Авария - Феликс Дымов

Феликс Дымов

Авария

Не трожь человека, деревце,Костра в нем не разводи.И так в нем такое делается —Боже, не приведи!

Шоссе было чисто выметено воздушными подушками скудов. Лишь случайно занесенный ветром листок иногда запутывался в мантии, долго полоскался в ее бахроме и с сухим щелчком вылетал с задней струей. Скуд обтекаемо шелестел над лентой глазурованного асфальта, и только лезвия крыш среди деревьев, убегая, неназойливо напоминали о скорости.

До Гатчины смотреть было не на что: размытые черно-белые вертикальки леса подступали близко и однообразно, как полосы декоративной «ландшафтной» ткани. Чтобы отделить березы от сосен или выхватить один какой-нибудь ствол, Арсен быстро переводил глаза, а потом давал взгляду отстать. Но и это развлечение вскоре наскучило. Арсен отвернулся от дороги, в который раз за сегодня извлек из папочки дроботовское письмо. Ох уж этот Петр Дроботов! Сумел-таки дернуть какую-то струнку в душе. А кажется, ко всему уже привык, не расшевелишь…

Неожиданно скуд взвизгнул, ткнулся брюхом в шоссе. Толчок швырнул вперед, упругое лобовое стекло без удара натянулось, бросило обратно на сиденье, и некоторое время еще Арсен ошеломлен-но тряс головой. Шофер Коля вышел, каблуком постучал по кожуху компрессора. Приподнял мантию, под которой бессильно шипела слабенькая струйка воздуха. Сплюнул.

— Все. Скис.

— Долго простоим?

Коля сдвинул кепочку на затылок, губами достал из кармашка на груди узкую бездымную сигаретку, повернул на луч стеклышко солнечной зажигалки:

— За последний год, Арсен Даурович, я имел две пятиминутные аварии. По теории вероятности, эта часа на три.

— А ты знаешь, куда мы едем?

— Вас, наверно, женщины любят, шеф?

— С чего ты взял? — опешил Арсен.

— Не мучаетесь избытком тактичности. Плохой бы из меня получился шофер, если б я был не в курсе дел своего начальника.

— Ты мне этот психологический практикум брось. Признавайся, сколько стоять будем?

— Законы статистики неумолимы, Арсен Даурович. Но за сорок минут, пожалуй, управлюсь.

— А что я скажу Дроботову?

— Подождет ваш Дроботов, больше ждал. Прогуляйтесь вдоль шоссе, пока я мотором занимаюсь. Подышите загородным воздухом. Засекайте время!

«И правда, чем здесь маяться», — вяло согласился Арсен, ступив на стеклянно блестящую полосу глазурованного асфальта. Коля включил домкраты, аккуратно расстелил куртку и полез под скуд. Ворчание его еще некоторое время догоняло Арсена:

— Не понимаю, за какие грехи машину колес лишили? Раньше спиной уперся — и катись, милая! Под горку еще б придерживать пришлось. Прогресс, туды его в мантию…

Шоссе по веселому пологому мосту перебежало извилистую речушку, удачно отвечающую своему певучему названию Оредеж. Колин говорок становился все более неразборчивым. Солнце, отражаясь от асфальта, слепило глаза. Только теперь заметив, что так и несет письмо в руке, Арсен сунул его в карман, разулся, поставил босоножки на обочине так, что их нельзя было не увидеть из скуда, спустился по откосу. До самой травы ногам было непривычно колко, и,выбирая место для ступни, он шагал осторожно, не в полную силу. Берег был по-хорошему заброшен: сухой невытоптанный склон издалека валился в реку, вспенив перед кромкой воды неширокую полоску ослепительно чистого песка. Вверху удрученно обозревала местность привязанная к колышку коза.

Поддернув брюки на коленях (скорее по старой мужской привычке, чем из боязни вспузырить немнущуюся ткань), Арсен уселся на траве. Над головой закружились две желтые бабочки-капустницы и одна траурница с черной каймой на крыльях. Подражая взмахам крыльев бабочек, задрожали перед глазами листья тощей осины.

— Чего дрожишь, глупая? — помимо воли спросил Арсен. И поморщился, уловив в интонации фальшь.

Собственно, если б осина не дрожала, он вообще не признал бы ее, не отличил от тополя или там от липы. И это — невзирая на должность: референт по общим вопросам Ленинградского комитета Природы. Впрочем, чему удивляться? Как и все горожане, он только по выходным вырывается на волю и торопливо восхищается: цветочки, воздух! А воздух теперь и в городе степью отдает, дыши — не хочу. Усилиями их комитета гарь и пыль повыветрились с улиц, из двигателей изгнан бензин. Заводы работают на замкнутом цикле, без выброса отходов в окружающую среду. Памятником варварским технологиям оставлены две дымовые трубы с мертвыми заглушками: по праздникам для имитации работы из них гонят в облака подкрашенный пар. Конечно, до взморья или до соснового бора городу далеко, пахнет все-таки перегретым камнем. Но всему свое время. Наладим и озоновую атмосферу. Вот освоим в следующем году хлорофилльные краски для стен, тогда и с сосновым бором потягаемся. Переезжай к нам, Петр Дроботов, не пожалеешь… Хотя ты ведь не захочешь из деревни, а?

Осина застенчиво поджимала к стволу реденькие ветки и продолжала дрожать, «Зря, глупая!» — неожиданно для себя чужими словами подумал Арсен. Больше того, чуть не произнес вслух, И еще подумал, как хорошо лежать под пристальным серо-синим небом, вспугивать разноцветных стрекоз и следить за их чуткими зигзагами. А ведь не довелось бы, не будь счастливой аварии со скудом, а еще раньше — дроботовского письма. Может, и не стоило сломя голову мчаться на этот сигнал, тем более с уговорами отказаться от претензий. Но ведь жалобщики, как правило, на одной инстанции не останавливаются. Настырный народ!

Арсен мысленным усилием вызвал из памяти синий конверт. Конверт как живой возник перед взором. На лицевой стороне картинка: с вершины низкого наклонного постамента возносится настоящий истребитель-перехватник, давно отлетавший свое и списанный по случаю всеобщего разоружения в лом. Из кабины истребителя выглядывают две счастливые детские мордашки: к безмерному восторгу ребятишек, самолеты не уничтожают, а пускают на игрушки, вон их даже почтовики увековечили. Рядом с яркой картинкой адрес не смотрелся, Крупными буквами, мельчающими и изогнутыми у края конверта вниз, было выведено: «Ленинград. Смольный. Главному специалисту по лесам и живности». Это, значит, ему, Арсену…

Ленясь вынуть письмо из кармана, Арсен так же мысленно раскрыл конверт, достал вырванный из школьной тетрадки листок в клеточку. Тот же почерк длинно и чуть истерично вещал о том, что «председатель колхоза Громов Олег Михайлович придумал покрыть поля бетонной сеткой, соединить с правлением все бригады, Дунькину фабрику и хренные палисадники и приобрести 50 винтороллеров. Чтоб все перевозки делать только по воздуху. А на саженцы древовидной конопли ему наплевать, и на юннатский кротовый заповедник тоже. А особенно жаль рябинку, посвященную геройски погибшему гвардии рядовому Кузьминичеву, и ту березку-трехстволку, которую мы еще мальками сажали с Машей Тениной и Горькой Коноваловым. Но самое главное, бетон начнет почву выжимать, деревья и кусты заоблачут, оголят корни и пожухнут. Председателево сердце не болит по всякому растению и летучести. А они тоже для красоты настроены…