Герхард Рот, Глаз - Анна Глазова

Глазова Анна

Герхард Рот, Глаз

Анна Глазова

ГЕРХАРД РОТ, ГЛАЗ

люди - лишь одушевлённые штативы для передвижения глазных яблок. Г.Рот, "автобиография альберта эйнштейна"

1

"Я подходил к предметам вплотную с камерой в руке, пытаясь сфотографировать их вместе с аурой, но не вторгаясь в неё. Я хотел оставаться независимым от формальных правил фотографии и не делать чего-то особенного, наоборот - находить особенное в повседневном", - говорит Герхард Рот о своей работе над материалом к роману "Общепринятая смерть". И дальше: "Я увидел узор, нарисованный морозом на стекле, и провёл над ним наблюдение сквозь объектив. Я не столько исследовал красивый рисунок, сколько выучил его наизусть при помощи оптического устройства." Или (про поездку в Америку и материал к "Далёкому горизонту"):

"Всё, что я видел, я записывал в блокнот, потом только писать стало недостаточно, я начал делать снимки. Я вернулся с материалом, запечатлевшим сотни подробностей американской декорации - оставалось лишь придумать сюжет."

Образы - зрительные ощущения - исходный пункт работы над книгами для Герхарда Рота. "Кино! Марлон Брандо и Джеймс Дин на экране были для меня олицетворением жизни,"

- говорит Рот в интервью Георгу Пихлеру. Цикл романов "Архивы молчания" в большой степени спровоцирован юношеским впечатлением от "Нюрнбергского процесса". "автобиография альберта эйнштйна" частью основана на графике и картинах психически нездоровых людей, которые Рот специально изучал - с целью достижения "разрыва связи" между текстом и читателем. Материалом для серии романов, написанных на основе путешествий в Америку, послужили фотографии (около 15000 фотографий сделал Рот за 20 лет писательства) точечные отметки на координатах пространства, краткосрочные вылазки в окружающее из церебральной паутины внутреннего мира:

2

В этом контексте преднамеренным и символичным выглядит факт, мрачный жест судьбы, заставившей Рота впервые (ему ещё неоднократно предоставится такая возможность) вполне ощущить страх смерти: 1949 год, скупое послевоенное время, о конфетах думать не приходится, поэтому семилетний Герд перекатывает во рту фотографическую линзу - вместо леденца. Внезапно подавившись ею, он впадает в шоковое состояние, скованный шоком, пытается дать понять матери, что произошло, но она занята делами и не уделяет ему внимания; хорошо, что рядом оказывается его отец, - он понимает, в чём дело и вынимает линзу из полузадохшегося горла:

Неслучайностью выглядит и то, что отец трижды спас жизнь своему сыну, у которого в результате сложилось очень неоднозначное отношение к отцу - с одной стороны, Роту причиняло боль постоянное молчание отца о его военном прошлом, с другой стороны, теперь уже четырежды был он обязан отцу жизнью.

3

Нельзя сказать, что обострённое зрение преподносит Роту лишь приятные видения. С пристрастием вуайериста он коллекционирует события, а точнее их физическую оболочку, отображение на сетчатке. Затем - с тонкой эстетичностью - Рот фиксирует эти картинки, переводя их в аналоговую словесную систему. Следующий шаг: "я стою у подоконника и даю образам течь сквозь меня так, как электрический ток течёт по проводам." И текст проползает по завихрениям внутренних мозговых пространств - слово вслед за образом: ":я бреду сквозь камеры моего мозга, сам себе незнаком, вскрываю свою ореховую скорлупку, вижу ореховидное страшилище:

иногда мне слышится пирилилилимпим: лирилирипимпим - отдалённый звук рояля - но теперь продолжим движение на машине слова."

4

Как же он выглядит, скрытый мир в голове Рота, глубоко за глазными яблоками, сетчаткой, толсто сплетёнными волокнами глазных нервов?

":я был болен, моя мать умерла, и я работал над книгой, которую надеюсь полностью закончить к сентябрю, поэтому отвечаю с таким опозданием," - так начинается письмо, которое я недавно получила от Герхарда Рота, и для меня эти слова звучат прямо-таки увертюрой к его книгам. Жизнь Рота с детства ("Всю свою жизнь я питаюсь детскими страхами," - говорит Рот в уже упомянутом интервью)

полна катастроф, болезней и соответствующих реакций на эти события побега в себя от окружающих, и дальше -побега от себя: смена идентичности, алкоголь, путешествия в одиночку в незнакомые страны, обеспечивающие его новыми ощущениями, полной анонимностью, выпадением из "реальной" жизни. Результат этих "отъездов" - романы.

