Задира из Броукас-Корта - Артур Конан Дойл

Конан-Дойль Артур

Задира из Броукас-Корта

В тот год (происходило все в тысяча восемьсот семьдесят восьмом) добровольческая кавалерия южных графств Центральной Англии расположилась для учений близ Лутона, и вопрос, который мучил всех до единого в лагере, заключался не в том, как лучше приготовиться к войне в Европе, а как найти человека, которого не уложит за десять раундов сержант ветеринарной службы Бэртон. Громила Бэртон, как его называли, был девяносто килограммов костей и мышц, и от легкого шлепка его руки обычный смертный падал без чувств. Нужно было во что бы то ни стало найти ему партнера под стать, потому что он уже задрал нос выше собственной драгунской каски. Для этого и отправили Фредерика Мильберна, баронета и офицера, известного больше под прозвищем Бормотун, в Лондон — узнать, не согласится ли кто-нибудь из столичных боксеров приехать сбить спесь с самоуверенного драгуна.

Боксерский ринг тогда переживал свои худшие времена. Прежние кулачные бои прекратили в бесчестьи свое существование, задушенные мерзкой толпой всяческого отребья, которое, околачиваясь вокруг ринга, несло позор и гибель достойным боксерам, сплошь и рядом скромным, по смелости и мастерству до сих пор не превзойденным героям. К честному любителю спорта, которому хотелось просто видеть бокс без перчаток, как правило липли негодяи, и защититься от них у него не было никакой возможности, поскольку, будучи зрителем, он сам оказывался участником того, что по закону считалось правонарушением. Его могли раздеть среди бела дня, отнять у него кошелек, а если он этому противился, ему могли даже размозжить голову. Увидеть бокс мог лишь тот, кто был готов проложить себе дорогу к рингу палкой или хлыстом. Неудивительно, что посещать эти встречи стали только те, кому было нечего терять.

Эра специально отведенных для бокса помещений и разрешенных законом боев в перчатках тогда еще не наступила, и бокс пребывал в каком-то странном, неопределенном состоянии. Невозможно было его контролировать и так же невозможно было с ним покончить, ибо ничто другое не влечет к себе среднего британца с такой неодолимой силой. Поэтому встречи боксеров устраивали в конюшнях и в амбарах, ездили проводить их во Францию, тайно собирались ради них на рассвете где-нибудь за городом, в глуши, и потому же пышно расцвели всякого рода эксперименты и отклонения от правил. Сами боксеры опустились до уровня той обстановки, в которой проходили встречи. Открытый, честный бокс стал невозможен, и на первое место в списке победителей попадал тот, кто громче других хвастал своими победами. Лишь по ту сторону Атлантики появилась могучая фигура Джона Лоренса Салливена, которому судьбой было предначертано стать последним чемпионом старого бокса, без перчаток, и первым чемпионом нового.

Учитывая сказанное, понятно, что капитану добровольческой кавалерии, так любившему спорт, оказалось не слишком-то легко найти в боксерских салунах и в тех из пивных Лондона, где собираются любители спорта, такого человека, который наверняка управился бы с огромным сержантом ветеринарной службы. В конце концов сэр Фредерик остановил свой выбор на Альфе Стивенсе из Кентиш-Тауна, восходящей звезде средней весовой категории; этот боксер не знал еще ни одного поражения и в самом деле мог рассчитывать на звание чемпиона. Его профессиональный опыт и мастерство вполне возмещали разницу в двадцать килограммов между громадиной драгуном и им. Надеясь на это, сэр Фредерик Мильберн его и нанял, а затем приготовился отвезти в двуколке, запряженной двумя быстроногими серыми лошадьми, в лагерь добровольческой кавалерии. Они должны были выехать к вечеру, переночевать в Сент-Олбенсе и прибыть в кавалерийский лагерь на следующий день.

Когда боксер пришел к гостинице "Золотой крест", Бейтс, маленький грум, уже держал под уздцы приплясывающих от нетерпения лошадей. Стивенс, подтянутый человек с неестественно белым лицом, сел в двуколку рядом со своим нанимателем и помахал рукой кучке собратьев; грубоватые на вид в куртках без воротников, они пришли, чтобы попрощаться с товарищем. "Удачи тебе, Альф!" — прозвучал хриплый хор после того, как юный грум оставил лошадей, вскочил на свое место позади седоков и высокая двуколка, обогнув угол, выехала на Трафальгар-сквер.

