Снегопад - А. Живой

Алексей Живой

Снегопад

Ивану Кузьмичу, как и всем пенсионерам, спалось плохо. Он ворочался с боку на бок, о чем-то мычал во сне, кого-то ловил, хватал, а потом начинали ловить его.

Проснувшись после очередной погони, где его преследовала какая-то кошмарная лошадь с белоснежными зубами и «Беломором» во рту, Кузьмич неожиданно поразился необычайному сходству этой кобылы с его покойной женой Клавдией Ивановной. Разница состояла лишь в том, что у Клавдии Ивановны зубов почти не было, в остальном же все совпадало. Лошадь даже откуда-то узнала любимую поговорку Клавдии Ивановны «Ох, Ванюша, чтобы ты без меня делал?» и повторяла ее все время, ласково прижимаясь своей волосатой губой то к левой, то к правой щеке Ивана Кузьмича.

Пенсионер сел на кровать и обхватил голову руками. Захотелось курить. Он пошарил на тумбочке, но пачка оказалась пустой. Вторая лежала на кухонном подоконнике. Пришлось идти курить на кухню. По дороге Кузьмич вспомнил дельный совет: если сняться всякие гадости, надо посмотреть в окно. Он взял пачку, открыл дверь и вышел на балкон.

Ночь была не особо холодной, но звезд на небе оказалось довольно много. Они рассыпались в полном беспорядке и перемигивались между собой, как старые знакомые. В этой звездной мешанине Иван Кузьмич решился отыскать Большую Медведицу. Но, как не старался, не мог ее найти. Попадались какие-то Лебеди, Утки, Зайцы, даже созвездие Маленького Бегемота отыскал он, но вот Медведицы все не было.

Иван Кузьмич вздохнул и медленно затянулся. Сложив из губ почти ровную окружность, он выпустил пару колец густого дыма. Кольца далеко не полетели, а застыли тут же в морозном воздухе, и распадаться явно не собирались. Нисколько не удивившись этому, Иван Кузьмич снова обратил свой взор в звездную даль.

Неожиданно неподалеку послышалось тихое сопение, после чего низкий прокуренный голос вкрадчиво произнес:

– Да ты не горюй Кузьмич, она сейчас спит. Ты ведь знаешь, медведи спать любят.

Рядом с пенсионером стояла и улыбалась та самая кошмарная лошадь. Только теперь по причине прохладной погоды на голове у нее красовалась ушанка, а шея была замотана белым пуховым платком. Иван Кузьмич робко перевел взгляд пониже. Ноги благородного животного красовались в огромных валенках воронежского пошива. Выдержав паузу, лошадь посмотрела куда-то в сторону и спросила:

– Хочешь, Ванюша, свожу тебя к ней?

– Хочу, – почему-то сразу согласился Кузьмич, а сам подумал «Сплю я, что ли?».

Он снова осторожно взглянул на лошадь. Та стояла на месте, переминаясь с ноги на ногу. Пенсионер перевел взгляд на далекие холодные звезды.

– А может и правда, тряхнуть стариной? – заколебался Иван Кузьмич.

– Слушай дедушка, – вежливо попросила лошадь, – шевели извилинами побыстрее, я ведь и околеть могу.

И Кузьмич пошевелил. Он схватил лошадь за гриву и с третьей попытки лихо взобрался на нее. Причем под ним сразу же образовалось роскошное расшитое золотом детское одеяло, заменившее ему седло. Одеялом всадник остался доволен.

По старой кавалерийской привычке Кузьмич поддал лошадь пятками по впалым бокам. Лошадь упала. Вывернув шею назад, она посмотрела на Ивана Кузьмича и вопросила:

– Что же ты, Уважаемый, над животным и измываешься?

Кузьмич ужасно сконфузился, попросил прощения и пообещал больше так не делать.

…Неожиданно повалил мокрый снег. Небо вокруг приобрело туманный оттенок и размокло. Кузьмич пожалел, что не взял с собой теплый ватник: теперь ему все время приходилось прятаться от встречного ветра за шею благородного животного.

Лошадь шла неторопливым аллюром. Ночной воздух немного оттаял, и теперь ее подкованные валенки не вышибали из него стайки льдинок.

Сидя на широкой лошадиной спине и прижав ладонь ко лбу наподобие бинокля, Кузьмич обозревал окрестности. Мимо неторопливо проплывали отдельные звездочки и целые звездные скопления. Правда, из-за налетевшей непогоды видимость намного ухудшилась, но на расстоянии нескольких десятков световых лет все различалось довольно ясно. А посмотреть было на что.

Казалось, что пространство вокруг Ивана Кузьмича наполнено движением. Везде что-то летало, кружилось, прыгало, чавкало, сопело и чихало. «Врут ученые, – подумал мимоходом пенсионер, – космос не пустыня».

Сверху донеслась какая-то возня. И, Кузьмич, подняв голову, увидел двух ангелочков, постигавших искусство воздушного боя. Один из них прикинулся аэропланом и задирал другого, отдаленно напоминавшего тяжелый бомбардировщик. Последнему надоели навязчивые приставания наглой этажерки и он, сделав петлю Нестерова, попытался уйти от преследования. Но, не успев выйти из глубокого пике, врезался в торчавший неподалеку телеграфный столб, рухнув где-то в пустынном районе черных дыр, между пятой и шестой звездой галактики лесорубов.

Иван Кузьмич продолжал свой путь и через полчаса был уже на подходе к Сатурну, когда впереди показалась пышная кавалькада.

Впереди ехал конный авангард, а за ним, погромыхивая деревянными колесами, тащилась раззолоченная карета, из глубин которой доносилось нестройное пение. На крыше, свесив ноги в начищенных до блеска сапогах, сидел гусар в синем ментике и передергивал струны гитары в такт песне.

«Наш паровоз вперед летит…» – пел гусар хриплым басом, и, время от времени, прикладывался к бутылке венгерского. «Родина моя, Белоруссия», – подтягивали ему из кареты.

Кузьмич попытался проехать мимо незамеченным, но гусар окликнул его, предложив выпить. К тому времени звездный странник уже окончательно замерз и от выпивки отказаться не смог. Всадник медленно приблизился к карете и залез на крышу, сев рядом с гусаром. Оставшись без седока, лошадь Ивана Кузьмича сразу положила свою морду гусару на колени, закрыла глаза и подхалимски помурлыкала, после чего попросила у него закурить. Гусар достал из кармана штанов мятую пачку «Стюардессы» и угостил.

– Надолго вы сюда? – поинтересовался он у Ивана Кузьмича, давая лошади прикурить.

– Как бог на душу положит, – прокашлял тот.

– Да, этот может, – посочувствовал ему гусар и стал снимать сапоги. Но в этот момент его окликнули из кареты нежным женским голосом.

– Поручик, идите к нам!!!

Гусар извинился, залпом осушил бутылку и полез внутрь.

А Кузьмич остался сидеть на крыше в одиночестве. Свесив ноги, он посмотрел вниз и попытался разыскать там Землю. Разглядев, занялся поисками своего девятиэтажного дома и балкона, который он позабыл закрыть.

– Снегу за ночь наметет, – огорчился Кузьмич, но тут же вспомнил, что он, вероятнее всего спит, и поэтому снегу намести никак не может. Но на душе все равно было неспокойно.