Веко - Андрей Ильенков

Веко

Андрей Ильенков

Издательский дом «Выбор Сенчина»

© Андрей Ильенков, 2017

ISBN 978-5-4485-3782-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От себя

Книга «Веко» была составлена летом 1991 года. Подразумевалось, что в нее войдут лучшие стихи, написанные к началу того года. Я как составитель сразу взял несколько круто в сторону от себя как автора, и тогда в этом действительно усматривалось нечто шизоидное, ведь дело не ограничилось простым раздвоением личности. И заранее условленное число стихотворений (сто двадцать пять как осьмушка от тысячи положенных быть написанными), из которых было готово в лучшем случае полсотни, и то далеко не лучших, и неслыханная доселе в русской поэзии жесткость в последовательном развитии сюжета, – все это было немного чересчур, немного больше, чем дань знаку Девы.

Общий смысл был таков: некий юный живописец, А. Ильенков, рвется не столько к славе, сколько к собственно таланту. Зрение героя обостряется, и он, оставляя по ходу эскизы, наброски и готовые холсты, все шире раскрывает глаза. Этого оказывается недостаточно, и он, представьте себе, отрывает себе веко. Следует краткая вспышка света, особенно замечательная своей краткостью. Бред какой-то.

Рукопись была отдана Средне-Уральскому книжному издательству (СУКИ) на рецензию, и вскоре рецензент навсегда с нею исчез. По словам главного редактора, это был первый случай в истории издательства. Я испытал сильное мистическое переживание и летом 1993 года приступил к реставрации книги. Возникли трудности. Во-первых, имелся лишь один экземпляр машинописи (эстетическому чувству претило низкое качество даже второго подкопирочного экземпляра); он-то и исчез. Во-вторых, там имелся ряд ранних стихов, впоследствии автором переработанных, и иногда весьма радикально – так, что от первоначального варианта оставался только стихотворный размер, а иногда и тот менялся. Работа велась на различных мятых бумажках, которые после перепечатывания летели в печь. Потом многие говорили мне, что они об этом думают. Я знаю.

Вторая редакция книги содержала, в сущности, совсем другие стихи, чем первая. А коли так, то ее объем и композиция тоже претерпели изменения. Двадцати шести лет я стал не в пример умнее, нежели был двадцати трех, и счел громоздкую и жесткую композицию первого «Века» декадентством едва ли извинительным. Книга похудела, ее патолого-живописная специфика смягчена умиротворенными и общедоступными картинами умирающей природы, общества и мышления. Поэтому отпала необходимость перед каждой главой ставить подробный прозаический комментарий в духе «Новой жизни», а если подумать, то «Земли в снегу». Сам эпизод отрывания века исключен из книги как садистский. Собственно ее можно было и не называть «Веко», но она была уже как бы гвардейская, и ей присвоено имя геройски затонувшей первой версии.

К тридцати шести годам я не очень поумнел по сравнению с двадцатью шестью, и решил – умри, Андрей, лучше не сделаешь! Однако я на всякий случай еще раз переработал рукопись и до кучи заново переписал все стихи. Так что теперь, если бы найти две первые редакции, можно было бы печатать «Веко», «Веко-2» и «Веко-3» как три самостоятельные. Думаю этим со временем заняться.

Заниматься этим раздумал. Хватит переписывать историю! Появилась вероятность, что книга вскоре выйдет. Но вовсе не в серии «Литературные памятники», как все, наверное, думали.

«Я шел за любовью из кухни протеста…»

Детский ад

«Я встал сегодня как обычно…»

Я встал сегодня как обычноИ замер, выглянув в окно:Трещал мороз и мелодичноСтальное пело полотно.

Таинственной исландской дымкойПоверх бетонного мостаПарил мой город невидимкой,И как казалось – неспроста:

Ему являлась чья-то милостьЧаса в четыре или пять,Но ничего не изменилосьИ люди продолжали спать.

Когда ж проснулись – было тихо,Быть может, только в вышинеЕще последняя шутихаВ искристый рассыпалась снег.

Спектакль от зрительного залаЗакрылся занавесом дня,А мне до вечера казалось:Там было что-то про меня…

«В эту ночь не уместиться…»

В эту ночь не уместиться,Даже если сгорячаПрокричать печальной птицей,Плоть из форточки меча.

Ночь душна, и все единоНе вместиться в этот пруд,И тебя, как Буратино,Волны в кружечке несут.

