехать, мальчик мой!» Что бы я ответил? Я бы ответил: «Да, приезжай ко мне, любовь моя, я так долго ждал…»

Опять НеЛюбка.

БЛЭК. Привет. Ты к Василичу на День Рождения едешь?

ПЕТЯ. Хороший вопрос. Как ты думаешь, что должно случиться, чтобы я не поехал?

БЛЭК. А где он его праздновать будет?

ПЕТЯ. В центре Евразии. (Смеется). На заводе закрытом мистическом. Да. Который он так опрометчиво купил. Он там собрался как-то все очень модно устроить. Молодежи будет много, ди-джеи какие-то немецкие, «Айн, цвай полицай» там… вообще, все как он любит – с размахом… ну там, Ленка с подругами ….

БЛЭК. Понял… Адрес дай!

ПЕТЯ. Какой адрес? Едешь до поворота на «Золотые ключи», только не поворачиваешь, а едешь прямо и упираешься в завод. Ты как будто не здесь родился.

БЛЭК. ОК! Слушай, а ты позавчера Вику-то эту трахнул?

ПЕТЯ. Да.

БЛЭК. Ну, и как она?

ПЕТЯ. Все как обычно. Ничего выдающегося.

БЛЭК. Ты с ней или с Зоей приедешь?

ПЕТЯ. Нет, я один. Там новая подружка Ленкина будет – очень перспективная дамочка. Зоя и Вика сами приедут.

БЛЭК. Ладно, до встречи. Рад был слышать.

ПЕТЯ. Пока.

Солнце багряно-страшное садится уже над страной любимой. Петр сел на пол, глаза прикрыл. «Люблю это время года, больше всего на свете люблю быть в это время года в этом месте, несказанно страшно-сладко мне становится в это время, энергии невероятные, дрожь по всему телу с утра до ночи, сладко мне, Любочка, золотой мой человечек любименький, пусть у тебя все хорошо в жизни будет, счастье мое ненаглядное». Красно-желто-зеленые деревья мрачные погружались в теплую синь. Не видно солнца, уже последние лучики цепляющиеся от него исходят. Петр начал засыпать.

«Папа, папа, слышишь, гудит так у-у-у-у-у». – «Нет, доченька, не слышу». – «Это смерть».

АНАТОЛИЙ. На самом деле разницы между «Пепси-колой» и «Кока-колой» никакой нет. Вот если тебе глаза завязать и поставить две банки – одну с «Пепси», другую с «Кокой» – хрен ты различишь где «пепси», где «не-пепси». Это, на самом деле, и есть знаменитый англо-американский развод. У них там один хрен тори-мори, демократы-республиканцы, – разницы никакой, названия разные, а ничего не меняется. Всегда одно и то же. Однако, гандоны, мотаются по всему миру и рассказывают, суки, как всем жить надо. К нам, бл. дь, лезут со своими советами: тота… тоталитаризм возвращается, свертывание демократии, свободы нарушаются. Да пошли они на х.й, козлы! Сидите там, в Америке своей гребаной, в Англии, а к нам в Россию не суйтесь! Мы без вас, ослов, разберемся, как нам здесь жить, кого выбирать и как свои бабки здесь распределять! Мы еще Америке этой покажем – как к нам лезть, как подводные лодки наши топить! Не учите нас жить. Ну, вот так как-то все.

АЛЕКСЕЙ. Ладно, Вась. Не заводись. Вроде не пил.

АНАТОЛИЙ. Да обидно, Вась. Ну, чего они до нас докопались – президент им наш не нравится. Мне нравится – самое главное. Я за него голосовать ходил, мне Россия нравится, а америкосы на х.й пошли! Вот так как-то…

АЛЕКСЕЙ. Ладно, Вась, давай о деле.

АНАТОЛИЙ. (Тяжело вздыхает). Боюсь я, Вась. Там в итоге пятнадцать—двадцать трупов будет. Бойня прям, и – не самых последних людей в городе. Замять нереально. Из Москвы сто процентов следственная группа приедет, копать будут, каждый миллиметр под лупой рассмотрят. Нас с тобой закроют сразу. Вот так как-то.

АЛЕКСЕЙ. Уан миллион долларс.

АНАТОЛИЙ. Чего?

АЛЕКСЕЙ. Миллион долларов.

АНАТОЛИЙ. Ну да. Ну да.

АЛЕКСЕЙ. Мы потом америкосов этих застрелим. Не ссы. Скажем, что мы за бухлом поехали. А потом вернулись, а эти идиоты людей режут, на нас прыгнули, ну мы их и…

АНАТОЛИЙ. Ладно, Вась. Расскажи снова. Только медленно.