Не возвращайтесь - Ольга Репина

Ольга Репина

НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ

ЧАСТЬ 1

ЛАРА

Они танцевали, радуясь жизни, вертясь и подпрыгивая вокруг старого стола с подтеками от горячих стаканов на полированной коричневой столешнице. Несколько белых полукружий сплелись между собой, образовав некое подобие олимпийских колец, поэтому, когда в ее номере собиралась веселая компания, Юрик всегда шутил: «Ну что, олимпийцы! Сдадим нормы физподготовки по принятию спирта на одну единицу населения!». Шли веселые семидесятые, страна готовилась к Олимпиаде, поэтому даже в таких полунамеках всем виделись спортивные символы.

Лара смеялась так же заразительно, как и все остальные. Почему-то в компании даже самые большие глупости кажутся смешнее и не смеяться вроде бы и нельзя, хотя она иногда ловила себя на мысли, что в других обстоятельствах вела бы себя сдержанней. Юрик ей очень нравился, поэтому тормоз критичности был снят при первом его появлении.

Их бешеный танец был началом всего. Так казалось Ларе.

…Она случайно получила эту путевку в профкоме. Никто не хотел ехать в межсезонье в какой-то заурядный пансионат. Лара же согласилась сразу, как только их важная дама от профсоюзов предложила: «Лариса, не поедешь ли?»

Понятно, что это был не ведомственный санаторий, но и не трестовский пансионат на Азовском море. Ей, обычной чертежнице в крупном геологическом тресте, мало что светило из социальных благ. Уж очень длинная очередь более важных людей, чем Лариса Коломейко, выстраивались в очередь с заветной дверью родного профкома перед летней раздачей путевок.

Ларе не хватало романтики, которой были сыты по горло геологи, по полгода проводившие в полевых условиях. Ей всегда нравилось слушать начальников партий и главных инженеров проектов, которые, приходя по делу, задерживались у приветливых чертежниц и охотно рассказывали любопытным женщинам о производственных делах, устройстве баз, очередной выходке механика Гарбуза, местной алкогольной достопримечательности, и некоем Димыче, вечно пьяном сожителе геодезистки Натальи.

Лариса целыми днями, согнув спину баранкой и почти цепляя кальку носом, вела свои бесконечные изолинии, смеясь над шутками местных ловеласов и не более того, – все местные мужчины находились под бдительным надзором своих жен, работавших в этом же тресте. Правда, по геологическим партиям жены не ездили, считая это уделом той «черной кости», прибывавшей в город из провинции и радовавшейся любой работе, особенно, если при этом еще прилагалось хотя бы простенькое жилье.

Конечно, Лара никогда не считала себя красавицей, и место, которое определила ей жизнь, знала хорошо. У нее была своя квартира, работа. Ларисе хватало своей зарплаты: она умудрялась даже экономить. Что это значит, она хорошо понимала еще с детства: значит, была отложена энная сумма денег, значит, не были совершены некие случайные покупки в магазинах. И в результате этих несложных сберегательных операций Лара могла похвастаться то новеньким розовым плащом из кожзаменителя, то сумочкой, или даже ухитрится сшить недорогой наряд к Новому году на общую трестовскую вечеринку. Конечно, не ей равняться на жен ведущих геологов, которые сидели по нескольку лет с мужьями в странах соцлагеря. Разве мало привезли шмоток, хрусталя и ковров из Восточной Германии или Польши дамы из местной элиты, мужья которых вечно вертелись рядом с кабинетом начальника треста? Но Лара не была завистливой. Знала: и ей когда-нибудь да привалит счастье.

Однажды, когда все уже знали, что она едет отдыхать в пансионат, к ней пришла Людочка Кравец, жена начальника одной из партий. У Ларисы был срочный заказ на кальки геологических карт. Людочка, ухоженная дама под сорок, слыла в тресте весьма разговорчивой и контактной особой. И только некоторые из ее бывших друзей, столкнувшись с истинным, а не демонстрируемым Людочкиным характером, знали ей настоящую цену.

– Лариса, – певучим голоском, слегка потягиваясь и жеманничая, хотя в комнате были одни женщины, сказала Людочка. – Смотрю я на тебя, смотрю… А не пора ли тебе подумать о своей второй половине?

Все присутствующие подняли головы и осуждающе посмотрели на задавшую вопрос. Но Людочка, весьма хорошо осведомленная о причине косых взглядов, по праву человека, который знает все о тресте и его обитателях, продолжала расспрашивать слегка оторопевшую Ларису.

– Милая, ты же едешь отдыхать, вот тебе и карты в руки, – продолжала неутомимая Кравец. – Ищи себе друга, а то страшно смотреть, как такая красота пропадает.

