Крылья для землянки - Лина Люче

Лина Люче

Горианские истории.

Крылья для землянки.

Пролог.

Межпланетный корабль «Черная звезда», орбита планеты Земля, 12 ноября 2000 г.

После стабилизации корабля и проверки работы всех маскирующих систем, команда собралась в большом спортивном зале, чтобы узнать от руководства подробности предстоящей работы.

Сообщение командира о том, что в операции примут участие всего пять человек, вызвало разочарованный вздох у младших офицеров. Каждый из них мечтал после многодневного перелета хотя бы одним глазком посмотреть на чужую планету, однако с одной стороны, для эвакуации нескольких землян много народу не требовалось, а с другой — чем меньше офицеров, особенно неопытных, спустится вниз, тем меньше риск.

Когда командир спецподразделения, самый главный и самый грозный человек на корабле, закончил давать распоряжения и вышел из зала, все обступили капитана, Дейке эс-Хэште, надеясь услышать что-нибудь обнадеживающее. Каждый член команды знал, что капитан всегда организует какой-то пряник в дополнение к командирскому кнуту, и надеялись уговорить дать разрешение на вылазку.

— Город вы не увидите, мне жаль, — сразу покачал головой Дейке. — У нас режим полной секретности, и рисковать просто так недопустимо. Но в последний день все прогуляются пару часов в безлюдном месте, договорились?

В ответ прозвучал нестройный хор одобрительных восклицаний — большинство офицеров понимали, что и это не обязательная часть программы, за которую стоит поблагодарить.

Когда эс-Хэште покидал зал, от группы младших отделился один офицер, отличавшийся особой худобой и подростковой неуклюжестью. Он бросился следом:

— Пап, а что, если вы не найдете среди землян телепатов?

— Не думаю, что не найдем, — на ходу бросил капитан, не глядя на своего отпрыска. — Все данные говорят, что они есть, и их не так уж мало.

— Я посмотрел, что в том городе, куда вы собрались, очень холодно. А что если…

Резко остановившись, капитан развернулся и пронзил сына крайне недовольным взглядом:

— Я не помню, чтобы разрешал тебе копаться в моих документах.

— Я случайно увидел, — ответил юнец, нисколько не смутившись. — Ты же сам меня позвал ужинать в свою каюту.

— Возможно, я сделал ошибку. Не вздумай сказать хоть кому-то — подставишь меня перед командиром.

— Я же не идиот, — обиделся юноша.

— Ладно.

Капитан развернулся и пошел по коридору дальше.

— Пап…

— Меркес, возвращайся в зал и приступай к тренировке, у меня нет времени. Вечером поговорим, — отрезал капитан. Его огромная крылатая фигура скрылась в направлении зала управления, а молодой офицер с разочарованным вздохом развернулся и побрел к спортивному залу. Заниматься упражнениями, набившими оскомину, делать все, что обычно, было просто невыносимо, когда в каждом иллюминаторе виднелась вожделенная голубая планета — первая чужая планета в его жизни.

Лиска. 13 ноября 2000 г, Москва.

Тот вечер выдался очень холодным и темным. Один из самых мерзких дней в году, в середине ноября, когда сыро и промозгло, когда с улицы старались исчезнуть даже собаки, забившись в какой-нибудь теплый и сухой угол — выпадал на ее день рождения. Который в этом году отчаянно не хотелось праздновать. Она и не собиралась.

Настя, ее подруга и по совместительству личный психолог, вчера предложила отличное решение. Точнее, оно казалось отличным до тех пор, пока Лиска не попыталась его осуществить.

«О’кей. Тебе паршиво. Я не собираюсь убеждать тебя, что все хорошо», — поспешно добавила она. Убедить бы и не удалось: за одну неделю она умудрилась потерять работу и кошелек. Кошелек со всеми деньгами, которые выдали ей в качестве расчета. И теперь все ее состояние составляли триста шестьдесят восемь рублей, раскопанные в карманах прошлогоднего пальто, и пять тысяч, одолженные Настей. Кому еще так везет накануне дня рождения?

«Но ты ведь знаешь, что всегда есть кто-то, кому хуже», — заметила ее подруга. Лиска подняла одну бровь, затянулась сигаретой и уставилась на подругу без малейшего энтузиазма: «Это мало успокаивает».

«Это — нет, — спокойно согласилась Настя. — Но иногда успокаиваешься, когда поможешь кому-то. Потом, я читала, что если сделать доброе дело в день рождения, то весь год потом будет везти».

Сначала Настины слова не вызвали особого энтузиазма: ей самой хотелось, чтобы кто-нибудь помог. Но потом, уже ночью, закрывая глаза, Лиска смягчилась и подумала, что в этом есть смысл. Чем прийти после учебы домой и тосковать, лучше было сделать что-то необычное. Хуже никому не будет, даже наоборот. А если этот кто-то, нуждающийся в помощи, скажет спасибо, будет хотя бы приятно.

Наутро, без всякого настроения, она поднялась с кровати и долго ходила по квартире, пила кофе, читала, посмотрела старую комедию. А потом решила все же прогуляться — действительно попробовать найти кого-то, нуждающегося в помощи. Может, вечером на улице не так много людей.

Бог знает сколько недель подряд — она уж и со счета сбилась, Лиска не выходила из дома в выходные. Заедала книги шоколадом, играла в бессмысленные игры на компе, смотрела телевизор. Она почти ни с кем не дружила, кроме Настасьи. Наверное, ее можно было назвать социопатом.

От людей у нее болела голова, их было слишком много везде: в транспорте, на учебе, на работе. Большинство окружающих всегда слишком громко говорили, они словно требовали к себе внимания, даже когда обращались не к ней, и это ужасно раздражало. Эмоции других людей били по нервам, причем как хорошие, так и плохие. Когда рядом кто-то взрывался хохотом, она инстинктивно отступала в сторону, и иногда ей хотелось, чтобы все просто заткнулись. Просто заткнулись бы все до одного, чтобы наступила благословенная тишина.

Если это психическое заболевание, то его стоило скрывать, Лиска это понимала. Поэтому она никогда не высказывала своих эмоций вслух, не говорила о них даже подруге, и никто не знал о том, с каким облегчением она закрывала изнутри дверь своей квартиры в пятницу вечером, когда большинство коллег и сокурсников спешили на вечеринки. Сама она с ужасом отказывалась от всех приглашений на какие-либо тусовки и дни рождения. Ведь каждый час выходного дня ценен тем, что его можно провести в тишине, дома.

Ее ставку помощника нотариуса в конторе сократили — можно было утешаться, что не она тому виной, но Лиска знала, что работала последние месяцы плохо. У нее опустились руки после расставания с Лешкой. Она давно полагала, что ей никто не нужен, но это не то же самое, что чувствовать собственную никому не нужность. Ощущение беспомощности и никчемности не покидало, и это, конечно, сказалось на работе — ей делали замечание и за унылое лицо, и за апатию, и за медлительность. И хотя уволили вроде как не из-за этого, было понятно, что и из-за этого тоже.