5

Родившийся в 1942 году Рот провёл детство и юность в атмосфере натянутого молчания, Geschitsluege, как говорят австрийцы о том времени - попытки забыть, отвергнуть причастность к фашизму и всем его кошмарам. Эмиль Рот, врач, отец Герхарда и двух его братьев, состоял в национал-социалистической партии и, несмотря на то, что отрицал всякую причастность к делам наци, и, видимо, действительно не имел несмываемых кровавых пятен на руках, в семье о своей тогдашней деятельности он не говорил вообще. Если в Германии сразу же после второй мировой войны в общественном сознании образовался (точнее - был образован) уродливой формы комплекс вины, перемешанный с амбицией и высокомерием, то в Австрии всякая историческая вина патологично отрицалась. "Мы были первой жертвой Гитлера" - эту идею выражала политическая линия вплоть до 1986 г., пока тогдашний кандидат в бундеспрезиденты Курт Вальдхайм не разрушил стену неприкосновенного молчания заявлением о причастности к наци, как своём собственном, так и государственном. Вальдхайм победил на выборах. Рот написал "Архивы молчания" - в них, среди прочего, описываются различные позиции, с которых обыватель смотрит на национал-социализм. К этому времени (1992 г.) за Ротом закрепилась слава политического писателя, которыми так славится австрийская традиция - "экспериментальная фаза" с "эйнштейном" и "Началом Первой мировой войны" осталась далеко позади:

6

От катастрофы в общественном сознании - к личным катастрофам. В 1945 году матери Герхарда со всеми 3 сыновьями пришлось отправиться из Граца в Вюрцбург-Майнбернхайм, к отцу семейства. На пути поезд, в котором они ехали, попал под огонь английских бомбардировщиков. Падающие бомбы и люди - вот первые образы из детства, отпечатавшиеся на сетчатке и в подкорке Рота с фотографической точностью на всю жизнь. Отчасти их описание вошло в роман "Общепринятая смерть".

Трижды за первые 20 лет жизни Герхард оказывался вплотную к смерти: в семь лет, когда чуть не умер, подавившись линзой от фотоаппарата, второй в 14, когда захлёбнулся в волне на генуэзском побережье, и третий - в 19, когда его сердце внезапно остановилось. Всё его детство прошло в болезнях и травмах - он перенёс 15 переломов разных костей. Двенадцати лет Рот с братом наблюдали, как двух молоденьких велосипедисток буквально в нескольких метрах от них переехал трамвай и долго тащил за собой один изуродованный труп, в то время как другой, гладко перерезанный надвое, аккуратно остывал у путей. По ночам Герду мерещились трупы, поднимающие крышку бабушкиного сундука в коридоре тесной квартирки. В 1956 году, проходя мимо кинотеатра, всегда интересовавшийся фильмами Рот зашёл (привлечённый подписью: "документальный фильм") на показ "Нюрнбергского процесса" - не имея ни малейшего представления о характере этого "документа эпохи". Одинаково сильным поражением оказались для него и ужасы концлагерей, и заключающая назидательная процедура повешенья нацистских преступников (схожим впечатлением делится герой воннегутовской "Mother Night" Ховард Кэмпбелл). Бегом прибежав домой, Рот пытается заговорить на эту тему с родителями - и - натыкается на молчание. С этого момента начинается глубокий конфликт с семьёй.

В 21 год он женат, уже будучи отцом, в 25 - имеет троих детей. Тайком от не поощряющей подобную деятельность супруги, пряча дневники ночью под подушку в квартире родителей жены, а днём - между учебниками по химии и биологии в университетской библиотеке, он начинает работу над "Записками лишнего человека".

7

"я имею ввиду исключительно синтетическую действительность в моей голове.

поcмотрел бы кто-нибудь на кошку, запертую у меня в санузле, льнущую к ножкам ванны! верёвка над ванной, прищепки, бельё на верёвке, отслоившаяся масляная краска на стенах, раковина, кран: и кроме того, кроме того, сами вздудости бетонного пола! потом - старый комод, корзина для белья, мокрая тряпка, свисшая с края ванны, слипшийся обмылок, аптечка, газовый бойлер, расчёска, щётка для волос, полотенца: мне всё прекрасно видно сквозь замочную скважину, кошкины движения, мне даже слышны звуки: кошка лапами, полотенце падает на пол: я уже несколько часов сижу у замочной скважины. я не отдаю себе в этом отчёта. зачем?

это не имеет ничего общего с действительностью."

Не очень обращая внимание на действительность, Рот сидит на краешке ванны, сочиняя "Записки", заперевшись от домашних на задвижку. Однажды в ванной прорывает трубу, и весь текст "Записок" оказывается уничтоженным. После периода отчаяния Рот начинает работу сначала - совсем по-новому, лишь реконструируя по памяти отдельные отрывки и сильно отойдя от первоначальной формы. Это будущая "автобиография альберта эйнштейна". Тем временем Рот успел забросить медицинский факультет и перейти на работу в компьютерный центр. Это находит отражение и в "эйнштейне": "я говорю на коболе. фортране и алголе. аутпут знай вылетает из моего тела. следите за агрегатом! мы обрабатываем данные в режиме realtime. и?