– А чего ж она пропадает, – басом вмешалась в разговор жена механика Гарбуза, дебелая розовощекая Лена, которая тоже ожидала свои кальки. – Придет ее черед, и не надо ей никого искать. Как увидит нужного человека, так ей сердце и подскажет.

– Ну да, Елена, – съязвила неутомимая Кравец, и закатила аккуратно накрашенные глазки. – Тебе оно уже подсказало.

– Ну и язва ты, Людка, – грубо рявкнула зардевшаяся Лена. – Тоже мне, королева! Небось забыла, как мы с тобой суп на партию из тушенки варили, как Кравец твой тебе же, а ни кому-то, по морде при всех за гульки давал!

Она тяжело начала приподниматься из-за чертежной доски, веско демонстрируя утонченной Людочке свою первородную грозную женскую силу. Зная величину кулака Ленки Гарбуз, которая одним ударом сбивала спесь со своего хмельного муженька, Людочка стала постепенно ретироваться к двери.

– Да ну тебя, Ленка, – нахально отмахиваясь от наступавшей Гарбуз и превратившись из нежной кошечки в разъяренную базарную тетку, кричала Людочка. – Я же только правду! Вот скажи правду, и сразу к морде тянуться! Что за люди!

– Ты говори, да не заговаривайся! – Ленка стояла, прижав Кравец вплотную к стене своей мощной грудью и грозно сдвинув густые нещипаные брови, и приготовившись защищать Ларису. Вернее, даже не Ларису, а всех их, женщин из подсобки, ибо Людочка уже преодолела тот рубеж, который отделял чертежниц и работниц партий от дам местного «Белого дома», утонченных инженерш. – Чего пристаешь? Знаешь ведь, что человеку досталось. Чего душу бередишь?

– Ты, Лена, успокойся, – сказала Кравец, придержав мощные руки Денисьевой. – Сегодня мы у картографов выбирали самую красивую женщину треста. Представьте, все сошлись на том, что кожа и глаза лучше всего у нашей Лариски.

– У нашей Лариски, – поправила ее самая пожилая чертежница, которую все звали просто Евгеньевна, сделав акцент-ударение на слове «нашей». – Да и не привирай, знаю я тебя.

– Ох, уж мне эти знальщицы! – возмутилась Кравец. – Да я вам говорю, даже Аня Попик (ого, это уже серьезно!) согласилась, хотя и нехотя. Но вы же знаете Аню! Это же монстр в юбке, особенно, если у кого-то есть нечто лучше, чем у нее.

– Вот именно! – Евгеньевна строго посмотрела на Кравец. – Сама себе противоречишь! Делать вам там нечего, вот языками и чешете. А ведь не думаете, как эти ваши начинания отзовутся. Вы что, Аннушку нашу не знаете? Начнет теперь со своим муженьком Ларису гноить. Это ж надо! Какая-то чертежница имеет глаза и кожу лучше, чем Аня, которая из салонов красоты не вылазит и домработницу имеет. Лучше бы вы там у себя, дорогие картографини, делом занимались!

Людочка Кравец немного погрустнела, потому что замечания ее бывших подруг были весьма правильными и верными. Аня Попик была женой начальника геологического треста, и потому, а может быть по другим причинам, старалась слыть самой модной, самой красивой, самой экстравагантной, что иногда у нее и получалось: усилия прилагались для этого титанические и средств затрачивалось столько, что составило бы бюджет целого женского отдела. Естественно, чертежниц, как кандидаток на роль соперниц, она и в расчет не брала. Характер у Ани был весьма скверный, склочный, и мужа своего, грузного лысеющего Валеру, она держала даже не в кулаке, а в хомуте и полной збруе под жестким седлом. Так что разговоры про Ларисину кожу и глаза действительно, по верным умозаключениям Евгеньевны, которая двадцать лет назад обучала молоденькую Анюту многим геологическим премудростям, а потом хлебнула ее холодной надменности и неблагодарности, – были весьма неуместны.

Вдруг, во время небольшой замершей в воздухе паузы, дверь чертежной распахнулась, и показалась подтянутый, хорошо одетый, пахнущий приятным одеколоном мужчина, который сразу странно заговорил нараспев:

– О, сладкоголосая птица Люда,и ты здесь!Видимо, как и всегда, принесла ты хорошие вести!Лица людские радость вокруг тебя излучают,приветствуя каждое слово медовое,которое ты исторгаешь!

Все засмеялись, так как хорошо знали пришедшего. Людочка Кравец сконфузилась, что с нею случалось крайне редко, и, потупив глаза, принялась оправдываться перед импозантным мужчиной, хотя он и не думал ее обвинять.

– Вы, Антон Юрьевич, как всегда против меня. Ну скажите, почему я вам не нравлюсь? – она явно заискивала, и аудитория захихикала, предвкушая прилюдный разгром Кравец.