Уроки добра - Сергей Гончаренко

С. Гончаренко, А. Гончаренко

Уроки добра

В неглубокой впадине среди гор с самого утра собралось больше сотни боевиков, чтобы в это воскресное утро развлечься собачьими боями. Но потехи не вышло. Из трех собак, захваченных у противников, ни одна не смогла оказать достойного сопротивления волкодавам, повсюду сопровождавшим отряд боевиков полевого командира Кифаятуллы. Ну, где уж им… Две овчарки и водолаз. Разве это бойцы, которые могут сражаться на равных с волкодавами, расправлявшимися даже с волками и медведями… Никакого сравнения…

Первая овчарка погибла почти сразу, как только ее схватил любимец командира — Кянды. Он лишь пару раз трепанул ее, захватив клыками за шею там, где она соединяется с черепом, и позвоночник овчарки не выдержал. Собака даже не взвизгнула. Еще проще выглядел «поединок» могучего, кудлатого Аслана с водолазом, который просто бросился бежать от кошмарного чудовища, с ревом несущегося на него. Только последняя собака, хоть и была самой маленькой из всех, — все же обладала достаточным мужеством, чтобы не побежать, а начать бой и прокусить рыжему Хану предплечье. Но потом Хан схватил овчарку за горло и бой быстро закончился.

Возбужденные, хотя и слегка разочарованные зрители огласили воздух победными криками и канонадой автоматного огня.

— Так будет и с неверными! Смерть урусам!

Солнце палило нещадно. Казалось, тяжелые волны жара обрушивались на головы людей и животных. Вершины гор, ярко белевшие невдалеке, так ослепительно отсвечивали, отражая лучи солнца, что их отблески словно бы пронизывали все и вся вокруг. Наверное, даже камни и песок источали этот горячий и всеподавляющий зной. Скоро полдень. Кифаятулла презрительно прищурился, плюнул себе под ноги и отвернулся.

— У этих шакалов даже собаки не лучше дохлых жаб. Выбросите этих тварей подальше, чтоб я их не видел, — злобно прохрипел он.

Двое или трое подчиненных бросились выполнять приказ командира.

Главный советчик и заместитель командира — кривой Гасабкули — слегка похлопал в ладошки и сказал:

— Сегодня нужно перейти в другое место. После обеда их вертолеты вылетят на разведку и Урус-Шайтан может засечь наши огни. Прикажи собираться.

Кифаятулла коротко кивнул и громко крикнул:

— Всем собираться! Через два часа уходим!

Дисциплина в этом отряде была такой, что ей могли бы позавидовать многие части регулярной армии федерации.

Валерий Васильевич Верхов, капитан подразделения ОМОН, в шутку прозванный друзьями «три-вэ» или «вэ в кубе» (по инициалам и в качестве признания его достижений в боевых искусствах — «великий воин вьет-во-дао») и получивший в награду за подвиги от боевиков кличку «Урус-Шайтан», поднял голову и внимательно посмотрел на перевал. Где-то там находится, а скорее всего передислоцируется, причем, постоянно и, с точки зрения времени и направления — хаотично — банда проклятого Кифаятуллы. Одного из самых жестоких и непримиримых полевых командиров. Говорят, что Кифаятулла — пакистанец, учился в Киеве, а в аспирантуру поступил аж в Оксфорде. Но точно этого не знал никто. Его отряд, состоящий из таких же головорезов, как и он сам, то разбивается на мелкие группы, по семь-десять боевиков и растворяется в горах и ущельях, то собирается в единый кулак в определенном месте и наносит новый удар по войскам федерации. Сколько раз уже «феды» считали, что его отряд окружен, разбит или рассеян, по крайней мере, но неуловимый и неистребимый, он вновь и вновь проявлялся в другом месте, где его совсем никто не ждал. Ситуация осложнялась еще и тем, что в рядах банды Кифаятуллы, по слухам, сражалось несколько бывших сотрудников правоохранительных органов и служб безопасности Республики, и самое неприятное, что среди них вроде бы видели кривого Гасабкули, в прошлом возглавлявшего аналитический отдел СБ Республики. С таким врагом нельзя было не считаться. Недаром эта банда нанесла наибольший урон федералам в своем регионе, сама почти не понеся потерь. Поэтому подразделение Верхова и перебросили на данное направление. Усиленная рота истребителей боевиков. Непримиримых. Усиленная. После тяжелейших боев на северных окраинах Республики ее уверенно можно называть — ослабленной ротой. Из каждых 3-х снайперов остался, в лучшем случае, один. В каждой группе захвата из семи штатных бойцов теперь не более пяти. А в основном — меньше. И так далее, так далее, так далее…

«Три-вэ» тягостно вздохнул, покачал головой и направился в штабную палатку. Через несколько минут он отдаст приказ вертолетчикам на очередной облет ущелья и перевала, хотя от этого почти никакого толку, кроме вреда. Увидеть боевиков практически не удается, а они обстреливают вертолеты из укрытий. И еще как обстреливают… Только на прошлой недели он сбили двоих, а что будет сегодня? И что обидно, сбивают вертолеты они не только «стингерами», но уже и нашими родными «стрелками»! Гады!… Хотя что…, и мы пользуемся трофейным оружием без малейшего зазрения совести. Кроме того, не исключено, что у боевиков есть лазутчики среди наших… Да что там, любой мальчишка из ближайшего селения расскажет все «своим» о нас и наших действиях… Не отлично… Совсем не отлично… Дерьмо просто настоящее…

Еще одно обстоятельство несколько беспокоило «три-вэ». Полчаса назад он получил шифрограмму, с вызовом в штаб дивизии. Причины не объяснялись, но ничего хорошего от внезапных вызовов в штаб он не ждал.

