Долгий дождь в Щурах - Алексей Никитин

Никитин Алексей

Долгий дождь в Щурах

Алексей Никитин

ДОЛГИЙ ДОЖДЬ В ЩУРАХ

С рассветом дважды прохрипел петух и смолк в старческой задумчивости. Звякнул цепью и загремел пустой миской Жук. Кошка, спавшая рядом с Лизой, не спеша потянулась, соскочила с лежанки, и села у входной двери. Пора было вставать и Лизе. Она почти не спала ночью, а когда наконец задремала, увидела Илью. Он стоял у вишни, что посадил за огородом отец, когда у Шурки и Ильи родилась дочь. Стремительно сгущались летние сумерки. Пахло дымом.

- Не ходи в Киев, Ильку, - еще раз попросила Лиза. - Оставайся у нас.

- Счастливо, сестричка. - Лиза уже не видела его лица и улыбку угадала по голосу. - Увидимся.

Зашуршала трава, и силуэт Ильи растворился в темноте. За речкой около леса охнул филин.

- Не ходи в Киев, Ильку, - повторила Лиза.

Она разожгла плиту, накормила кур и кабанчика, вылила старый борщ Жуку. День начинался знойный и душный. Трава на дворе стояла сухая, безросая. Лязгнула клямка на дверях у Дуньки Дрючихи. По старой привычке Лиза ушла со двора в дом, чтоб не попадаться соседке на глаза. В комнате спал Витька. Лиза не знала, не считала никогда, сколько детей выросло в ее хате. После войны жила у нее Оксанка, Шуркина дочь, потом двоюродные племяшки Цыганенки. И совсем чужие прибивались. Отца Витьки, спавшего у нее сейчас, тоже Витьку, она чуть не силой забрала у матери, Катьки. А какими подругами до войны были. Катька с мужем пила последние годы так, что в хате было пусто. Ничего не было, только прусаки голодные из щелей сыпались.

- Отдай сына, - явилась к ней как-то Катька, - отдай. Ты кто? А я мать ему.

- Уйди. Он сам вернется, как ты пить перестанешь.

Потом Катька с мужем сгорели. Вместе с хатой. Так и остался Витька у Лизы. Вырос, армию отслужил. Уехал в Киев. Потом другие дети жили у нее. Потом уже и их дети... Лиза поджарила Витьке яичницу, налила стакан молока и оставила на столе. Сама пошла на огород. На дворе рядом с погребом лежала одна из ее кур. У курицы была свернута шея.

- Я им всем головы поскручиваю, - раздался из-за забора голос соседки.

- Будуть ко мне во двор лезть, - буду головы скручивать. Чуешь меня!? визжала Дрючиха.

Вот клятая баба, - подумала Лиза, но даже отвечать Дуньке не стала. Не в курице было дело. Дрюки всегда жили уверенно. При всех властях. Знали, что все им должны, просто потому, что они, Дрюки, есть. Не сомневались в этом и брали все, что считали своим. Сами становились властью. Лизе было десять лет, когда Дрюки забрали у них новую хату. Забирали под сельраду, а поселились в ней сами. Сколько лет уже, война прошла, колхоза нет больше, а Дунька так и живет в их хате. Что ей сделается? И при немцах Дрюков боялись и после. Сын Дуньки, Петро, в Фастове, в районе, в милиции начальником. Сейчас и Федька, Петров сын, законы охраняет. Они же удавятся, а хату не вернут. Правда, хата та не нужна уже Лизе. В старой доживет, не много ей осталось. Но Дрючиха, как всегда бывает с людьми, принесшими ближнему зло, ненавидит Лизу за то, что сделала ей сама, потому и душит ее кур, подсыпает в миску Жуку толченое стекло, выбрасывает в огород собранных на своей картошке колорадских жуков. Из курицы решила Лиза сварить на вечер Витьке суп. Может, лучше было к обеду, но что-то немоглось ей. То ли ночь без сна давала себя знать, то ли погода - небо затягивалось молочной дымкой, было душно, давило. Взяв сапку и ведро, Лиза опять пошла на огород. То, что раньше делала она за день, за два, теперь отнимало у нее неделю.