Необходимость находить для лошадей дорогу в оживленном движении Оксфорд-стрит и Эджвер-роуд настолько поглощала внимание сэра Фредерика, что ни о чем другом он был не в состоянии думать, но когда за Хендоном начались пригороды и вместо бесконечной череды кирпичных зданий потянулись заборы, он отпустил поводья и перенес внимание на человека, сидящего рядом. Отыскал его сэр Фредерик путем переписки, по рекомендации, и потому теперь разглядывал с некоторым любопытством. Уже смеркалось, но то, что баронет увидел, вполне его удовлетворило. Рядом с ним сидел настоящий боксер: могучая грудь, широкие плечи, породистое продолговатое лицо, в глубоко посаженных глазах читаются смелость и упорство. А самое главное, его пока никому не удалось победить, и потому в нем все еще сохранялась та уверенность, которая неизбежно слабеет после хотя бы одного поражения. У баронета вырвался короткий смешок, когда он подумал о том, какой сюрприз он везет сержанту ветеринарной службы.

— По-моему, ты в неплохой форме, Стивенс? — спросил он, поворачиваясь к своему спутнику.

— Так точно, сэр, могу драться не на жизнь, а на смерть.

— Судя по твоему виду, это правда.

— Образ жизни у меня такой, какой нужно, сэр, но в прошлую субботу я должен был драться с Майком Коннором, и мне для этого пришлось сбросить вес еще до семидесяти килограммов. Потом он, как побежденный, заплатил сколько полагалось, и я к тому же, спасибо ему, сейчас в самой лучшей форме.

— Очень удачно. Тебе понадобятся все твои силы — у твоего противника преимущество в двадцать килограммов веса и десять сантиметров роста.

Молодой человек улыбнулся:

— Против меня, сэр, выступали и с большим преимуществом.

— Я на это рассчитывал. Но, ко всему, он еще и страшно драчлив.

— Что ж, сэр, наше дело стараться.

Скромный, но уверенный тон, каким говорил молодой боксер, понравился баронету. Внезапно в голову ему пришла забавная мысль, и он расхохотался.

— Ей-богу! — воскликнул сэр Фредерик. — Хорошенькая будет шутка, если на дороге сегодня мы встретим Задиру!

Альф Стивенс насторожился:

— Кто он такой, сэр?

— Этот вопрос задают все. Некоторые утверждают, что видели собственными глазами, другие говорят, что это сказки, но похоже все-таки, что он существует и что кулаки у него на редкость крепкие и оставляют после себя очень заметные следы.

— И где же он живет?

— Около этой вот дороги. Между Финчли и Эльстри, как говорят. Вообще, их двое, и они выходят по ночам в полнолуние и предлагают путникам драться по-старинному. Один дерется, другой поднимает с земли упавшего. Ну а уж дерется первый!.. Случалось, находят утром какого-нибудь беднягу, а у того лицо в лепешку — так над ним поработал Задира.

Альф Стивенс оживился:

— Мне, сэр, всегда хотелось попробовать себя в схватке по-старинному, но не было случая. Пожалуй, это для меня лучше, чем перчатки.

— Значит, ты не боишься драться с Задирой?

— Боюсь? Да я бы десять миль прошел только ради того, чтобы с ним встретиться!

— Вот было бы здорово! — воскликнул сэр Фредерик. — Ну что ж, сегодня как раз полнолуние, и к проезжающим он выходит вроде бы где-то здесь.

— Если он таков, как вы говорите, — сказал Стивенс, — быть не может, чтобы боксеры его не знали, разве что он просто любитель и занимается этим только ради развлечения.

— Кое-кто полагает, что он конюх или, может быть, жокей из беговых конюшен недалеко отсюда. А где лошади, там и бокс. Если верить тому, что рассказывают, в парке, через который мы сейчас проезжаем, и в самом деле случается что-то непонятное, жуткое… эй. Осторожней, черт тебя побери!

От удивления и гнева голос у баронета сорвался и стал пронзительным. Там, где они в эту минуту ехали, дорога ныряет круто вниз, в затененную густыми деревьями ложбину, и ночью будто бы въезжаешь в туннель. Внизу, где уклон кончается, стоят по сторонам дороги два больших каменных столба, на которых днем видны пятна лишайника и ржавчины, а также геральдические эмблемы, настолько пострадавшие от времени, что кажутся теперь просто неровностями камня. Красивые чугунные ворота, косо повисшие на ржавых петлях, свидетельствуют одновременно и о былом процветании, и о нынешнем упадке старой усадьбы Броукасов, которая находится в конце заросшей сорняками аллеи. И именно из этих старинных ворот и выскочила на середину дороги энергичная фигура и ловко схватила под уздцы лошадей, и те встали на дыбы, упираясь

— Роу, подержи лошаденок, ладно? — обернувшись, прокричал человек резким голосом. — Хочу перемолвиться словечком с этим вот расфуфыренным господинчиком, пока он еще не улепетнул.