— Леша, ну че там нового слышно? А? — спросил он у стрелка-радиста Алексея Шагина, который только что закончил сеанс связи со штабом.

— Да ничего нового, Валерий Васильевич. Только почему-то снова передали приказ Вам явиться в штаб дивизии. К чему бы это? — задумчиво переспросил радист.

— К дождю! — буркнул «три вэ», повернулся и пошел собираться в дорогу.

Грустные глаза Карин неотрывно смотрели на Эндрю, стараясь запомнить его во всех деталях. Эндрю уезжал в составе миссии ООН в далекую и страшную, уже ставшую почти легендарной Закавказскую республику. Ничто не смогло убедить Эндрю отказаться. Какие только доводы ни приводила Карин, какие примеры ни находила, чтобы переубедить его и не отпустить туда, в страшное пекло ада, каким представлялась ей та страна. Все было напрасно. Эндрю, спокойный и уравновешенный, всегда веривший в разум и разумность людей, даже не обсуждал с ней эту тему. Только сказал однажды:

— Я пообещал. Меня там ждут и я им нужен. Пойми другого решения для меня теперь просто не существует.

Вот так. Дискуссии не получилось. Карин переплакала и передумала уже все на свете, в душе почти похоронив Эндрю заранее. До отъезда оставались всего сутки. Двадцать четыре часа и самолет с Эндрю и Варом взлетит из аэропорта Гатвик рейсом на Вену, где назначен сбор членов Миссии. И оттуда уже прямо к месту назначения. Последние несколько дней она лишь пыталась убедить его не брать с собой собаку.

— Пожалей хотя бы его. Ну зачем его тащить на смерть, он-то никому ничего не обещал. Оставь его мне.

— Он поедет со мной просто потому, что он мой друг и защитник. Он всегда ездит со мной. И потом, без меня он умрет. Да и ты его не сможешь удержать, не дай бог что-то случится. Так что и эта твоя просьба неосуществима. Прости, милая.

Эндрю крепко прижал голову Карин к груди. На несколько мгновений они застыли, думая каждый о чем-то своем. Эндрю уже всеми мыслями был где-то там, в том незнакомом и грозном краю, где ежеминутно рвались снаряды и свистели пули, где почти ежечасно гибли люди. Не может быть, чтобы этот кошмар нельзя было остановить… Что-то хоть надо бы сделать… Карин же думала совсем о другом: о том, что Эндрю слишком ответственен для того, чтобы менять свои решения, о том, что маленькая Алекс теперь может вообще остаться без отца, о том, что это и счастье ее и несчастье одновременно — жить с таким человеком…

Могучий и крепкий пес, стоявший рядом, внимательно смотрел то на одного, то на другого. Он понимал, что они с хозяином уезжают, как это бывало и прежде, но никогда их отъезд не сопровождался таким плачем. Что-то тут не так. Придется быть на чеку…, хозяйка слезы лить зря не станет. Не тот характер.

Маленький Зия крепко-крепко прижался головой к холке огромной лохматой собаки, обнимая и лаская ее.

— Лани, моя… Красавица…

«Красавица» была взрослой и свирепой сукой кавказского волкодава. Ни от одного человека на свете она не стерпела бы подобного фамильярного обращения. Даже дед Зии, настоящий хозяин собаки — старый Хамит-ага — и тот никогда не позволил бы себе такого. Лани, словно бы вопреки своему нежному имени, отличалась на редкость злобным и неукротимым нравом, за что очень ценилась пастухами-скотоводами. Она была дочерью знаменитого Ломы (Льва), одержавшего десятки побед над волками и совершившего множество подвигов, защищая хозяина и его семью. И Лому и Лани неоднократно пытались выкупить у Хамит-ага, но старик был непреклонен. Лому даже пытались однажды выкрасть от хозяев, но похитители горько поплатились за эту свою глупость. Лома не только не дал попасть в себя ампулой со снотворным, мечась по загону, но и умудрился схватить одного из воров, неосмотрительно наклонившегося над оградой. Рука вора осталась висеть на одном-единственном сухожилии, а второй вор, полезший вытаскивать товарища, вообще лишился уха и правой щеки. Лома убил бы обоих, не выскочи на шум старый Хамит-ага… Недаром Лома вел свой род от легендарного Топуша.