Время идет быстрее. Дни проходят, не успев начаться, - в этом была она уверена потому, что медленней делать работу, к ритму которой привыкла за многие годы, Лиза просто не могла. Она работала так же, как и раньше, не поднимая головы, не разгибаясь, двигалась вдоль грядок, переходя с одной на другую. Так дошла она до конца огорода. Там был пень, оставшийся от старой вишни. Вишню срубили Дрюки лет десять назад. Она своей тенью нашу картоплю закрыла, - от и все объяснения. Срубили и убирать не стали. Так и пролежал сухой ствол с ветками год, до следующей весны, пока не приехал из Киева старший Витька. Он распилил сухую вишню и вынес с огорода. Около пенька Лиза присела. Огород стоял ухоженный, аккуратный. На чистых грядках светло зеленели хвосты морковки, тянулись вверх стрелки молодого лука. Ровными рядами поднималась тщательно подгорнутая картошка. За ней тянулись по земле огурцы. Теперь надо было идти в хату и готовить курицу. Наверное, проснулся уже малой Витька. Надо посмотреть, чтобы он съел все, оставленное на завтрак. Лиза попробовала встать и не смогла. Так она сидела возле пенька от той вишни, что посадил когда-то ее отец, смотрела на свой огород и не могла уйти. То не зря мне сегодня Илько приходил, - поняла Лиза, - не зря приходил. Она вспомнила, как появился он ночью и постучал в окно их хаты. Лиза жила тогда одна. Отец, как началась война, поехал к Шурке и Илье в Киев. С тех пор прошло два месяца, а от них не было ни писем, ничего.

- Лизка, - тихо позвал Илья, - ты есть?

Лиза быстро открыла дверь:

- Илько? Откуда ты? Один?

- Один.

Не зажигая света, Лиза провела его в комнату.

- Сейчас, - заторопилась она, - у меня картошка есть и сало осталось.

- Ты рассказывай, Шурка где с дочкой. Батько?

- Уехали. Успели в последнюю неделю.

- Как уехали? - не поняла Лиза. - Куда?

- Вроде на Урал. Не знаю. Меня призвали раньше. Шура записку моей матери оставила. Путаную. Ничего не понятно, кроме того, что уехали.

- А ты откуда? - Лиза видела только темный силуэт Ильи против окна. Он сидел, устало свесив голову, и его худые плечи, словно сложенные крылья большой птицы, поднимались над головой.

- Не знаю.

- Как не знаешь?

- Нас под Гречаным высадили из поезда. Сказали окапываться. Немцев под Гречаным ждали. На другой день команда: всем садиться в поезд. Немцы вроде нас давно обошли и ушли на восток. Погрузились, только поехали - налет. Мы из вагонов высыпали, прячемся кто куда, вагоны горят, паровоз взорвался. И тут - танки немецкие.

- Когда ж это было?

- Не считал. Дней пять, наверное. Тут давно немцы?

- Неделю.

- Где-то так и было.

- Так ты неделю шел сюда?

- Пока сообразил, куда идти... Ночами шел.

- Ох, Ильку, - заплакала вдруг Лиза, - ешь скорей. Хорошо, что пришел. Останешься тут.

- Мне в Киев надо, Лиза. День пересплю, переоденусь и пойду вечером.

- Как в Киев!? - не поверила Лиза. - Ты уйдешь?

- Нельзя мне с тобой оставаться. Тут каждый человек на виду. Меня с моей жидовской мордой сразу заметят.

- А там? Думаешь, там лучше? Люди говорят, немцы в Киеве евреев убивают.

- Я в городе каждый двор знаю. И друзей много. Помогут.