Вот и звезды догорели,Скоро дворник БерендейЗакричит: «Офонарели,Накидали тут людей!»

Ночь как печь, уже ученый,Что ж ты медлишь, Колобок,На лопате закопченой,Черенок тебе в лобок!

Может, это не о смерти,А совсем наоборот?Но попробуйте проверьте —Вдох зашкаливает рот.

Стрядания

Шестнадцать лет. Пушковый ленПунцов до кончиков волос.На десять жизней навлюблен —И ничего не довелось.

От ванны до саванны – шаг,И кафель из электроплит,И я, противный, как ишак,С тоской из зеркала глядит.

И нет спасенья от жары,Как только шторы до темна,Пока внизу от кожурыОсвобождается весна.

Познай их, лежа на боку,И вновь умри от маеты,Пока внизу они в сокуИ беспризорны, как цветы.

И я не трус отнюдь, но чутьУвижу смуглый локоток,Меня стегает плетью ток,И я умру, увидев грудь.

Я душной ночью городскойПарю над мерзостью мирской,На подоконнике молясьПри двух свечах бессонных глаз.Глухая ночь, давно бы спать,Но снизу снова чью-то мать,И хулиганочка однаИдет-бредет, пьяным-пьяна.Окурок пишет полукруг,И спотыкающийся стук,Трикратным эхом разносим,Сменяем шорохом босымНеверных ног… О, я, как гад,Обняться с ними был бы рад!Сейчас бы – трезвый, сильный вор —Я мог спуститься к ней во двор…И с этой жуткою мечтойЯ укрываюсь с головой.

А утром пыль еще хранитСледы вчерашних аонид,Любой свидетельствует – явь!А сколько их не вижу я!

Но новый день уже горит,И, не влезая в габарит,Пылает солнце надо мной,И все красивы до одной.

Оккупация

1.

Месяц барашком с завистью вниз,Там за рубашку глупый повис.

Карты кварталов в крапе огнейКапают талым, хочется к ней,

Хочется счастья, в пах головой,В теплые части, клей тыловой.

– Ви поиграем в шутку кричать:Щас вас пымаем, тит тфою мать!

2.

Фриц на охоте, он не космат.Людям охота ходы размять.

– Месяц, бедняжка, что там завис?Звать меня Машка, ехай на низ!

Месяц заплакал звездами, ноЗвезды – заплаты на домино.

Наглая Нюрка, пьяный гараж.Тихо в дежурке хрусть карандаш.

Сенокос

Сияет солнцем сталь литовки,Клинок как бритва шепеляв.И смерть свистит, всекаясь ловкоВ колени толстомясых трав.

Они от горести кричали,Зрачком метался узкий бог,И только голени торчалиЗеленой щеткой из сапог.

Окрест газона, изнывая,Асфальт по руслам улиц текИ раскаленные трамваиСкакали с гиком наутек.

А дирижер махал неслабо!За ним, с прожорливым мешком,Одна понятливая бабаСтояла крепким босиком.

Весна

Все сильнее греетСолнце с каждым днем,В небе утро реетМраморным огнем.Пламенем объята,Выстрелит печаль —Жутко и приятноВздрагивает даль.Завтра – с юга ветер,Оттепель, и больЖить на этом свете,На одном с тобой!Губы любят скупо,Очи – горячо.Я ли – этот глупый,Дышащий в плечо?

«Иду по листьям будто…»

Иду по листьям будтоиду по облакамчтоб к осенью обутымприпасть твоим ногам

лицом в закат унылыйногами на востокназвать своею милойтраву и водосток

как съемка из подвалаи пленку засветивдва кожаных овалауперлись в объектив

«Вот две копейки – простая медяшка…»

Вот две копейки – простая медяшкаВ зимние улицы гонит из дома,Крутится-вертится диск неваляшка,Сладко под ложечкой сводит истома,

В уши стекло надувает мозаикаЖелтых огней «Жигулей» и метели,Сердце мое, словно пойманный зайка,Серенький, в ужасе скачет по телу.

Что я окажу тебе – странно и вечно:Маленький Кай и его королева,Разве ты можешь быть так бессердечна,Если услышишь простые напевы?

Что же ты, глупая сволочь, не видишьКак я люблю тебя тая, страдая?!Ты ли обрадуешь, ты ли обидишь,Господи! Дай, чтоб попал не туда я!

Прощание